– Ну, у него жизнь другая – молодой парень.

– Та же ситуация была и с Мишей Михайлиным, который теперь главный редактор газеты «Газета» (далее gazeta.ru). А вот у меня, увы, все было иначе. В университет я поступил в 75-м, а настоящие газеты стали появляться только в 90-е. И вот эти пятнадцать лет для ремесла прошли практически впустую. Да… И вот в 93-м я приезжаю в Париж… В октябре, сразу после обстрела Белого дома… первый раз я там побывал тем же летом, кстати. А осенью поехал на FIAC – это ярмарка современного искусства. Ну, это в «Grand Palais», знаешь? Возле моста нашего Александра Третьего. На правом берегу.

– А правый – это где Лувр или где Орсэ?

– Где Лувр.

– А, такое здание в стиле модерн, со стеклянной крышей?

– Модерн? Скорее ампир.

– Ну, поздний ампир, ранний модерн.

– И вот мы приехали с фотографом. Из Москвы, со стрельбы, с битого стекла, там все на нервах, на измене, уже темно и слякотно… А у нас в Париже никакой тебе, понимаешь, стрельбы! Все так тихо, безмятежно… Светло, чисто, можно в белых замшевых туфлях по бульварам гулять…

– Каштаны жарят.

– Каштаны… Да… Десять франков кулек, свернутый из обрывка газетки «France soire»…

…помню совершенно сюрреалистический happening на тему Французской революции: огромная вытянутая толпа участников с транспарантами и флагами всяких оттенков красного ходила вокруг квартала в пяти минутах ходьбы от Триумфальной арки, выдвигая странное требование – чтоб рабочая неделя длилась четыре дня… При этом то и дело оглушительно взрывались мощные петарды. Я их услышал в номере своего отеля особенным ухом, которое – и недели не прошло после настоящей московской стрельбы октября 93-го – не успело еще отвыкнуть от серьезных звуков. Короткими перебежками я двинулся в сторону события. Да, думал я, что же французы – не люди? Чем они хуже нас? Отчего б и у них не случиться разногласиям между ветвями власти? Но это был не настоящий уличный бой, а простенький недорогой happening. Впрочем, его участники пытались меня убедить, что все у них взаправду, что они не артисты, а настоящие рабочие, которые на моих глазах буквально борются за свои права.

Это было более или менее убедительно – до тех пор, пока эти непонятные люди не вручили мне отпечатанный на великолепной бумаге текст песни, которую они как раз нестройным хором исполняли. Название ее было: «О-ле-ле – о-ля-ля», и дальше белым стихом: «Рабочий день чтоб был короче, тогда придется больше людей нанять, и, пожалуйста, нет проблемы занятости». Эта придурь у них настоящая, от рождения – или это режиссер перфоманса заставил их строить из себя идиотов? Простенькая эта пьеска вообще вполне достойна театра абсурда… Который, как часть современного искусства, вышел мести улицы шершавым языком плаката. Мне в этом парижском performance октября 93-го больше всего понравилось то, что стрельба была бутафорской.

– Фотограф Дима Азаров, кроме многочисленных премий, отличился еще чем? Он полетел с компанией «Longines» в рекламный тур по русскому Крайнему Северу. И там их вертолет упал. Живых осталось только двое – Дима этот и Ольга Утешева. Это во льдах, в снегу. Дима все начал снимать… Потом их нашли. Ольгу повезли в Москву и вылечили, у нее было множество переломов. А Азаров был с виду цел и невредим, но получил психотравму и ему дали отпуск. И возили ему с работы домой водку с закуской, чтоб он отдохнул и пришел в себя. И он пришел. И снова стал работать. Блестящий вообще фотограф. И вот однажды в шесть утра в Париже он стучит ко мне. Я впускаю его и ложусь дальше спать, но он закуривает, включает ТВ и начинает смотреть порнуху. Я спрашиваю – а чего ты в своем номере не хочешь покурить? Он отвечает – не могу, там пришла какая-то негритянка, ей надо уборку провести. А ты почему ее не послал на хуй? Ну как, она же работает… Уважайте, типа, труд уборщицы. Ты такое видел?

– Ха-ха-ха! Ну, это только поначалу такое было, пролетарская солидарность. Да и она хороша – пришла в шесть утра.

– Отель, как сейчас помню, был «Flaubert», 80 долларов за ночь. В каком-то переулке возле Арки.

– Ну вот это и есть те самые отели. Там горничные немного подрабатывают.

– А почему ко мне не стучали?

– Ну, ты выглядел солидней.

– Может быть. Короче, слетал я туда. А после – на Хеллоуин, в Нью-Йорк.

…несколько дней до праздника, а еще пуще в сам Halloween, Greenage вот так по вечерам гуляет – несколько интенсивней обычного. За жутко всерьез отнесшимся к торжеству Jekill amp;Hide следуют заведения, обращающие на Halloween несколько меньше внимания – но им не пренебрегающие. Бары, кафе, закусочные – везде тыквы, везде про смерть, разложение и нечистую силу, везде пьяное веселье. Но тут нужна некоторая бдительность. Вот, к примеру, на углу с Leroy Street – вниз по 7-th Avenue – гостеприимно раскрыта дверь некоего «Universal Grill», а на входе пьяненький официант, как бы в шутку одевшийся в дамское платье. Соблюдайте осторожность, а то примут за своего: внутри за столиками сидят по двое ласковые расслабленные мужики и вор куют.

Едва ли не единственное заведение общепита, которое обошлось без праздничной символики, – испанский ресторан, куда я случайно заглянул. Там можно спокойно поужинать омаром с текилой за столиком у скромной белой стены, среди строго выкрашенной в серое мебели.

– А что ж у вас нет Halloween? – спрашиваю.

– Да мы, католики, этого не любим, – ответил сдержанно метрдотель.

Не только католики! И другие конфессии не любят. Перед Halloween американская газета «Православная Русь» напоминает верующим, что «Хеллоувинъ уходит своими корнями въ языческое прошлое и продолжает являться формой идолопоклонства, въ которомъ воздается поклоненiе Сатане какъ ангелу смерти». Газета призывает христиан: «Учите своих детей. Расскажите им о корнях языческаго, сатанинскаго праздника Хеллоувинъ». И призывает бойкотировать бесовщину: «Если нужно, пусть не идутъ в школу, дабы не участвовать в приготовленияхъ к этому празднику». Вместо свечек в тыквах редакция советует лучше «возжигать лампады Спасителю, Пресвятой Богородице и всем святым». К примеру, Иоанну Кронштадтскому, который поминается церковью как раз в тот же самый день.

Действительно, Halloween происходит от древних кельтских обрядов. Кельты полагали, что жизнь рождается из смерти. Повелителем последней считался их местный бог Самхайн. Его праздник как раз и отмечался в ночь с 31 октября на 1 ноября. Время выбрано удачно: как раз начинались холода, кругом темнота, грязь, мерзость, так что настроение не очень жизнерадостное. Заодно уж кельты отмечали и Новый год – может, из экономии, чтоб два раза не садиться за стол.

Сегодняшние американцы почти в точности соблюдают кельтские обряды, едва ли себе в том отдавая отчет. Вот американский Jack O’Lantern – тыква со свечкой внутри. В таких тыквах древние разносили по домам огонь из священного костра, на котором сжигались животные – а случалось, и люди, – приносимые в жертву Самхайну. Вот переодевания в покойников: тот же Самхайн на праздник выпускал души мертвых на волю. Выклянчивание конфет: эти мертвые души были почему-то всегда голодные и в увольнении стремились отъесться. «Тrick or treat!» – восклицают колядующие американские дети. Забавный вариант перевода: «Пакость или подарок!» (Просто рэкет!) Кельты подавали, опасаясь проклятия мертвецов и конфликтов с Самхайном.

Отцам церкви такая языческая чертовщина совершенно не нравилась. В качестве контрмеры на 1 ноября был назначен День Всех Святых. Канун этого праздника на староанглийском назывался «All Hallow Even» – отсюда и произошло название маскарада. Боролись долго и упорно – но вот в Америке как-то без успеха.

А вот русский аналог Halloween исчез, кажется, бесследно. Кто у нас отмечает сейчас Навий день? Кто знает, что такое по-старославянски вообще «нав» (мертвец)? Все, что от забытого языческого праздника осталось, – это поминовение усопших во вторник Фоминой седмицы, перед Пасхой. Да и Вальпургиева ночь – когда собиралась на шабаш нечистая сила – в России тоже как-то сходит на нет: Первое мая становится, кажется, менее популярным. Правда, Масленица да Иван Купала живы пока.