Женщина заплакала.

Рана мужчины оказалась серьезной. Мужчина и его семья не простили женщину. Они подали в суд, и женщину арестовали.

Когда женщина была в тюрьме, перед ней разверзлись небеса, и Бог явился ей.

Когда женщина находилась в тюрьме, туда доставили девушку, которая в припадке ревности убила своего возлюбленного. Когда она узнала, что у ее сокамерницы есть ребенок, она стала ей страшно завидовать.

– Я хотела родить от него. Больше не смогу. Я убила его, – прижалась она к женщине и заплакала. – Я больше не смогу родить. Никогда не смогу. Ни от кого не смогу. Когда я выйду из тюрьмы, будет уже поздно, старой стану. Это мой смертный приговор. Хочу родить – от любого, хоть как-нибудь.

– И на все согласишься?

– Рожу хоть от кого.

– Тогда я помогу тебе.

– Ты же женщина!

– Я скоро отсюда выйду. Подожди немного, я помогу тебе.

Женщина вышла из тюрьмы. Она навестила девушку. Та забеременела.

Тюрьма недоумевала. Девушка не признавалась, от кого она понесла. И вообще – как могло случиться такое? Проверить стражников и всех других мужчин, служивших при тюрьме? Но все охранники были женского пола, и ни один мужчина к девушке не приближался. Выйти за тюремные стены она тоже не могла.

Монахиня из тюремной церкви не объявила, что случилось чудо, что это было беспорочное зачатие, что ребенок был дарован Богом.

Мать обрела спокойствие и кормила девочку грудью. Своей помощнице она написала благодарственное письмо. Та же в тюрьме никогда больше не появлялась.

Девочку удочерили, у нее было счастливое детство. Теперь она прогуливалась перед церковью святого Павла. Теперь, когда ее мать была на свободе и она могла встретиться с ней, когда пожелает, ей рассказали историю ее рождения.

Молодой человек был сыном той самой женщины, которая в припадке безумия хотела убить его. Его отец раскаялся, простил мать, они поженились.

– Потому что мой отец спас меня и был ранен? – спросил молодой человек.

– Да, – ответила девушка. – У меня нет отца, но я рожу ребенка, у которого будет отец.

Молодой человек согласно кивнул головой, и они пошли дальше.

«И пустил змий из пасти своей вслед жене воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей».

В листве дуба запуталось серебряное солнце.

Ногути поднял голову – свет ослепил его. Проморгавшись, он снова посмотрел наверх. Солнца видно не было, свет имел своим источником междулиственные бреши.

Ствол дуба был невероятно толстым и высоким – он был намного мощнее собратьев, обступивших его. Солнце на западе. Ветви тянутся вверх. За ними закатывается летнее солнце.

Листва густа, за нею не видно солнца. Оно растекается по листьям. Ногути привык думать, что на высоте в тысячу метров темные листья японского дуба светлеют на западный лад. Под западным солнцем листья становятся прозрачными. Ветерок колышет их, вызывая переливы света.

Но сегодняшним вечером листья недвижны, в ветвях замер свет.

«Что это?» – спросил Ногути вслух. Его поразило темнеющее небо. Это не был тот цвет, когда солнце еще плутает в ветвях. Нет, это был цвет, который оставляет после себя только что зашедшее солнце. Серебро сообщалось листьям белым облачком за рощей – оно сияло под зашедшим за гору солнцем. Волны гор слева за рощей покрылись черно-синим.

Серебро в кронах вдруг исчезло. Зелень перелилась в черноту. С вершины дуба сорвался белый конь и поскакал по серому небу.

Ногути вскрикнул. Но на самом деле он не был испуган. Это видение уже посещало его.

«Она снова скачет, и на ней снова это черное платье».

Женщина скакала на белом коне, складки ее черного платья развевались. Они парили над хвостом коня и были продолжением черного платья, но все же они представляли собой нечто раздельное. Не успел Ногути спросить себя, отчего так, как видение улетучилось. Но ритм бега белого коня запечатлелся в сердце. Движения его были неспешны, но полет – изумительно быстр. Причем двигались только ноги. Копыта были заострены.

«Что это за длинная черная накидка? Или это вовсе не накидка?» – беспокойно спрашивал себя Ногути.

Когда Ногути заканчивал начальную школу, вместе с Таэко они играли и рисовали в саду, живая изгородь которого была образована цветущим олеандром. Нарисовали они и коня. Таэко нарисовала коня, который скакал по небу. Поэтому Ногути нарисовал такого же. Таэко сказала:

– Это конь, который ударил копытом в гору, и из нее забил святой источник.

– А крылья ему не нужны? – спросил Ногути. На его рисунке конь был крылат.

– Нет, не нужны. Но копыта у него острые.

– А кто на нем скачет?

– Это я скачу. Конь белый, а платье на мне розовое.

– Разве ты можешь скакать на коне, который ударил копытом в гору, и из нее забил святой источник?

– Могу. А у твоего коня хоть и крылья, а всадника нет.

Ногути торопливо пририсовал мальчика. Таэко наблюдала за ним.

Вот и все. Ногути женился вовсе не на Таэко, у него народились дети. Прошли годы, он про нее позабыл.

Но как-то бессонной ночью он вдруг вспомнил про Таэко. Сын Ногути провалил вступительные экзамены в университет и теперь сидел за книгами до глубокой ночи. Ногути беспокоился за него и тоже не мог заснуть. Во время бессонных ночей Ногути ощутил тоску. У его сына будет следующий год, у него есть мечты, он не спит ночами. Его отец валяется в постели и тоже не спит. И не потому, что это может помочь сыну – просто у него своя собственная тоска. Она настигла его и больше не отпускала. Она проросла в него своими корнями.

Ногути перепробовал разное, чтобы избавиться от бессонницы. Среди прочего пробовал думать о чем-нибудь спокойном или предаваться воспоминаниям. И вот однажды он вспомнил Таэко с ее белым конем. Он не помнил рисунка в деталях, и потому ему представлялся вовсе не этот детский рисунок: своими закрытыми глазами он видел белого коня, скачущего по кромешно-черному небу. «Это Таэко? И на ней розовое платье?»

Белого коня на небе он видел отчетливо, но вот всадника разглядеть никак не мог.

Бег коня замедлился, и он стал растворяться где-то вдали. Ногути тоже погрузился в сон.

С тех пор появление белого коня стало означать для Ногути, что он вскоре заснет. Бессонница случалась с ним часто. После какой-нибудь неприятности. Или после того, как понервничает.

Уже много лет белый конь спасал Ногути в бессонные ночи. Конь был ослепительно бел, но одежда всадницы была черной. И к девочке в розовом платье она не имела никакого отношения. Облик женщины в черном становился с годами все расплывчатее и таинственнее.

Впервые Ногути был не в постели, когда ему явился белый конь, – он просто сидел на стуле. Впервые за женщиной в черной одежде развевался длинный черный шлейф. И в этом шлейфе была какая-то черная тяжесть. «Что это?»

Ногути смотрел на серое небо – белого коня уже не было.

Он не видел Таэко уже сорок лет. И никаких известий о ней не приходило.

В последние годы Нода Санкити взял за обыкновение проводить в полном одиночестве в одном шикарном токийском отеле время с вечера первого дня Нового года и до утра третьего января. Название отеля вызывало уважение, но сам Санкити именовал его так: отель «Видение».

«Отец отправился в свое „Видение“» – так ответствовали его сын с дочерью тем визитерам, которые приходили поздравить его с Новым годом. Визитеры воспринимали это как некую шутку, призванную скрыть местонахождение Санкити. Некоторые же говорили: «Это чудесное место. Там очень славно проводить праздники».