– Забавно получается – за Чечню мы уцепились просто зубами, а что войска наши оставили Польшу, Германию и Прибалтику – это нас не беспокоило.

– Да. Потому что Чечня – внутри России. Но есть еще версия. Что в самый последний момент Дудаев якобы согласился на татарский вариант, но ему ответили – поздно. Почему наши не пошли на соглашение с Дудаевым? Что там случилось?[7]

– Увидишь Березу – спроси.

– Не, Береза в 94-м не имел значения. Так что я не очень понимаю. Но я знаю одно. Степашин тогда был начальником ФСБ, нет, ФСК оно раньше называлось. Это он вербовал ребят, сажал их в танки, и они шли в Грозный под видом автурхановцев. И они штурмом взяли Грозный! И на их плечах человек по фамилии Ерин – министр внутренних дел – должен был ввести части внутренних войск, которые были на марше. Они должны были занять Грозный под предлогом того, что надо предотвратить кровопролитие. И когда наши танки вошли в Грозный и взяли его…

– …то танки начали жечь.

– Совершенно верно, началась большая мясорубка, но наши победили, вот в чем дело. Но Ерин развернул внутренние войска – и… увел их от Грозного. Вот и все. И тогда наши штурмовые колонны, без поддержки основных сил, разбили.

– За бабки развернул?

– Не знаю. Но все равно это странная история. Когда я со Степашиным начал про это разговаривать, он сразу покрылся пятнами, начал трястись – и всего только сказал, что Ерин его предал, что он его к такой-растакой матери и что, к сожалению, он всего рассказать не может. Но в частных беседах он такие вещи говорит, уши в трубочку заворачиваются.

– Но, вообще говоря, понятно, что это удобно – иметь такую небольшую управляемую войну и все время слать туда бабки на восстановление, точнее, клепать бумаги, что якобы деньги туда ушли. И так раз за разом.

– Вот я тебе и говорю – первая война: это череда коррупции и фантастических предательств. Как пресса предала тогда русских! Практически вся! Холдинг Гусинского с завыванием подавал героев-чеченов. Моджахеды, типа, борются за независимость. А герои-моджахеды Масюк у Гуся украли, и Гусь должен был денег заплатить. И немало. Полное Зазеркалье какое-то.

– Есть версия, что все это из-за нефти.

– Хрен его знает.

– Эту версию давал Азер Мурсалиев в «Коммерсанте». И он это очень убедительно делал. Когда решали прокладывать нефтепровод из Баку через Чечню, тут же следовало какое-то нападение. Тогда передумывали и решали в пользу Турции – в которой незамедлительно что-то творили курды. Тогда снова склонялись к Чечне – и так без конца. Даты совпадают с потрясающей точностью! Я ту заметку объявил лучшей во всем издательском доме и с удовольствием выплатил Азеру солидную премию. Вообще же небольшая компактная война – это очень удобная вещь. Сколько всего на нее можно списать! Сколько всего ею оправдать! Какие можно торги с Западом устраивать! А вот я еще как-то спросил себя: «Странно, была нефть по восемь долларов за баррель, а стала по тридцать. Как это?» И выработал такую версию. Некто арабы говорят нашим властям: «Мы понимаем, что вы не можете просто так взять и уйти из Чечни. Но вы уж тогда окажите нам любезность: не давите чеченов совсем. Пусть там так потихоньку все идет как идет». Наши отказываются. И тогда арабы делают предложение, от которого невозможно отказаться: цена на нефть чудесным образом поднимается до тридцати или даже до сорока и плюс к этому – вот счастье-то! – ОПЕК допускает и нас до снятия сливок. То есть мы свою нефть начинаем продавать по тридцать-сорок! И, как легко догадаться, у нас растет ВВП. Такими темпами, что первое лицо делает серьезное лицо и призывает эти темпы даже и еще поднять! Но иногда античеченское лобби побеждает, в Чечне активизируются наши войска – и… в России случается теракт. И устраивают его скорей всего не – или не только – чечены, а в основном те ребята, которые получают комиссионные со сделки с арабами. Видимо, о чем-то таком тебе хотел рассказать Степашин, да не мог… И Манилов имел в виду что-то подобное… Но, как бы то ни было, это не наша с тобой война. Ведь мы не едем туда воевать. И ты не покупаешь танки на свои кровные и не шлешь их в Грозный. Как это делали передовые ткачихи в 1942-м.

– Ну почему, я налоги плачу, и война ведется на мои налоги.

– Налоги – само собой, а вот патриотического добровольного почина у тебя нету. Не наша это война, мы не готовы пойти на нее и там умереть. Нам эта идея не кажется уместной.

– Вот у Марио Пьюзо есть книга «Сицилиец». Она про парня, который стал как бы Робином Гудом. Он был, с одной стороны, бандит, а с другой – грабил богатых и помогал неимущим. И еще он был сепаратистом, хотел свободы и независимости Сицилии. И против него были двинуты войска, которые вели с ним боевые действия. Потом его предали…

– …как водится…

– Да. Это документальная практически вещь! Это все происходило в действительности. И вот эта модель мне сильно напоминает чеченскую войну. Я думаю, что сицилийцы, корсиканцы и чечены очень похожи. В том смысле, что то, что внешним миром воспринимается как бандитизм, мафия, отсталость и сепаратизм, с их собственной точки зрения воспринимается как семейные ценности, доблесть, геройство и приверженность обычаям.

– И баски.

– Может, и баски – не знаю только, есть ли у них кровная месть. В общем, это я в комментарии изложу.

Почему чеченцы – такой странный и необычный народ? Какие условия и исторические реалии сформировали их нрав и обычаи, так непохожие по жесткости и детерминированности на нрав и обычаи даже соседних с ними народов, не говоря уже о более отдаленных? Есть ли в мире народы, схожие по ментальности с чеченцами? Что общего у этих народов? Существует ли положительный опыт взаимодействия с этими народами? Что нужно делать, чтобы наконец прекратить это бессмысленное кровопролитие, которое чревато просто исчезновением этноса?

Данный комментарий нельзя назвать даже попыткой найти ответы на эти вопросы. Это всего лишь мысли вслух… Не более чем взгляд дилетанта на эту проблему.

«…История не знает края, который подвергался бы столь жестокому насилию. Как смерч, гуляла по острову инквизиция, не разбирая, кто беден, кто богат. Железной рукой покоряли крестьян и пастухов своей власти родовитые землевладельцы и князья католической церкви. Орудием этой власти служила полиция, в такой степени отождествляемая народом с властителями, что нет на Сицилии страшнее оскорбления, чем обозвать человека полицейским.

Ища способа уцелеть под беспощадной пятой самовластья, истерзанные люди научились никогда не показывать обиду и гнев. Никогда не произносить слова угрозы, поскольку в ответ на угрозу, опережая ее исполнение, тотчас последует кара. Не забывать, что общество – твой враг, и, если ты хочешь сквитаться с ним за несправедливость, нужно идти… к мафии…» (Марио Пьюзо. Крестный отец, книга VI.)

«…При виде солдат Маттео прежде всего подумал, что они пришли его арестовать. Откуда такая мысль? Разве у Маттео были какие-нибудь нелады с властями?

Нет, его имя пользовалось доброй славой. Он был, что называется, благонамеренным обывателем, но в то же время корсиканцем и горцем, а кто из корсиканцев-горцев, хорошенько порывшись в памяти, не найдет у себя в прошлом какого-нибудь грешка: ружейного выстрела, удара кинжалом или тому подобного пустячка?…» (Проспер Мериме. Маттео Фальконе.)

«…Старики… собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто не говорил. Чувство, которое испытывали чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истреблять их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения…» (Лев Толстой. Хаджи-Мурат.)