– Ты что, серьезно, хозяин дома? Тебе же нужно будет писать мамочке и просить разрешения.

– Если вы будете заводить разговоры о моей матери, я вам немедленно откажу. Вы снимаете дом именно у меня.

– Ну хорошо, и сколько же ты хочешь?

– Пять иен вас устроит?

– Смотри, конъюнктуру знает. – Лицо адвоката несколько посерьезнело. – Пять иен – это дороговато. Может быть, сойдемся на трех?

– Нет так нет, – отрезал мальчик. И вид у него был такой, что он готов тут же развернуться и убежать играть в поле за этим самым домом. Адвокат понял, что проиграл мальчишке без всякого сопротивления. Дело в том, что этот дом возле уездной управы был ему нужен.

– Плату за этот месяц попрошу внести вперед.

– Платить тебе?

– Мне. – Мальчишка важно кивнул – настоящий владелец недвижимости. На его губах было заиграла довольная улыбка, но он решительно стер ее. Деньги были для него делом новым, и вся эта коммерция страшно интересовала мальчишку. Адвокат был вторым в его жизни деловым партнером.

В связи с родами старшей дочери мать уехала в Токио. Она отсутствовала уже три месяца. Она велела сыночку приехать в Токио, но денег на дорогу не слала. Поэтому за парнем смотрели соседи. К ним приходил старьевщик. Мальчишка затащил его к себе и продал ему старые журналы и тряпье. После того, как он продал ему и котелок, игра увлекла его. Он облазил нищий дом и продал даже выходной костюм покойного отца. Если он скопит пять иен, ему хватит на дорогу до Токио и обратно. Мальчишке такая странная жизнь была по душе – коммерция делала его мужчиной, который зарабатывает себе на рис. Кроме добытых денег, опыт общения со старьевщиком и адвокатом привел его к однозначному выводу, что эти люди измотаны и устали от жизни. Первые шаги во взрослом мире вселили в него уверенность победителя. Он понял, что сможет прокормиться и не пропадет.

Оставив за спиной освежающий запах яблок своего Аомори, мальчик прибыл на вокзал Уэно в Токио. Мать была настолько подавлена, что даже не стала ругать его. Теперь ей даже некуда вернуться – будто волна накрыла ее. Ее старший сын тоже жил в Токио. Уже в течение нескольких лет она подумывала о том, чтобы продать дом в Аомори и помочь ему. Она распродала весь свой гардероб, но хранила костюм отца. А мальчишка продал его, как какое-то барахло.

Мальчик пришел в сестринский дом и сказал: «А теперь я буду отсыпаться три дня». И тут же погрузился в глубокий сон.

Сестра жила в пригороде Токио. Там был большой пруд. На следующее утро мальчик отправился туда рыбачить. На обратном пути он привел за собой соседских мальчишек и роздал им свой десяток карасей – так, чтобы домашние видели.

Мать с дочерью плакали. Муж сестры решил отдать его за харчи в подмастерья знакомому штукатуру. Этим вечером он должен был забрать его. Мать сказала, что чем отдавать его в люди, лучше они вдвоем уедут обратно. Мальчишка решительно поднялся. Вид у него был такой, будто он одним прыжком собирается перемахнуть через какой-нибудь ручеек. «Хватит вам ссориться да реветь. Я где хочешь работать могу».

Мать замолкла и принялась чинить ему носки. Наступало лето, но мальчик уложил в дорожную корзину не только летнюю одежду – матери и свою собственную. Он привез с собой и зимние носки.

Сквозь окна электрички доносился запах весенних листьев. Стоявшая в проходе женщина чихнула несколько раз подряд. При этом рукой она держалась за поручень, ноги: пятки вместе, носки – врозь. Со всех сторон хорошо укрепилась. На той руке, которой она держалась за поручень, болтался на шнурке еще и оранжевый солнечный зонтик, так что нет ничего удивительного в том, что рукав сильно задрался. Волосы, заброшенные небрежной рукой наверх, обнажали выбритую до синевы шею – вид сзади тоже производил впечатление издевательское. Накидка ее – голубые полосы на темно-синем фоне – нуждалась в утюге. Сама же она клонилась вслед за зонтиком, так что оттопыривался крестец. И Асада очень хотелось заехать кулаком по этой выпуклости.

И вот в такой-то позе, прикрываясь сжатой ладонью только для видимости, она продолжала чихать. Иногда широко зевала. Асада рассмеялся. Ему показалось, что женщина попала в майскую электричку прямиком из своей постели. В таком состоянии она вполне могла принять весеннюю листву из окна вагона за вид из своей спальни. Май месяц. И хотя мышцы ее были дряблыми, в голове все равно гуляет весенний ветерок…

Мысленно посмеиваясь над ее синей шеей, Асада сидел в своей аккуратной университетской тужурке прямо за ней. Он признал в женщине жену Андо, который учился курсом старше, но у него не было уверенности, что она помнит его. К тому же он опасался того, что, если уступить ей место, она может сказать какую-нибудь глупость, и тогда ему придется краснеть.

На следующем перегоне жена Андо уже сидела напротив Асада. Он совсем было собрался поздороваться, но она вертела своими круглыми глазами, как сумасшедшая, и явно не замечала его. Теперь она поставила зонтик на колено, положив его другим концом на плечо – точь-в-точь как мальчишка с игрушечным ружьем. Потом, не обращая никакого внимания на окружающих, широко зевнула. То ли губы у нее были такие мягкие, но только зевок у нее вышел каким-то замечательно круглым. Зубы – исключительно ровные, так что зевок, возможно, был задуман, чтобы продемонстрировать их. Но нет, мнение окружающих не интересовало ее. Захлопав ресницами с такой силой, что, казалось, можно было даже услышать некоторый шум, она впитала веками выступившие слезы. Но и после этого продолжала смешно вращать глазами.

Асада чуть не расхохотался. Ему захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы привлечь внимание этой женщины, которая совсем забыла, что она здесь не одна. Когда она сошла, он увязался за ней.

– Я не ошибся, вы ведь госпожа Андо? Это я, Асада.

– Неужели?

– Я вас увидел в поезде…

– Извините, я вас не заметила.

– Нет, это вы меня извините. Мы мельком виделись на Гинзе, вы были вместе с мужем. Я вас сразу узнал.

– Неужели?

– Так странно, что вы – вылитая копия Синкити, младшего брата Андо.

– Да ну?

В глубине души Асада чуть улыбнулся – ему удалось заинтересовать ее.

– И вы все больше становитесь похожи на него.

– Я, разумеется, знаю, что у мужа есть брат, но я его никогда в жизни не видела. Чудно как-то. А вы сами-то встречались с ним в последнее время?

– Да, мы иногда видимся.

Это была откровенная ложь. Асада не видел Синкити уже три или четыре года.

На рабочем столе кабинета Андо стоял огромный букет сирени – словно павлиний хвост. Утопленный в стену книжный стеллаж несколько напоминал полки для белья. Возле дверей лежала раковина с осенними листьями. В этом был какой-то чисто японский изыск. Сад пылал азалиями.

Хозяйка внесла чай. Вид у нее был ничуть не лучше прежнего. Улыбка исчезла с лица Асада.

– Так вы говорите, что я все больше становлюсь похожа на Синкити?

– Да.

Тут сам Андо стал зеленее листьев сирени. С совершенно отсутствующим видом женщина вышла. От ее острого взгляда лоб Асада запылал.

Когда Асада пришел к ним в следующий раз, в вазе стояла одна-единственная желтая роза. Азалии пожухли – они были как кровь нечисти.

Когда муж вышел из комнаты, появилась она.

– В прошлый раз вы сказали ужасную вещь. С тех пор в нашем доме стало тихо как перед бурей.

– Перед бурей?

– Именно.

– Это просто смешно.

– Если б это было смешно, мы бы, наверное, смеялись.

– Но у меня тогда просто какая-то чушь с языка сорвалась.

– Вы меня обманываете.

– Мне показалось, что вы не хотите меня замечать, вот я и решил хоть как-то привлечь ваше внимание.

– Врать нехорошо. Мой муж поверил в то, что вы сказали, поэтому и мне приходится верить. Все равно я его брата никогда не видела. Вот, посмотрите-ка, в прошлый раз на этом самом месте, – она указала на картину с маками, – висел портрет его отца. После того, как вы ушли, муж снял его. Он как-то сказал, что брат больше похож на отца, чем он сам. Портрет снял, а на его место повесил пейзаж – сад, а за ним – море. В этом саду возле клумбы стоит белая скамеечка. Когда я смотрела на эту картину, мне все время казалось, что я в этом саду уже была и сидела на скамеечке. Мне чудилось, что это, может, сад Синкити. Мне хотелось бы показать вам эту картину. Там клумба, вокруг нее – газон, какие-то красные цветочки… Муж, наверное, все понял, поэтому и повесил теперь эти маки. И вот теперь я думаю, что в саду Синкити цветут маки.