Со слов Каё Тамура сумел в точности запомнить очередность этих заведений на всем их пути, проходившем через несколько кварталов. А потом они придумали такую игру – угадает ли он, мимо какого магазина они сейчас проходят. А когда открывалось что-нибудь новое – мебельный магазин или ресторан, – Каё обязательно извещала о том слепого. Каё догадывалась, что Тамура придумал эту не слишком интересную игру для того, чтобы развлечь ее во время скучной прогулки. Но все-таки ей было удивительно, что слепой может знать, где они находятся. Потом она привыкла и к этому.

И тем не менее… Это было, когда ее мать уже заболела. На обратном пути Тамура спросил:

– Это ведь похоронная контора? Скажи мне – есть ли в витрине искусственные цветы?

Каё будто кипятком ошпарили. Она пристально взглянула на Тамура.

Он же, как ни в чем не бывало, спросил:

– У твоей сестры глаза красивые?

– Да, красивые.

– Самые красивые на свете?

Каё промолчала.

– Красивее, чем у тебя?

– Почему вы спрашиваете?

– Почему? Потому что муж твоей сестры был слепым. Потому что после его смерти она имела дело только со слепыми. Потому что ваша мать – тоже слепая. Поэтому Тоё и решила, что ее глаза – самые красивые.

Почему-то Каё запомнился этот разговор.

«Проклятие слепоты падает на три колена», – частенько со вздохом повторяла Тоё так, чтобы мать могла слышать ее. Она боялась рожать от слепого. Вряд ли ее ребенок будет слепым, но она боялась того, что, если это будет девочка, она снова выйдет замуж за слепого. Сама она вышла замуж за слепого потому, что ее мать была слепой. Среди зрячих у нее знакомых не водилось. А потому она боялась, что ее зять окажется зрячим. После того, как муж Тоё умер, мужчины зачастили к ней. Но только все они были слепыми. Слух о ней передавался только между слепыми. Все в доме были почему-то уверены, что, если продать тело зрячему, это тут же станет известно в полиции. Деньги на содержание слепой матери должны были приходить только от слепых.

Один из них и привел с собой Тамура. Он был не как все – молодой богач, пожертвовал уйму денег на школу для слепоглухонемых. Так получилось, что Тоё стала принимать только его одного. Она считала его за полного идиота. Он же, пребывая во всегдашней меланхолии, любил поговорить с ее матерью.

И вот мать умерла. Тоё сказала: «Ну вот, слепых больше нет. Мы свободны».

Вскоре в доме появился повар из европейского ресторана неподалеку. Он был ужасен. Видя его, Каё сжималась от страха. Потом Тоё распрощалась с Тамура. Каё вышла провожать его в последний раз. Когда поезд стал набирать ход, Каё ощутила пустоту – будто жизнь ушла из нее. Она дождалась следующего поезда. Она не знала, где живет Тамура. Но она столько раз держала его за руку и шла вместе с ним! Ей казалось, что она знает дорогу к его дому.

Я жил в горной гостинице на горячих источниках. В мой номер ворвалась трехлетняя дочка одного из постояльцев. Не говоря ни слова, она схватила со стола серебряную коробочку с карандашом и убежала.

Через какое-то время в комнату вошла горничная.

– Это ваш карандашик?

– Был мой. Да только я его подарил малютке.

– Мы обнаружили его у ее няни.

– Наверное, она отобрала у девочки карандаш. Но я подарил его ей.

Горничная рассмеялась. Выяснилось, что карандаш был обнаружен на самом дне дорожной корзины няньки. Причем все вещи в этой корзине были ворованные. Например, принадлежащая постояльцу коробка для визитных карточек, нижнее белье хозяйки, деревянный гребень и заколка горничной, несколько банкнот…

Где-то через пару недель горничная вновь обратилась ко мне: «Такого ужаса у нас никогда еще не случалось. Эта нянька опозорила всех нас!»

Клептомания няньки становилась все тяжелее. Поскольку она покупала в деревенской лавке какие-то умопомрачительные наряды, оттуда дали знать в гостиницу. Хозяйка поручила горничной допросить няньку. «Она мне и говорит – ну, если так, лучше я сама с хозяйкой поговорю. Сказала так и убежала. Она имела в виду, что, как же, буду я какой-то там горничной душу открывать!»

Согласно словам горничной, нянька сидела перед хозяйкой, вертела головой и беспечно рассказывала, как и что она похищала. Выходило, что у гостей и хозяев она похитила вещей и денег на общую сумму около 150 иен. «Говорит, нашила себе разных там кимоно, а потом погрузила свою маменьку в авто и отвезла в больницу».

Когда управляющий отвез няньку домой, родители приняли ее со спокойствием и без ругани.

Сразу после того, как исчезла прелестная нянька, съехал и я. Наш конный экипаж нагнал автомобиль – будто стрела пронзила зеленый наряд леса. Возница свернул на обочину. Машина затормозила. Из нее выскочила разнаряженная нянька. Она подбежала к экипажу и прямо закричала от радости: «Вот здорово, что я вас встретила! А я как раз мать везу к доктору в город! У нее один глаз почти ничего не видит! Перебирайтесь-ка к нам, я вас до станции подброшу».

Я спрыгнул на землю. Лицо няньки светилось от радости. Сквозь окно автомобиля белела наглазная повязка ее матери.

Китани читал книгу по лингвистике. Американский ученый доктор Раш сообщал следующие факты.

Был такой итальянец – профессор Скандила. Он вел занятия на итальянском, французском и английском. Умер от тропической лихорадки. В тот день, когда он заболел, он разговаривал только по-английски. В разгар болезни – только по-французски. С приближением смерти стал говорить только на родном итальянском. Температура и все такое – он делал это совершенно бессознательно.

У одной женщины наступило временное помутнение рассудка. В самом начале помешательства она говорила на ломаном итальянском. Когда ей стало совсем худо, заговорила на французском. Когда стало чуть полегче, перешла на немецкий. И только когда стала совсем выздоравливать, вернулась к родному итальянскому.

А еще в книге говорилось про пожилого лесничего. Ему пришлось жить в Польше только в детстве. После этого он переселился в Германию. В течение 34 лет он не только не разговаривал по-польски, но даже ни одного слова на родном языке не слышал. Можно сказать, что язык своего детства он полностью позабыл. Но в один прекрасный день, находясь под наркозом, он целых два часа бредил, молился и распевал песни по-польски.

Следующую историю поведал доктору Рашу его знакомец, по национальности немец, который был пастором в лютеранской церкви города Филадельфия. В южной части города проживала колония престарелых шведов. Они переселились в Америку уже пять или шесть десятков лет назад, и с тех пор им редко предоставлялась возможность поговорить на родном языке. Никто из посторонних и не думал, что они способны разговаривать по-шведски. Но когда старики стали умирать, то перед кончиной все они как один читали свои детские молитвы – будто бы память детства оживала в них.

Вот такие лингвистические данные. И о чем интересном способны они сообщить нам?

Психолог вам ответит: «Это частный случай изменений, произошедших в механизме памяти».

Однако человек, читавший эту книгу, обладал более чувствительным складом души, и ему хотелось более человеческого ответа на вопрос, почему старик перед своей кончиной обречен прочесть молитву на родном языке.

Что такое слова? Это всего лишь знаковая система. А что такое родной язык?

«Появление разных языков обусловлено тем, что одно примитивное племя желало скрыть от другого племени свои секреты».

Есть книжки, в которых утверждается именно это. И что тогда получается? Человек повязан по рукам и ногам своим древним изобретением. И он вовсе не собирается выпутываться из этих сетей. Наоборот – только благодаря этим путам и жив человек. Но своими древними предрассудками человек оказался привязанным к стволу истории настолько крепко, что от него одни косточки остались. И если распустить узел – этот, с позволения сказать, скелет рухнет на землю. И стариковская молитва служит тому подтверждением.