– Ног у меня нет, но я видел столько секретов, сколько не достается на долю обычного человека. У меня две жизни – вы, мои ученики, и те люди в больнице. Ученики до сих пор почитают меня за дипломата. А потому радоваться и плакать мне пришлось больше с моими больничными друзьями. Через этот прибор их добродетели и грехи являются в преувеличенном размере. Ты знаешь все – как Бог, но ты и одинок, как Бог. Но с вашей помощью я теперь могу выносить и вердикты. Переходим ко второму акту.

Второй акт не имел с трагедией ничего общего. В ординаторской находился врач, который был всегда занят тем, что рассматривал что-то в микроскоп.

– Микроскоп – это ведь тоже орудие не человеческое, но божественное. В нем тоже заключена любовь к трансформациям, – сказал месье Поль, и щеки его заалели.

А на лице у этого врача между тем красовался шрам – от правого уха до щеки. Результат какого-то неудачного опыта. Одна из сестер была в него влюблена. Однако он считал себя уродом и потому не обращал на нее никакого внимания.

План учителя заключался в том, чтобы С. вызвала по телефону этого доктора влюбленным голосом медсестры.

– Дело в том, что я здесь на работе недавно, а потому… – только и смогла выжать из себя С.

– Ну что ж, продолжение второго акта назначается на завтра.

Выпив в кафе гостиницы чаю, мы снова поднялись к учителю. Он жестко приказал С.:

– Убедительная просьба. Скажи по телефону, что ты намереваешься выйти замуж за студента.

С. покраснела, но выражение лица у учителя было самое решительное.

– У меня важное сообщение. Дело в том, что я решила выйти замуж за одного студента.

Потом С. вдруг сделала шаг назад и сказала во весь голос – так что ее собеседника на том конце провода перестало быть слышно:

– Это мама!

На том конце провода была мать С. Учитель соединил ее не с больницей, а с домом. Месье Поль сузил глаза и рассмеялся:

– Завтра тебе предстоит играть роль влюбленной женщины. Поэтому я решил, что тебе нужно влюбиться уже сегодня.

Мы тут же ушли. Камфорные деревья горели под закатным солнцем. Откуда-то сверху доносилась песенка месье Поля:

– Что мне делать? Как я домой вернусь?

– Пошли к морю.

По широкой мостовой мимо нас пронесся автомобиль. В автомобиле была та самая женщина со скамеечки на больничной крыше. Она сидела, тесно прижавшись к своему любовнику. Выходило, что учитель просчитался. Видно, они поверили, что мужу стало все известно. И им стало все равно. Интересно, видит ли сейчас их и нас наш безногий француз? Я чуть прижался к С. Страсть, исходившая от пронесшегося автомобиля, передалась и мне. И здесь подзорная труба с телефоном осечки не дали. Теперь и у меня появилась любовь. Я обернулся. Над гостиницей кружила тройка голубей.

Будущей танцовщице, разумеется, не нравилось таскать петушков под мышкой. Даже когда было уже темно. Девушка отнюдь не была птичницей. Зато ее мать выращивала курочек. Если девушка станет великой артисткой, возможно, и ее мать бросит это занятие.

«Выделываете физкультуру прямо на крыше! Совершенно голые!» Мать была возмущена. «Не одна или две, вас там пятьдесят человек было! Словно школьницы какие! Ну не совершенно голые, но ноги-то все равно голые!»

Плоская бетонная крыша была залита весенним солнцем. Юная танцовщица ощущала, как вытягиваются руки и ноги – словно ростки бамбука. «Как школьницы, говоришь… Да сейчас на открытом воздухе никто никакой физкультурой уже не занимается».

Мать пришла встретить дочь к дверям раздевалки. «Петух ночью закукарекал. Я подумала, может, что с тобой стряслось».

Мать ждала, пока не кончится репетиция.

«Завтра мне предстоит выступать голой», – хотела признаться дочь. Но вместо этого сказала: «Сюда приходил какой-то странный человек. Там, где ты меня ждала – душевая рядом. Мне сказали, что он там стоял целый час, все что-то высматривал. Окно там матовое и расположено высоко – даже никаких теней не видно. Так, только капли по стеклу текут. На них, говорят, и смотрел».

«Вот потому петух и волновался», – сказала мать.

Есть такой обычай – относить петуха, который закукарекал ночью, в буддийский храм в районе Асакуса. Храм посвящен богине милосердия Каннон. Считается, что таким образом можно отвадить несчастье. Вот и получается, что все те петухи, которые бродят возле храма в компании с голубями, оказались там по этой причине.

Юной танцовщице пришлось вечером следующего дня зайти домой, забрать петуха и отправиться в храм. Она шла через район Хондзё, потом перешла по мосту Кототои через реку Сумидагава и попала в Асакуса. Петуха, завернутого в платок, она держала под мышкой.

Когда девушка, стоя перед храмом, развернула платок, петух вывалился на землю, растопырил крылья и поспешно умчался неведомо куда. «Идиот!» Ей стало жалко петуха – наверняка забился под какой-нибудь куст. Она стала искать его, но не нашла. Тут танцовщица вспомнила, что ей было велено помолиться. «Дорогая Каннон! Может, ты была танцовщицей в прошлом рождении?» Девушка склонила голову. Когда же подняла глаза, ей пришлось удивиться: несколько петухов мирно спали на ветках высокого дерева.

«Что там с моим петушком?» – танцовщица остановилась перед храмом Каннон. Она шла в театр. Вдруг она увидела, как ее петух приближается к ней. Она покраснела и бросилась наутек. Петух побежал ей вдогонку. Люди, гулявшие по парку, остолбенели при виде этой странной сцены.

Шли дни, петушок, гуляя среди людей, одичал. Он даже выучился немного летать. Его крылья посветлели от налипшей на них пыли. Вместе с голубями он выискивал в земле зернышки с видом вполне независимым – словно юные бродяги, шатавшиеся по Асакуса. Бывало, что бодро запрыгивал и на ящик для пожертвований, стоявший перед статуей Каннон.

Танцовщица же к Каннон больше не захаживала. Что толку – все равно петух уже забыл ее.

У матери в доме вылупилось два десятка цыплят. Они-то могли пищать даже ночью – в этом не было ничего предосудительного. «Вот и человеческие детки ночью плачут. Ну и что такого? А вот если взрослый ночью заплачет, тогда дело плохо».

Девушка произносила эти смешные слова, которые теперь стали что-то значить и для нее самой.

Танцовщица часто гуляла с мальчиками. Если ты не выдающаяся балерина, то тебе приходится гулять со школьниками.

Когда она однажды вернулась домой, мать сказала: «Что-то не так. Снова петух ночью закукарекал. Отправляйся-ка в храм».

Девушка похолодела. Улыбнувшись, ответила: «У нас вылупилось ровно двадцать цыплят. Так что, наверное, мне такое разрешение вышло – с двадцатью мальчиками гулять. Мне этого до самой смерти хватит».

Однако она ошиблась. Крик петуха означал совсем другое.

Когда девушка несла под мышкой завернутого в платок петушка, за ней пошел какой-то странный человек. Девушке было не столько страшно, сколько она стеснялась своего нелепого вида. А потому, вообще-то говоря, нам следует погромче закричать, чтобы предупредить ее. Вид у нее был весьма растерянный, так что незнакомец выбрал самый подходящий момент.

«Послушайте-ка, уважаемая, не согласитесь ли вы поучаствовать в одном мероприятии, которое принесет нам кучу денег? Должен признаться, что я каждый день роюсь в мусорных ящиках вашего театра. Нет-нет, я и не думаю найти там что-нибудь материальное. Мне нужны всего лишь бумажки – те клочки адресованных танцовщицам любовных записочек, которые выбрасываются туда в достаточном изобилии».

«О чем это вы?»

«Понимаешь, мы могли бы шантажировать идиотов, которые шлют такие письма. А если бы у меня была помощница в театре, задача сильно бы облегчилась».

Наша знакомая попыталась убежать. Но мужчина крепко схватил ее за локоть. Она попыталась отмахнуться той самой левой рукой, под мышкой которой находился петушок. В общем, в лицо мужчины полетел платок со всем его крылатым содержимым. Мужчина убежал. Он не знал, что это был обычный петух.