– Может мне пойти погулять?

– Погулять ты успеешь всегда. Посмотри на улицу, уже минус двадцать. А к вечеру явно опустится до минус тридцати, не меньше. Да еще при таком ветре!

Гадаски был прав. За окном свирепствовало ненастье и мне ничего не оставалось, как остаться на встречу с девушкой-микроцефалом. Хотя, конечно, я бы мог и уйти.

Девушка-микроцефал учится в школе милиции и хочет стать офицером, однако для этого ей надо учиться еще два года.

– А если совершить подвиг? – наивно интересуюсь я.

– Нет, это ничего не ускорит, тогда меня просто наградят орденом,

– отвечает она очень серьезно.

Приставать к такой девушке мне как-то слишком боязно. Тем более я вижу, что я совсем не в ее вкусе. Она полностью зафиксирована на Гадаски. Она ему звонила. Она к нему пришла. Мне здесь делать нечего.

– Может мне сходить погулять? – предлагаю я.

– Нет, я уже скоро пойду, – говорит Микроцефал.

Я еще раз внимательно ее разглядываю. При большом росте и плотной комплекции у нее узкий лоб, примерно в два пальца шириной, если мерить от бровей, потом сразу же густой стеной начинают расти волосы. Что же она нашла в Гадаски? Что?

И вдруг меня осеняет. Ведь Гадаски в своем нынешнем имидже, разжиревший и с плешью, очень похож на старшего лейтенанта или капитана милиции, если надеть на него милицейскую форму. Вот девушка на него и запала. Вроде бы выгладит как старший лейтенант или капитан, а на самом-то деле вовсе ни какой не старший лейтенант и не капитан, а англичанин, и живет в Лондоне! Во как!

За окнами уже спустились плотные сумерки, а свет в квартире никто из нас зажигать не спешит. Так мы и сидим, расположившись прямо на полу на одеяле. Я потихоньку начинаю дремать. Гадаски идет провожать ее до двери и там вдруг возникает какая-то заминка. Входная дверь находится за выступом стены, отделяющей комнату от туалета и ванной, и мне с моей позиции ничего не увидеть. Но я слышу легкий металлический скрежет расстегиваемой молнии, а затем равномерное поплямкивание. Это продолжается долго. Минут так, наверно, двадцать.

Затем я слышу тихий голос Гадаски:

– Давай-давай, работай, потом отдыхать будешь! Я сейчас уже скоро кончу! Только ты глотай, на паркет нам плевать здесь ничего не надо!

Я прислушиваюсь старательней, и равномерное поплямкивание переходит вскоре в смачное почавкивание.

.

В 10 часов утра наш телефон взрывается. Звонки идут непрерывным потоком – один за другим, и до прихода бабушки мы даже не успеваем сходить позавтракать в "Колобок". Наше объявление опубликовали. Когда приходит бабушка, Гадаски как раз с кем-то договаривается.

– Сколько будет длиться массаж? – переспрашивает он.

– Массаж длится час, – говорит бабушка. – А у вас есть стол?

– Как видите – нет! – говорю я.

– Вообще-то массаж делают на столе.

– Но у меня вообще ничего нет, я все выбросил, даже газовую плиту. Она занимала слишком много места. Остался только холодильник и маленькая электрическая плитка, которая на нем стоит. Может быть, можно делать массаж на холодильнике?

– Ничего, – смягчается бабушка, – что-нибудь придумаем, – вот я вижу у вас стремянку. Значит, будем делать массаж на полу, а для некоторых позиций для проработки спины вам уж, Вовочка, придется посидеть на стремянке.

Бабушка мне нравится. И тем, что она такая живая и веселая, и тем, что называет меня Вовочка. Я расстилаю на полу свое одеяло и ложусь.

– Так, Вовочка, а вам сколько лет? А спортом вы занимались? А что вас беспокоит?

В это время Гадаски вешает трубку и оборачивается к нам. Я хочу его представить:

– Это… – начинаю я, но тут раздается новый телефон звонок и он снимает трубку. Бабушка вопросительно смотрит на меня.

– Да, да. Я его ассистент. Меня зовут Александр. Он занят.

Хорошо, я выясню этот вопрос. Перезвоните, пожалуйста, минут через двадцать. Хорошо, хорошо, я же вам сказал…

– Сашенька, – обращается к нему бабушка, как только он кладет трубку, – дайте, пожалуйста, полотенце.

Гадаски послушно отправляется в ванну и приносит мое большое махровое полотенце.

– Мы сейчас полотенце Вовочке вот здесь подложим, чтобы удобно было, – воркует бабушка.

Почему это Гадаски вдруг назвался Александром и моим ассистентом? Здесь что-то не так. Я поднимаю голову и смотры на него. Он тоже на меня смотрит.

– Это звонили с телевиденья. НТВ хочет сделать репортаж о нашем проекте для "Сегоднячка". Звонила какая-то Юля Олесенко.

– О, а я знаю, кто такая Юля Олесенко, я видела ее репортажи, – делает свое замечание бабушка.

– Они хотят отснять две части. В четверг и в субботу. В четверг – у нас в студии, а в субботу где-нибудь на улице или в интерьере.

– Ну, на улице вряд ли получится. Сейчас двадцать пять градусов мороза и у меня даже язык не повернется предложить кому-нибудь раздеться на улице при такой температуре. Лучше всего будет отснять сюжет в большой коммунальной квартире. Эдакие социально-эротические сцены. Я могу договориться с Будиловым. У него ванна стоит на кухне. Значит, одна женщина будет сидеть в ванной, одна вешать белье, две готовить на газовых плитах, одна мыть пол, а еще одна кормить кошек. Кухня большая и места, думаю, хватит на всех.

– Хорошо, тогда на четверг я их приглашаю сюда, а на субботу к

Будилову.

Бабушке нравится, что я такой важный – лежу и отдаю распоряжения для телевиденья своему ассистенту, и она начинает рассказывать, кого еще из важных людей она массировала. Многие годы она массировала американского консула, до тех пор, пока он не сменился, и не прислали нового. Сейчас она массирует Алесю Туркину из Русского музея и ее мужа Виктора Мазина.

– Вы знаете Алесю Туркину? – спрашивает она.

Алесю Туркину я знаю, она работает в отделе новейших течений, и даже как-то приезжала с лекцией в Вену. Именно Алиса Туркина и рекомендовала бабушку Гайке.

– А Виктора Мазина?

– Слушай, – спрашиваю я Гдадаски, – Мазин и Мизиано – это одно и тоже лицо, или два разных человека?

– Я думаю, что это одно и тоже лицо, потому, как и тот и другой -

Виктор. Просто Мизиано – это литературный псевдоним Мазина, под которым он печатается в московском "Художественном журнале".

– Ага-а-а, понятно теперь! Это же надо – Мизиано! Понапридумывают же себе псевдонимов! Только диву даешься!

Не успевает еще бабушка закончить массаж, а уже приходят две девушки в шубах. Гадаски их встречает, представляется Александром, помогает им снять шубы и прямо же на их шубах усаживает их на полу.

Гадаски – хитрая лиса. У него хороший нюх и интуиция. Вот и теперь он ориентируется мгновенно, решив, что его нынешний образ на образ английского фотографа Тима Гадаски не дотягивает, а на образ Александра – ассистента Владимира Яременко-Толстого тянет вполне. Поэтому он в мгновение ока превращается в Александра. Наверное, я никогда не перестану удивляться хамелеонству и ловкости этого человека.

Гадаски – авантюрист высокого класса, класса Остапа Бендера – сына турецкого подданного и двух русских писателей Ильфа и Петрова. Но Гадаски – не выдуманный персонаж, а живой человек и в этом его преимущество перед Остапом Бендером. Остап Бендер уже ничего не сможет придумать, а Гадаски сможет.

Бабушка уходит. Девушки не соглашаются сказу же фотографироваться голыми, а только полураздетыми. Поэтому мы их фотографируем в шубках, под шубками они все равно голые. Хорошо, что их две, это позволяет выстраивать из них интересные композиции. Теперь на звонки отвечаю я.

Очевидно, объявление, данное Гадаски, настолько невнятно, что нам звонят по любым поводам. Вот звонит девушка, которая хочет, чтобы мы написали портрет ее мамы на холсте маслом с фотографии, причем недорого.

– Что значит – недорого? – любопытствую я, хотя писать маслом портрет ее мамы я не согласен ни за какие деньги.