– Но тогда не было немецкой большой политики.

– Кстати говоря, у Петра жена немка была. Екатерина Скавронская. Ха-ха! Служанка пастора Глюка из восточно-прусского Мариенбурга.

– Да. Уж ни того ли, который первый перевод Библии на латышский язык сделал? Ха-ха.

– Кстати, вполне возможно. Годы совпадают. Не так много, наверное, было пасторов Глюков в Ливонии…

– Да.

– Она дала турецкому паше, и за это Петрушу выпустили. А так бы сидел бы он в плену у турецкого султана… Она, немка, выручила русского императора.

– Выручила, да. Слушай, а сколько ж это лет прошло от вмешательства Англии в Крымскую войну до Октябрьской революции? Грубо, навскидку, семьдесят лет прошло? (70 лет – этот срок тебе ничего не напоминает?) То есть фактически случилось следующее. Октябрьская революция произошла не потому, что русские – мудаки или там они резать кого-то хотели. А просто потому, что на хера тогда империя, если миссия – impossible!

– Последний рывок был как раз незадолго до революции, в Первую мировую. К тому времени Александр Второй промежуточную задачу решил: освободил Балканы, братьев-славян, от турок. И сделал их, по сути, сателлитами России. Нас выпустили в Грецию, и следующим этапом должно было стать окончательное завоевание Балкан и выход к Босфору. Ведь разъезды казачьи при Александре Втором дошли до Стамбула. Но их вернули – потому что Англия и Франция пригрозили нам войной. Потом второй рывок был – Первая мировая война. Когда стало ясно, что задача не будет решена, похоже, уже никогда, – тут империя и развалилась.

– То есть, значит, логика железная во всем этом.

И снова это случилось через 70 лет. Видно, на столько хватает завода. Возможно, это как-то связано с длительностью человеческой жизни. Тот же дед мой, 1901 года рождения, строил империю очень увлеченно. И умер в 1992-м, через год после ее распада. То есть вот когда он, грубо говоря, в 61-м оформил пенсию и все это железное поколение ушло, их задор пропал, а дальше пошли уже совершенно не железные шестидесятники. Начались буквально шестидесятые годы, все начало сыпаться. Не потому что кто-то умный и кто-то что-то осознал или вычитал из самиздатских книжек, а просто движок заглох. И дальше тридцать лет машина ехала по инерции. И после остановилась. Видно, и в первый раз было так. Люди, которые в начале Первой мировой выходили на демонстрации за поход на Константинополь, были аналогом наших пенсионеров, которые до сих пор демонстрируют с красными флажками и портретами Сталина. И у сегодняшних, и у их предшественников были, наверное, такие же горящие глаза и такие же гнилые зубы. И та же готовность умереть за идею великой империи. Вообще же это красиво – готовность умереть за идеал.

– А после товарищ Сталин построил новую империю на базе развалившейся. Как бы обновил ее – с другой задачей: завоевать всю Европу. Ликвидировать Англию с Францией – и тогда уже спокойно заняться Босфором. И эта задача не была решена. Потому что вмешалась Америка.

– Не дают сыграть десятерную – сажают все время без лапы, без двух, без трех.

– Ха-ха!

– Обычная игра, простой преф…

– А казалось бы, на руках прекрасные карты!

– На руках – да, но игроки переглядываются…

– И там маленькая дырочка есть… И – мы получаем паровоз…

– Никакой нет ни дружбы, никакой благодарности…

– И прухи нет, что обидно! Ну нету! Вот есть маленькая дырочка. Всем, сука, такая дырочка сходит с рук, а Россия остается без лапы…

– Проиграно столько, что фактически уже надо сказать: ребята, все, этому парню нельзя больше садиться играть.

– Ха-ха!

– Не пускайте его в казино! А то он дальше прое…ет вообще все. И будет ходить с голой жопой. И, кстати, ходит уже.

– Ну, теперь тебе понятно, почему обидно за Крым? За Одессу? За Николаев? За Херсон?

– Ну, теперь-то, блядь, да! И не случайно, значит, в числе первейших вопросов – отношения с Украиной! И дальше, впритык, вот ведь забавно, – идет декларация России и Штатов о прекращении холодной войны. Это «прекращение» – как бы последний аккорд во всех этих обсдачах. Последний гвоздь в гроб великой идеи. Все, мы уже никогда не будем бороться за империю, ни в каком виде. Приехали.

– Но за либеральную-то империю мы еще поборемся! Ха-ха!

– Ну, либеральная-то уже без войны.

– Да, без войны. Это уже чисто экспансия – капитала, ментальности, образа жизни, жизненных стандартов, установок.

– Это – сколько угодно! То есть как Штаты – чтобы все жители планеты ходили в бейсболках и жрали бигмаки.

– Да! Великая американская мечта. И американский вестерн перебил французский фильм.

– Значит, что должно получиться? Что иностранцы должны ходить в лаптях? В кирзе? Говорить по-русски, щи хлебать…

– Это значит, что мы должны родить жизненный стандарт, который будет адекватен всему постсоветскому пространству.

– Жизненный стандарт – это что? По бабкам или как?

– Ну, вообще что-то такое – и по бабкам, и моральное, и материальное, все. Ну, ты понимаешь, в чем была великая американская мечта?

– Это образ жизни.

– Да. И мы должны привнести его.

– Хорошо бы его сперва придумать, а после уж привносить.

– Он сам должен сформироваться. Он сейчас и вырабатывается в России.

– Может, и вырабатывается. Тебе как партийному работнику[6] виднее. Я вот еще что хочу сказать про холодную войну. Очень выразительный термин – «прекращение». Когда речь идет о войне. В войне ведь, как известно, либо победа, либо поражение. Если одна из сторон говорит о прекращении войны, то, стало быть, это не она победила. Она, соответственно, войну проиграла! Потерпела поражение. Вот я тут снова вспоминаю Игоря Малашенко. Странно, что он мне так часто приходит на ум, при том что мы с ним всего-то раза три-четыре виделись и разговаривали… И тем не менее. Он рассказывал, что его профессия была – вести холодную войну.

– Ага.

– Он то и дело ездил в Вашингтон, сидел там по полгода, по году, писал какие-то отчеты. Я его спрашивал: «А ты ненавидел их, американцев? Это ж война, даром что холодная. Ты готов был их урыть, разбомбить?» Он отвечал: «Нет, это была игра. И они понимали, и мы, что это игра. Все это сдерживание ядерное – это было как шахматы». И еще. Он считает серьезной политической ошибкой то, что от народа скрыли факт нашего поражения в войне. Об этом следовало объявить торжественно, в президентской речи. Я себе представляю, как публика собралась у радиоприемников и ТВ и отец нации говорит: «Господа! Друзья! Товарищи! Братья и сестры! Война, которую мы вели с империализмом…»

– …проиграна.

– «Война проиграна. Прошу вас мужественно пережить поражение и не терять присутствия духа. Мы больше не великая держава, мы – побежденная бедная страна. Давайте потихонечку, ребята, работать. Надо ж как-то жить…»

– Ха-ха!

– Вот Малашенко считает ошибкой, что это не было объявлено. А ты что думаешь?

– Конечно, это ошибка. Надо было формировать комплекс побежденной Германии, побежденной Японии – тогда концентрация нации бы произошла. Люди бы поняли, что они скорее ближе друг к другу, чем дальше. А так они начали искать виноватых: этот богатый, этот бедный, а что наворовали – фигня. Не было у нас ощущения поражения, и зря: ведь поражение сплачивает.

– Да. Вот я недавно у кого-то встретил мысль – чуть ли не у Немцова, он же любит про реформу армии. Мысль такая: армию нельзя реформировать по чуть, постепенно. Если бы в 45-м из вермахта начали постепенно делать бундесвер – ни хера бы не вышло. Это был бы все тот же фашистский вермахт, просто с новой формой и новой болтологией.

– Ха-ха! Они бы все время рвались в бой.