– А, вы здесь?- заглядывает к нам Пия. – Хорошая сауна?

– Великолепная!

– Вечером пойдем мыться. Пока мы будем ездить в харбор, мама ее нам согреет.

– Слушай, а какой здесь может быть порт? Разве здесь близко

Балтийское море?

– Нет, здесь очень много озер. И они все связаны между собой.

Можно плыть на лодке или на яхте очень далеко. В порту нас будет ждать мой брат. Мы можем там гулять и ходить в парк, в крепость и в музей.

– А что с грибами? Мама нам их приготовит под водку?

– Нет, она не хочет. Она сказала, что раньше мы ели эти грибы потому, что были небогатыми, и у нас было мало еды. А сейчас уже другое время и эти грибы в Финляндии больше никто не ест. Она не будет их готовить из-за того, что вы сможете думать тогда, будто люди в Финляндии такие бедные, что им больше нечего есть и они едят такие грибы. Мне не удалось ее переубедить, а сама я их делать не умею.

– Боже мой, какая глупость! Мы не будем думать, что люди в

Финляндии бедные, если поедим этих грибов. Скажи ей, что Владимир очень хочет их попробовать!

– Это бесполезно. Тем более, она их уже выбросила.

– Давай достанем их из помойного ведра!

– Владимир, я не хочу ссориться с мамой. Надо идти есть пиццу. Вы уже вымыли руки? Я тоже сейчас помою и приду.

Под пиццу мы пьем с мамой водку. Одна Пия не пьет. Она за рулем. После обеда за большим кухонным столом мы перемещаемся в комнату, где мама приготовила для нас семейные фотографии. Я люблю рассматривать семейные фотографии. Тем паче, что эти – настоящее произведение искусства. Папа Пии печатал их сам. Здесь и лыжные походы, и вечеринки, и родственники. Но самое интересное – это психи. Оказывается, родители Пии познакомились в дурдоме, где они вместе работали. Ее папа был санитаром, а мама – медсестрой. Жили они тоже в деревянном домике на территории больницы. Большинство снимков сделаны в конце 50-ых, начале 60-ых годов. Это и банкеты медперсонала, и дни рождения пациентов, и празднование дня независимости. Иногда просто бытовые сцены.

– Мой папа был невероятно активным, он не давал нам сидеть ни минуты на месте. Всегда надо было чем-то заниматься, или куда-то идти. Ехать на машине, кататься на лодке или на лыжах. Он был такой заводной! Я тоже немного как он, а мой брат очень спокойный – в маму.

– Пия, а что обозначает название Лаппенранта, если оно вообще что-нибудь обозначает?

– Конечно, обозначает. В Финляндии почти все топонимы говорящие.

Ранта – это берег, а лаппен – это название древнего народа, здесь раньше обиравшего и вытесненного затем финскими племенами, пришедшими из Сибири, дальше на север – в Лапландию.

– Ага, теперь мне все ясно! Поэтому Лапландия и называется

Лапландией, то есть – земля лаппенов. Хотелось бы съездить в Лапландию!

– Мы можем путешествовать летом. На моей машине. В Финляндии масса красивых мест – тебе понравится. У меня отпуск начинается 22-го июня – это пятница, но я хочу уехать уже в четверг 21-го. Потому что это начало большого фестиваля. По-английски он называется The Midsummer Festival. Это день летнего солнцестояния. Язычники праздновали этот день – самый длинный день года, за которым следует самая короткая ночь. В этот день и в эту ночь ведьмы по преданию становились бессильны, рушились все колдовские чары, можно было избавиться от проклятья и порчи. Люди разжигали ночью костры и вокруг них веселились, сжигая в них все старое и плохое. Сейчас у нас тоже разжигают костры, выступают различные музыкальные группы, клоуны и фокусники. Показывают представления и шоу. Все очень много пьют и не спят. Фестиваль продолжается несколько дней и ночей почти до конца июня.

– У нас в Сибири тоже считается, что три дня 21-ое, 22-ое и 23-ье июня очень значимы. В эти дни даже самые могущественные шаманы теряют свою силу. Мы также празднуем, но более скромно. Люди стараются в эти дни прощать друг другу обиды и мириться. И ни в коем случае нельзя никому пожелать чего-то плохого, потому что это может тогда обернуться против тебя самого.

Брат Пии Тимо сидит в порту и пьет минеральную воду с кусочком лимона, уныло плавающим не ее поверхности внутри стакана. Рядом с ним расположилась его подружка Паула перед надхлебнутой чашкой остывшего кофе. Сына Тимо – мальчишку каевого возраста мы захватываем по дороге от бывшей жены Тимо, женщины лет тридцати, беременной вторым ребенком.

– Почему Тимо бросил свою жену и ушел к другой женщине? И что будет с новым ребенком? – спрашиваю я Пию по дороге в порт.

– Я считаю, что Паула больше ему подходит. Ты скоро их увидишь, они даже внешне страшно похожи. С женой же он был несчастным. Она у него домоседка и флегма, а Тимо – большой энтузиаст, он каждую свободную минуту стремится провести в компании на людях. Теперь он переехал к Пауле. Вместе они счастливы. А о ребенке позаботится финское государство. У нас хорошая социальная политика и тут Тимо не о чем беспокоиться.

Познакомившись с Тимо и Паулой, мы прогуливаемся по порту, поглядывая на яхты и на воду, уворачиваясь от порывов свежего ветра, несущих нам в лица мелкий весенний сор. Одна соринка попадает в глаз Каю, но это не льдинка Снежной Королевы, как в сказке Андерсена, а маленькая песчинка лаппенрантского пляжа. Он плачет, кричит, прыгает на одной ноге, зовет мать, требуя, чтобы она ее вытащила. Но в глазу уже ничего нет или ничего не заметно. Однако Кай долго еще не может успокоиться, продолжая хныкать.

На невысоком холме, возвышающимся над портом, находится исторический центр Лаппенранты со старинными постройками и мощеными улицами. Он невелик, но живописен. Есть там и старая русская церковка Успения Богородицы, находящаяся в юрисдикции Финской Православной Церкви. Здесь служат по-фински. Мы с Пией держимся за руки, Будилов плетется сзади, а Кай с двоюродным братом бегают, сломя голову, туда-сюда.

– Вот здесь находится балетная школа. Я занималась балетом, когда была маленькой. Хотела стать балериной, как Анна Павлова.

– Кто бы мог только подумать!

– Но я никогда не была худенькой. Ты же видел мои детские фотографии!

Одну из этих фотографий я хорошо знаю – она стоит у Пии в прихожей возле телефона в позолоченной рамочке. И точно такая же выставлена в серванте у мамы. На цветном снимке ребенок-Пия улыбается мягкой шаловливой улыбкой, от чего ямочка на ее подбородке проступает заметней обычного. Эта характерная улыбка знакома мне и обожаема мной, эту улыбку я люблю ловить своими губами и слизывать языком с круглого смеющегося лица. Я глотаю ее, и тогда мне внутри тоже становится весело и радостно.

– Владимир, посмотри на Будилова! Он, кажется, замерз. Боюсь, что нам надо уже возвращаться к маме. Мы заберем с собой Тимо и Паулу. Будем еще что-нибудь пить или кушать, а потом поедем смотреть землю, которую купил мой папа. Помнишь, я говорила тебе, что я хотела бы построить там дом.

На землю, купленную папой, нас везет брат. Он вызвался сам. Ему хочется поуправлять большим красивым автомобилем, одновременно предоставляя сестре возможность спокойно напиться.

Мы едем без детей. Тимо и Паула – впереди, а я с Пией и с Будиловым – сзади. Дорога ведет нас вдоль сменяющих друг друга бесконечных озер. Будилов пьет пиво, а мы с Пией – сидр. Сначала я пытаюсь отказаться, но Пия настаивает на том, чтобы я попробовал этот напиток. Оказывается вкусно. Мы отхлебываем с ней из одной бутылки, обмениваясь мелкими быстрыми поцелуями. Финский сидр гораздо лучше английского и французского, которые мне как-то не особенно импонируют, наверное, потому, что они из яблок, а финский из груш.

Едем мы долго – минут тридцать, пока не приезжаем на какое-то болото. Выходим. Тимо и Паула остаются в машине, а Пия ведет нас с Будиловым по топкой почве неизвестно куда. Под ногами переплетаются коренья кустов и чахлых гниловатых деревьев, нужно постоянно смотреть вниз, чтобы, споткнувшись, не упасть. Со всех сторон нас начинают покусывать злые болотные комары и мошки.