И она, выхватив из буфета небольшой пакетик, перевязанный желтой тесемкой, стала совать его мне в кроватку, когда-то принадлежавшую ее сыну. А я, говорят, совсем даже не испугался странного поступка бедной безумицы, но, наоборот, будто бы даже смеялся и словно узнавал этот жалкий пакетик.

В последствии, когда мать моя пришла в Сибири к шаману и рассказала ему эту историю, шаман вовсе не удивился. Он попросил мою мать сказать ему даты пропажи мальчика и моего рождения. Затем он занялся нехитрыми подсчетами, чертя на земле палкой.

"Все может быть, женщина", – загадочно сказал он. – "Видишь, между датой гибели этого мальчика и предположительным моментом зачатия твоего сына лежит приблизительно сорок дней. Возможно, его душа переродилась в твоем животе. Это случается среди близких родственников. Я слышал о таких фактах от старого шамана Бугубая – моего учителя".

Таким образом, превратился я в украинского мальчика Владимира Яременко, сына колхозного механизатора, как и мой отец – Николая, сгоревшего от водки в 1973 году. Когда я остался круглым "сиротой", меня усыновили мои собственные родители.

Вот коротко обо мне. Все это может показаться несколько сложным, запутанным и довольно странным. Но, тем не менее, не более странным и запутанным, чем вся моя последующая жизнь.

Иногда во сне я вижу себя заблудившимся в темном дремучем лесу. Я мечусь и кричу в ужасе. И вдруг вижу какие-то ворота впереди – начинаю идти, подбегать к ним, но они всякий раз пропадают. Еще ни разу не удалось мне узнать, что находится там, за ними. Может быть, там находится разгадка, цель и миссия моей жизни?

Я часто отчетливо чувствую некую миссию, возложенную на меня свыше, но до сих пор не мог понять, в чем она заключается. Если это миссия стать писателем, тогда значит, я подошел к ней вплотную. Я начал писать после длительных колебаний и раздумий, неуверенности в себе и безотчетных страхов. Я начал писать, но, если мне когда-нибудь выпадет честь получить за это большое признание, какую-нибудь значительную награду – Нобелевскую премию, например, я хотел бы отдать ее своему отцу, ведь он ее более достоин. Он много страдал. Его преследовали и унижали. Он был репрессирован, изгнан и до сих пор пребывает в изгнании. Он обучал меня до одиннадцати лет, так как в том месте, где мы тогда жили, не было школы. Аттестат о неполном среднем образовании мне купили у председателя оленеводческого совхоза "Новый путь", отдав за него нашу единственную олениху Майю – мою первую любовь и первую женщину, из-за которой я плакал, но в связи с которой так никому и не сознался.

Одиннадцатилетнего, со свежеполученным паспортом шестнадцатилетнего, меня отправили к родственникам в Ленинград – учиться дальше.

Судьба бросала меня из стороны в сторону, из страны в страну. Я выучился, стал профессором Венского университета, и начал учить других, а затем вдруг решил, что нужно что-то менять, и после многолетних скитаний за границей приехал назад в Россию, чтобы начать новую жизнь, сам себе не отдавая отчета в том, какую именно, и как.

Я твердо решил преодолевать все препятствия, которые только смогут встать на моем пути. Однако уже первым препятствием оказалось препятствие, на которое я никак не рассчитывал заранее. Им оказалась любовь, лишившая меня рассудка и чуть было меня не погубившая. Она ждала меня рядом – в сером здании с колоннами напротив моего дома, на котором развивался белый флаг с голубым крестом, и где размещалось Генеральное Консульство Республики Финляндия.

Маленькая рыжая женщина возвращалась с работы в тот день, когда я вернулся в город. Примерно в одно и то же время. Но тогда мы еще не были с ней знакомы. У нас были свои дороги, которым вскорости было суждено пересечься.

Об этой истории я обещаю рассказать подробно, не скрывая ни имен, ни событий, не щадя ни себя, ни других. Пусть мне простят мои откровения люди, о которых пойдет здесь речь. Или пусть не прощают. Пусть будет, как будет. Решение принято и менять его уже поздно.

11 марта 2001 года я выехал автобусом из Дюссельдорфа. Позади три недели тотального стресса. Я так устал. У меня совсем не осталось ни сил, ни эмоций. Хочется отдыхать и спать несколько суток. Ни о чем не думать и ни о чем больше не беспокоиться. Просто спать, гулять, кушать. Теперь я никому ничего не должен. Все время – только для меня. Что хочу, то и делаю. А пока я вообще ничего не хочу. Болит сердце и ноет спина. Нужно будет заняться собой – найти хорошего массажиста и пройти полный курс массажа. Необходимо держать себя в форме. Ну, теперь для этого времени хватит. У меня есть в запасе как минимум год.

Надеюсь, мне удалось сделать все вовремя. Последних несколько лет мысль сменить ситуацию и сделать паузу преследовала меня неотрывно. Я слишком долго засиделся в маленькой душной, провинциально-консервативной Австрии. Стоит попробовать что-то еще. Меня слишком развратила жизнь, какую я вел в эти последние годы.

С одной стороны, мне было совсем не плохо. У меня было место в университете, дающее мне средства к существованию и довольно много свободного времени, возможность заниматься чем-то еще, чем я и занимался. Но это была своего рода ловушка, дорога в тупик. Эта ситуация развращала и не давала двигаться дальше. Мне становилось неинтересно и скучно. Хотелось свободного полета и полного беспредела.

В ноябре я пошел в отдел кадров Венского университета и попросил академический отпуск на три года. Мне дали всего на один. Через год я могу вернуться, а могу и не возвращаться, послать их к черту, и все. Начать новую жизнь на новом месте. Все сначала. Надо уметь отказываться от благ и не привязываться к вещам и ситуациям. Настало время разбрасывать камни, собранные на голом месте чужбины с таким трудом. Ладно, я соберу их где-то еще, а потом опять разбросаю. Нельзя ни о чем жалеть. Нужно жить жадно и радостно. Есть так много различных мест, в которых я не бывал. Есть так много вещей, которые я не пробовал. Ощущений, которые не испытал.

Может быть, это кризис середины жизни? Может быть. Вот приеду в Россию – будет время подумать. Найти какое-нибудь занятие. Что я хочу? Я ничего не хочу. Хочу спать.

Спать в автобусе не очень удобно. Ноги не вытянуть. Мне приходится их поджимать. На двух телевизионных мониторах, установленных в голове и в середине автобуса, показывают дурацкий видеофильм о подводных лодках. Очень громко. Бах! Бум! Бац! Его сменяет фильм о Жанне д'Арк, мать ее за ногу! Спать совершенно невозможно.

В Ганновере пассажиров на Санкт-Петербург просят выйти и пересесть в другой автобус. Автобус, в котором мы едем сейчас, пойдет в Казахстан. Сколько же ехать автобусом до Казахстана? Пять дней, шесть дней, неделю? Если до Питера двое суток, то до Казахстана уж явно не меньше недели. Зачем эти люди так себя истязают? Дешевле? Скорее всего, причина в этом.

Я еду автобусом, потому как у меня килограммов сто багажа. Остатки моего имущества, осколки прежней жизни. Самолетом или поездами пришлось бы добираться с пересадками и непонятно как. А на автобус меня посадили родственники и вылезу я у немецкого консульства на Фурштатской – в двух минутах ходьбы от дома. Дойду там уже как-нибудь.

Я думал, что автобус будет прямой, но в Ганновере приходится пересаживаться. Нас сортируют по направлениям. Перетаскиваю семь мест багажа из одного автобуса в другой. Осматриваю своих новых соседей. Это в основном еврейские эмигранты и русские немцы. Они говорят о социальных пособиях, курсах немецкого языка и ценах на квартиры. Водитель ставит видеокассету. Опять Жанна д'Арк, мать ее за ногу!

В Германии у меня с недавних пор живут родственники. Они не эмигранты, а гастарбайтеры. Они программисты и их пригласили работать на проект – создавать банк данных для крупной страховой компании. Они взяли на прокат небольшой грузовик и забрали меня из Вены вместе с мебелью и прочим барахлом.