Вечером в канун праздника ковчеги украшаются гирляндами фонариков, громко играют музыканты.

Хотя процессия ковчегов не проходит через районы Киото, расположенные к востоку от моста Четвертого проспекта, но и там повсюду царит веселье, не говоря уж об окрестностях храма Ясака.

У моста толпа оттеснила Тиэко, и она немного отстала от Наэко.

Она все никак не могла решить: расстаться ли с Наэко здесь или дойти с ней до дома? И вдруг ощутила, как в душе поднимается теплое чувство к этой девушке…

– Барышня, госпожа Тиэко! – Это Хидэо у самого входа на мост окликнул Наэко. – Ходили гулять в канун праздника? Одна?..

Наэко остановилась в растерянности. Но не оглянулась, не стала искать глазами Тиэко. Тиэко поспешно юркнула в толпу.

– Прекрасная погода, не правда ли? – обратился юноша к Наэко. – Похоже, и завтра она не переменится – взгляните, какие звезды…

Наэко поглядела на небо, стараясь выиграть время. Само собой, она видела Хидэо впервые.

– Недавно я допустил ужасную бестактность в отношении вашего батюшки. Скажите, вам пояс в самом деле понравился?

– М-м…

– А ваш батюшка не сердился после моего ухода?

– М-м… – Наэко не знала, что ответить, как себя вести с этим незнакомым юношей.

И все же она не пыталась искать помощи у Тиэко.

Наэко была в растерянности. Ведь если бы Тиэко хотела встретиться с этим юношей, она бы подошла сейчас к нему.

Юноша был большеголовый, широкоплечий, глаза смотрели внимательно. Человек, кажется, неплохой, подумала Наэко. Наверное, он из Нисидзин, коли заговорил о поясе, да и спина чуть сутулая, как у ткача, привыкшего работать за станком, решила она.

– Я по молодости наговорил лишнего о рисунке вашего батюшки, ночь потом не спал и все же осмелился выткать по его рисунку пояс.

– …

– Вы хоть раз надевали его?

– Мм… – смущенно промычала она.

– Вам в самом деле понравился пояс?

Мост был освещен хуже, чем улицы, да и толпа то и дело их разделяла… И все же Наэко показалось странным, что юноша этот мог так обознаться.

Близнецов трудно различить, когда они воспитываются вместе, в одной семье, но Тиэко и Наэко жили порознь и росли в совершенно непохожих условиях. Может, он просто близорукий, подумала она.

– Барышня, разрешите мне по собственному рисунку выткать для вас пояс к вашему двадцатилетию.

– Благодарю вас, – запинаясь, ответила Наэко.

– Сами боги, позволившие нам встретиться в канун праздника Гион, помогут мне в этом.

Наэко оставалось предположить одно: Тиэко не желает, чтобы этот юноша догадался, что они двойняшки, поэтому и не подходит к нему.

– До свидания, – сказала она.

– Уже уходите? Как жаль… – Хидэо был несколько обескуражен. – А пояс я все же вытку… К осени, когда листья кленов станут красными, – настойчиво повторил он перед тем, как проститься.

Наэко поискала глазами Тиэко, но той нигде не было видно.

Собственно, ее нисколько не заинтересовал разговор юноши о поясе. Душа Наэко ликовала от встречи с Тиэко, которая, как она считала, произошла по воле богов. Склонившись к парапету моста, она некоторое время любовалась отражавшимися в воде огоньками.

Потом медленно пошла вдоль перил в сторону Четвертого проспекта, намереваясь помолиться в храме Ясака.

Дойдя до середины моста, она увидала Тиэко, беседовавшую с двумя молодыми людьми.

Она чуть не вскрикнула от неожиданности, но не подошла.

Некоторое время Наэко исподтишка наблюдала за ними.

О чем они разговаривают? – думала Тиэко, глядя на Наэко и Хидэо. Она сразу же догадалась, что Хидэо обознался, но как поведет себя эта девушка, оказавшись в столь щекотливом положении?

Может, следует подойти к ним? Но она сразу же отказалась от этой мысли. Мало того, услышав, как Хидэо обращается к девушке, произнося ее имя, Тиэко тотчас постаралась скрыться от них в толпе.

Почему она так поступила?

Душевное смятение, какое она испытала, встретившись с этой девушкой перед ликом божества у священного ковчега, оказалось более глубоким, чем волнение Наэко. Та хоть знала, что у нее есть сестра-двойняшка, и разыскивала свою сестру – младшую или старшую. А Тиэко такого и представить себе не могла. Все случилось чересчур неожиданно, и она не успела еще разобраться в себе, не успела почувствовать откровенную радость, какую испытала Наэко, отыскав сестру.

Сегодня она впервые узнала от Наэко, что ее родной отец разбился насмерть, упав с криптомерии, а мать вскоре тоже ушла вслед за ним в мир иной. Горе потери болью отозвалось в ее душе.

Иногда ей случайно удавалось услышать шепоток соседей, будто она подкидыш. Но Тиэко старалась не думать о том, кто ее настоящий отец, где он сейчас. Сколько ни думай – все равно не узнаешь. Да и стоило ли терзаться, если Такитиро и Сигэ так самозабвенно любили ее.

То, что нынче вечером в канун праздника поведала ей Наэко, не принесло Тиэко радости. Но она ощутила, как в ее душе зарождается теплое чувство к сестре.

«Она чище меня душой и простодушней, трудолюбива и крепка физически, – рассуждала про себя Тиэко. – Когда-нибудь, может статься, она будет моей опорой…»

Вот какие мысли мелькали у Тиэко в голове, когда она рассеянно брела по мосту Четвертого проспекта.

– Госпожа Тиэко, госпожа Тиэко! – неожиданно донесся до нее голос Синъити. – Куда это вы идете одна? Вы так бледны. Что-нибудь случилось?

– А, это вы, Синъити? – Тиэко не сразу отозвалась, словно была где-то далеко-далеко. – Я часто вспоминаю: вы были так милы тогда, в праздник Гион, в наряде послушника.

– Ох, это было ужасно! Но теперь остались только приятные воспоминания.

Синъити был не один.

– Мой старший брат, учится в аспирантуре, – отрекомендовал он своего спутника.

Внешностью старший брат был похож на Синъити, но его поклон показался Тиэко несколько бесцеремонным.

– Синъити в детстве был слабенький симпатичный мальчуган и такой красавчик, ну прямо девочка! К тому же и глуповат – наверное, поэтому его выбрали на роль послушника в праздник Гион. – Он громко расхохотался.

Они подошли к середине моста. Тиэко тайком поглядывала на брата Синъити.

– Тиэко, вы сегодня и вправду плохо выглядите – такая бледная и печальная, – встревожился Синъити.

– Просто здесь такой свет на мосту, – сказала Тиэко. – А потом, взгляните, сколько народу, и все веселятся, вот одинокая девушка и кажется вам печальной. Не беспокойтесь, мне хорошо.

– Нет, здесь что-то не то. – Синъити подвел Тиэко к парапету. – Обопритесь о перила.

– Благодарю вас.

– Тут посвежее, хотя ветра с реки почти нет.

Тиэко прижала ладони ко лбу и закрыла глаза.

– Синъити, а сколько вам было лет, когда в праздник Гион вас нарядили послушником и усадили на ковчег?

– Дайте подумать… Наверное, лет семь. Помнится, это было за год до того, как я в школу пошел…

Тиэко молча кивнула. Она сунула руку за пазуху, чтобы достать платок – лицо и шея у нее были в холодном поту, – и обнаружила платочек, принадлежавший Наэко.

– Ах, – не сдержала она возгласа удивления и ощутила, что он еще влажен от слез Наэко. Держа платочек в руке, Тиэко не решалась его вытащить. Потом она сжала его в комок, вытерла лоб и поспешно сунула обратно. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.

Синъити глядел на Тиэко с недоумением. Он знал: не в ее манере грубо сминать платок и в таком виде класть его за пазуху.

– Тиэко, вам определенно нездоровится: наверное, жар или озноб. Возвращайтесь-ка поскорее домой – мы вас проводим, не так ли, брат?

Тот молча кивнул. Он все это время не спускал глаз с Тиэко.

– Стоит ли? Мой дом совсем рядом.

– Тем более нам не составит труда проводить вас, – решительно сказал брат Синъити.

Они покинули мост и направились к дому Тиэко.

– Синъити, а вы знали, что я шла за вашим ковчегом? – спросила Тиэко.

– Помню, конечно помню, – откликнулся Синъити.