Когда я начал готовить почву для возвращения в Россию, то первым делом, естественно, решил отремонтировать и привести в человеческий вид свою квартиру на улице Чайковского. За те долгие года, когда в ней никто не жил, квартира сильно обветшала. В мое отсутствие там часто останавливались мои друзья и знакомые из заграницы, тоже ее сильно засравшие.

Необходимо было менять все – окна, полы, канализацию, электрическую проводку, ставить надежную металлическую дверь. Квартира была однокомнатной и очень тесной, с маленькой комнаткой в 17 квадратных метров, маленькой кухней и длинным неудобным коридором. Подумав, я решил снести часть стен, превратив все в одно большое пространство. Отделенными стенами должны были остаться только туалет и ванная.

А так – все вместе. Чтобы получился своего рода мини-лофт или студия, если говорить иностранным языком. Для России это не совсем обычное решение. Мне было важно создать себе для жизни максимальный жизненный комфорт, и, вместе с тем, определенный имидж. Жилье должно быть удобным и красивым, особенно в России, где вокруг грязь, убожество и нищета. Мне нужен был свой маленький мир, в котором я мог бы чувствовать себя в полной безопасности.

Миша взялся ломать стены и срывать полы. Когда я приехал перед Новым Годом на Рождественские каникулы, стен уже больше не существовало, кирпичи и строительный мусор был вывезен, полы сорваны, потоки оштукатурены и покрашены белым цветом. Правда, часть денег явно была израсходована на проституток.

– Интересуют услуги интимного характера, – произносил Миша свою коронную фразу, останавливая свой синий "Фольксваген-гольф" на Суворовском проспекте и обращаясь к наклоняющимся к приоткрытому окошку машины девушкам.

Машина Миши была покрашена в ИКБ – изобретение французского художника Ива Клайна. ИКБ переводится как "синий Ива Клайна". Этим цветом Ив Клайн рисовал монохромную живопись, красил скульптуры и автомобили, а также женщин, делая с них потом оттиски на куски бумаги или холста. В ИКБ Миша предложил покрасить мне батареи и двери, и я легкомысленно согласился. Кроме батарей и дверей он покрасил в ИКБ и столешницу от моего круглого стола – единственный предмет мебели, оставшийся от былой обстановки.

В свое время я распорядился выбросить все, за исключением круглого стола. Миша выполнил мои указания, однако, стол сломали. У него были варварски выломаны все его четыре ноги. Дотошное служебное расследование, проведенное мной, показало, что причиной поломки стола явился тот факт, что Миша с Будиловым заставляли плясать на нем проституток.

Эта, покрашенная синим столешница, лежит сейчас на полу и на ней расставлены чайные принадлежности. Будилов несет закипевший чайник.

– Давай, выпьем чая! – говорит Миша.

Я усаживаюсь, скрестив по-турецки ноги, прямо на паркет и думаю о том, что это не ИКБ, а просто ядовитая советская краска для туалетов. Синий Ива Клайна был совершенно другим, я видел его живьем в музее современного искусства в Ницце, он озарял и радовал, а не угнетал, как этот омерзительный цвет.

Есть синий и синий. Есть белый и белый. Эскимосы Гренландии различают более ста оттенков белого, которые выделяют в отдельные цвета, и для обозначения каждого из них у них имеется свое особое слово.

"Жалкая подделка! Убожество вкуса! Уродство!" – хочется крикнуть мне Мише в лицо, но я сдерживаю себя. Лучше я перекрашу все это потихоньку сам, ведь Миша искренне старался и хотел сделать все только как лучше. Не нужно его упрекать и ранить. Он ведь и так весь изранен и упрекан жизнью, родителями и самим собой настолько, что дальше некуда. И у меня вдруг возникает сильнейшее желание сказать ему что-нибудь хорошее и ободряющее.

– Да уж, прекрасно! Супер! – говорю я. – Знаете, а я ведь такой голодный. Двое суток в пути. Давайте пойдем, пообедаем в "Колобок", я приглашаю!

На двери я оставляю записочку для Гадаски на тот случай, если он появится и будет меня разыскивать, и мы уходим.

Мы шлепаем по безбрежным лужам. Но я переобут уже в сухие непромокаемые немецкие ботинки свиной кожи и мне ничего не страшно. Дождь перестал, словно и не начинался. Запах весенней оттепели и влаги неподвижно висит в воздухе.

– Миша, а как привидение? Оно приходило опять?

– Да, и мне наконец-то удалось установить с ним контакт. Вернее – я его видел, а не только чувствовал, как обычно.

– Расскажи!

– Сейчас, до "Колобка" дойдем – там расскажу! – и с этими словами он виртуозно перепрыгивает через широкую лужу.

Привидение появилось в квартире недавно, после того, как были снесены стены. Очевидно, его как-то потревожили или вспугнули. Первым его появление заметил Миша. Затем я, когда приезжал перед Новым годом и ночевал в квартире один.

Проявляло оно себя всегда одним и тем же образом. Примерно в четыре часа ночи человек просыпался от ледяного могильного холода и страха. Согреться было невозможно. Можно было только переждать минут двадцать-тридцать, двигаясь по квартире с включенным светом. Когда со мной это произошло впервые, я рассказал о своих ощущениях Мише, еще не зная, что это привидение.

– Это – привидение, – сказал тогда Миша и рассказал мне о своих впечатлениях. С ним все было примерно так же, как и со мной. Явления приведения происходили нерегулярно, но порою случались даже по две-три ночи подряд.

В "Колобке" я беру себе пива и морковных котлет. От морковных котлет я лучше вижу, они благотворно влияют на зрение. Морковные котлеты я люблю есть со сметаной и с пивом. Будилов и Миша скромно пьют чай, наотрез отказавшись от пищи. Сколько же они могут пить чай? Чай мы пили перед выходом в "Колобок". Так зачем же пить его еще в "Колобке", где можно было бы выпить кофе или сок, или бульон?

– Это была старушка, – таинственным полушепотом произносит Миша.

– Какая еще старушка? – недоумеваю я.

– Несколько дней назад я довольно много выпил, и когда под утро стало холодно и страшно, у меня, не смотря ни на что, не было никаких сил чтобы встать и включить свет, как я это делал раньше. Я просто лежал с открытыми глазами и смотрел прямо перед собой. В квартире было светло от снега, лежавшего на улице и на крышах домов и отражавшего свет фонарей и витрин. Вдруг я услышал шаги. Кто-то медленно приближался ко мне. Я начал присматриваться внимательней. Шаги приблизились и затихли. И тут я различил человеческую фигуру, больше походившую на тень. Надо мной стояла старуха и смотрела на меня в упор. Но не угрожающе, а скорей с некоторым неподдельным любопытством. Так мы какое-то время разглядывали друг друга, а затем я услышал, как шаги удаляются, и она исчезла.

– Знаешь, в этой квартире раньше в действительности жила старушка. Но потом она умерла, а ее дочка продала квартиру и уехала в Израиль. Может, это она самая и есть?

– Я думаю, что привидение спокойно себе обитало во встроенном шкафу и никого никогда не тревожило. Когда я снес шкаф вместе со стеной, ему негде стало жить, и оно забеспокоилось. С ним нужно что-то делать.

– Но что? Я уже боюсь. Ты нагнал на меня страху, и мне сразу вспомнились все истории с привидениями, которые я когда-либо слышал, – я не вру, мне действительно становится как-то не по себе и муторно. – Может быть, ты пугаешь меня нарочно?

Я смотрю на Мишу в упор, чтобы понять, действительно ли он говорит правду, и замечаю в его глазах настоящий неподдельный ужас. Быстро перевожу взгляд на Будилова и констатирую ту же реакцию. Они оба в ужасе смотрят куда-то поверх моей головы. Что же такое страшное они могли там увидеть? Вот уж не предполагал, что в мире есть еще вещи, способные произвести подобное впечатление на этих двух отъявленных негодяев!

Если это опасность, тогда мне нужно оборачиваться медленно и осторожно. Или же лучше сразу падать на пол и закрывать голову руками? После недолгого колебания я склоняюсь в пользу медленного оборачивания.