– И дальше, собственно, уже и никаких событий, а только, блядь, 17 августа. «Правительство Кириенко отказалось платить по обязательствам. Начало финансового кризиса». Но прежде чем ты начнешь говорить об этом умное, давай я скажу простое.

– Давай.

– Это был у нас, кажется, понедельник? Я запомнил по тому, что вышел свежий номер «Новой газеты», а там – открытое письмо Мавроди. На первой полосе.

– В котором он сказал, что все решит, да?

– Нет, он сказал: мне неприятно, что я в розыске, а правительство РФ украло мою схему, и при этом оно не в розыске, а меня ловят. Оно строит пирамиду! И типа там есть какая-то у него формула, и по ней вычисляется прогрессия, и можно предсказать момент, когда все обвалится. И Мавроди как раз объявил, что этот момент уже настал и вот с минуты на минуту все рухнет. И он, Мавроди, получается хороший. Правительство не в розыске, ну так и от него пусть отстанут. И как раз все началось. Паника кругом… А я поехал в магазин. Купил макарон огромный ящик – такие хорошие, итальянские. И виски взял ящик – оно получалось страшно дешевое, по тому курсу.

– А чего мы так сразу до дефолта добрались? Он в августе случился. Давай пообсуждаем отставку правительства Черномырдина и Сергея Владиленыча преподобного. Чего ж мы вкратце-то сразу?

– Удивительная фигура – Владиленыч. Теперь вот федеральным округом командует… Как так? Все его коллеги, все начальники округов – такие представительные русские генералы. И вдруг среди них один – субтильный штатский еврейский интеллигент… Откуда он такой?

– Он был первый секретарь Нижегородского обкома ВЛКСМ.

Ты, Алик, обмолвился, а я сразу не заметил. Только вот когда читал расшифровку нашей беседы, почувствовал легкий какой-то дискомфорт на этом месте. Минут пять я всматривался в строчки – и только потом сообразил, что обком там был Горьковский. Как же мы далеко от этого ушли! Стеб уже еле просматривается. А сколько б было смеху тогда от такой шутки – Нижегородский обком или там Санкт-Петербургский…

– А ты Владиленыча знал тогда?

– Да-а. Конечно.

– Ты его знал как кого?

– Как первого заместителя министра топлива и энергетики в нашем правительстве.

– Ах, ну да. И еще же этот был, красавец такой, как его – ну, в Лондоне сейчас живет.

– Бревнов.

– Точно. Я его встречал там, на Западе. Похож на Ноздрева. Он и его друг Немцов – два таких Ноздрева. Где и при каких обстоятельствах ты познакомился с Кириенко, героем 98-го года?

– А мы на допросе, что ли, я не понял? У нас стилистика застольной беседы, по-моему, утеряна уже окончательно.

– Ну, это шутливый заход. А так – это формула обычного допроса.

– Я знаю.

– А, ну да, извини. Соль на раны.

– Вот я и говорю: что у нас – допрос? Шутливый заход, и особенно в главе про 98-й год. Меня как раз тогда на допросы вызывали.

– А тебя разве не в 97-м допрашивали?

– Начали – в сентябре 97-го, и так – всю осень 97-го, после весь 98-й и еще весь 99-й. И только где-то к декабрю его по амнистии прикрыли.

– Ну поверь, у меня это просто такой шутливый заход… Дурацкий в данном случае, в этом контексте…

– То есть даже суда не было. Все искали выход из положения. Они же не могли закрыть за отсутствием состава преступления через два с половиной года после того, как они его возбудили. Когда столько шоу было, когда интервью Скуратов давал налево и направо.

– В таких случаях людям чаще всего засчитывают срок, какой они уже отсидели.

– Ну я ж, слава Богу, не сидел.

– Радуйся! А еще, помнишь, такой был шутливый заход: «В жизни каждого человека настает момент, когда он должен определиться, с кем он – с братвой или с ментами».

– Это откуда?

– Не помню.

– Это не про меня. А третьего пути не существует, чтобы и не с братвой, и не с ментами? Вообще, насколько я понимаю, грани между братвой и ментами вообще не существует в нынешнем понимании криминальной субкультуры. Воровское сообщество раньше называлось не братвой. Иначе. В рамках понятий были честные воры, фраера и мусора. И по понятиям менты и воры не могли между собой пересекаться ни в какой форме.

– А сейчас – легко.

– Более того, воры не могли работать. Не могли никоим образом сотрудничать даже с цивильным государством – исполкомом, собесом, они не могли получать пенсии, пособия. Не могли пользоваться благами этого государства. Не могли жениться, детей иметь – потому что это способ, которым на тебя государство может потом надавить. То есть это полное изолирование себя от государства вообще… Это такая культура, которая выросла из казаческой традиции, когда полностью люди уходили, рвали с московским царем и жили своим умом. Они изобрели свой язык, язык офеней. После в воровскую субкультуру был добавлен и очень сильный еврейский элемент.

– Еврейский?

– Конечно. Половина фени – это же идиш. Фраер – чисто еврейское слово.

– Да. Похоже на идиш. Это означает, кажется, жених.

– Огромное количество еврейских слов в фене, ты что! Евреи шли либо в революцию, либо в бандиты. У них третьего-то пути не было – в университеты поступать. Поэтому еврейские налетчики – они и в Америке были еврейские налетчики. Еврейская мафия – она же не хуже итальянской.

– Да, и потом евреи додавили итальянцев.

– Поэтому в русской воровской субкультуре очень силен казацкий элемент и очень силен еврейский элемент. Эти два несовместимых понятия (казаки и евреи) – в воровской субкультуре соединены. Основой этой субкультуры было отрицание государства. Прежде всего – Московского государства. Неподчинение, непризнание, неповиновение. А нынешняя бандитская субкультура не отрицает государства! Можно работать, можно занимать посты, можно жениться, можно иметь детей, можно быть ментом – и в то же время быть уважаемым авторитетным вором. И эта субкультура, поскольку она более беспринципна, она более жизнеспособна, чем та, которая была раньше.

– Я сейчас только прочитал Лимона новую книжку «По тюрьмам», где он описывает, как он сидит в Саратове в централе и там ему местные бандиты говорят: «Эдик, ты такой умный, авторитетный, самостоятельный, наглый, пора тебя короновать». Ничего, да?

– Это тебе Лимонов рассказывал?

– Это в книге он написал.

– Ну, он соврет, дорого не возьмет. Но… принимается как версия.

– Так вот дальше он говорит: вы знаете, да нет, не надо, я писатель. Те: не, мы тебя будем короновать, ты очень нам подходишь. – Вы знаете, у меня есть некоторые косяки, я там писал не то иногда и описывал некоторые свои поступки, которые не совместимы со званием законника. А те опять говорят: да ладно, сейчас уже и жениться можно, уже другая система. И он говорит: я, типа, еле отвязался от них.

– Да, да… Судя по книге «Это я – Эдичка», было у него некое гомосексуальное приключение. С негром на помойке. Хотя, с другой стороны, как сказал классик, «один раз – не пидарас».

– А я потом, при случае, спрашиваю одного серьезного блатного про эту ситуацию, насколько это реально, чтоб с таким косяком короновали. Т о т говорит: да ну, ребятам просто скучно было, и они исключительно от скуки могли такое обсуждение затеять. Бывает, запускают какую-то мульку и долго потом ее обсасывают. И кто-то это может принять всерьез… Да… Шутки шутками, а Кириенко был министром и был под тобой, так? Ты его воспитывал фактически?

– Нет, погоди, – почему это он был подо мной?

– Но ты же был вице.

– Ну и что? Министерство топлива и энергетики курировал Борис Ефимович Немцов, как ты, наверное, помнишь. Если ты помнишь, его взяли на работу в следующей должности: Борис Ефимович Немцов был первый вице-премьер тире министр топлива и энергетики.

– Это он так из губернаторов сиганул?