Фотограф, которого звали Сергей Павлович, сказал, что фотоаппарат подарить или продать не может, но может научить меня, как сделать камеру самому. Камеру мы сделали из старой обувной коробки, проколов в ней дырку. Я вначале обиделся, думая, что он надо мной шутит, но он очень серьезно стал объяснять мне, как идет свет и как он преломляется. В мою новую камеру мы вставили в темноте палатки лист фотографической бумаги, направили отверстием на наш дом и оставили стоять на несколько часов. Когда вечером бумага была опущена в проявитель, я увидел отчетливо проступившие на ней контуры дома, а затем по мере химической реакции они обросли деталями. Снимок был довольно четким.

На следующий день я сконструировал еще одну камеру и сделал в течение дня четыре снимка. Один из них был автопортретом. Я стоял, не двигаясь, в течение двух часов, но все равно получился размазанным и нерезким, значит, все же как-то шевелился, хотя и очень старался.

На следующий день я сфотографировал себя лежащим, и этот снимок был уже более контрастным. Сергей Павлович сказал, что, если я захочу уменьшить время экспозиции, мне понадобится линза. Следующую камеру я смастерил из осколка белого стекла бутылки из-под водки и большой консервной банки. Опытным путем определил выдержку. Теперь на экспонирование снимка уходило меньше минуты. Это открывало мне возможность фотографировать собак, оленей и моих родителей.

Вскоре геологи уехали, и мне уже никто не мог дать фотобумагу и химические реактивы, а все мои попытки создать какие-либо аналоги в сибирских условиях оказались безрезультатными. Куда делись мои первые фотографии, я не знаю. Возможно, они хранятся где-нибудь у родителей. Даже, скорее всего. Мне трудно представить, что они могли бы их выбросить. Об этом надо будет мне вспомнить, когда я снова буду в Сибири, чтобы спросить у родителей. К фотографии я вернулся лишь в зрелом возрасте, сделав несколько выставок, некоторые совместно с Гадаски. Сейчас мы решили начать работу над серьезным проектом.

– Ну, давай, рассказывай все по порядку. Что нового?

– Вот, стеклопакет поменяли, который в морозы лопнул. Но не без приключений. Сначала пришел человек с инструментом, начал все раскладывать, сказал, что сейчас стекла поднимут. Потом пришел еще один, сказал, что они при выгрузке стекло разбили, придется новое делать. Через неделю приехали опять, и все поставили.

– Вот и прекрасно! – говорю я. – Только кто ж это в подъезде насрал?

– Это – кот Кузя, – говорит Миша. – Дедушка квартиру продал и в деревню уехал, а Кузя дедушку очень любил. Тот его подкармливал. Теперь он новым жильцам мстит – под дверью у них гадит.

– А новые соседи – кто? Ты их видел?

– Нет, пока не видел.

Квартира у дедушки была, как и у меня, однокомнатная, с балкончиком на улицу Чайковского. Их можно было бы соединить вместе, получилась бы одна большая. Почему же ничего не сказал, старый дурак? Такую возможность я упустил! А теперь уже поздно. Да, жалко, очень жалко…

– Морозы были, – говорит Миша. – Проститутки с Суворовского проспекта почти каждую ночь приходили, просились до открытия метро переждать. Холодно им было по улицам тусовать. Просили согреть.

– Ну, а ты что?

– Ну, что я? Я их здесь грел, как мог, – он многозначительно подмигивает. – Денег кучу сэкономил. Думал и тебя порадовать, но вчера неожиданно началась оттепель, а сегодня вообще дождь. Мы не знали точно, когда ты приедешь. Решили ждать здесь. Ну, а как ты?

Я на секунду задумываюсь о том, насколько же Миша засветил квартиру, урод гнусный, что проститутки приходят сюда греться, как к себе домой! Значит, будут и ко мне наведываться. Такая перспектива меня не очень-то воодушевляет.

Маленький Миша – большой знаток и любитель проституток. Подобным образом он мстит своей жене-француженке и вообще всему женскому роду. По его философии секс нужно делать только с проститутками. С ними все ясно – заплатил и сделал, что нужно. На нормальных же женщин тратишь гораздо больше денег и времени, и они оказываются еще не всегда такими покладистыми, как проститутки.

В прошлый приезд он даже уговорил меня попробовать Аню и Дашу. Они были его новой находкой. Совсем молоденькие – лет по восемнадцати, симпатичные и живые, они были только в начале своей блядской карьеры. Им было еще все интересно, и они получали удовольствие от секса. Миша знал почти всех проституток на Суворовском проспекте и сразу же обратил внимание на новеньких.

У них в действительности были хорошие упругие тела, да и сами они были веселыми и ласковыми. В квартире тогда меняли пол. Как раз завезли листы 15-ти миллиметровой фанеры, предназначавшейся основой под паркет. Пакеты с буковым паркетом стояли в углу. Мы собирались немного выпить и закусить вечером с художником Будиловым и Маленьким Мишей. Тогда я остался дома, а Миша поехал за Будиловым на машине.

– У нас для тебя сюрприз! – торжественно закричали они с порога.

Я не сразу понял, что этим сюрпризом были две молодые проститутки. Мы разложили по полу листы фанеры, из пакетов с паркетом сделали импровизированные стол и стулья. Выпили водки и закусили мандаринами. Время шло.

– Ладно, раздевайтесь! – сказал я, заметив, что Миша делает мне красноречивые знаки. – Я вас сначала хочу немного пофотографировать.

Они разделись, и я стал фотографировать их на фанерных листах. С ними было легко работать. Они сами проявляли игривую инициативу. Начали целоваться, гладить и возбуждать друг друга.

– Давайте! – кивнул я Будилову с Мишей.

– Нет, сначала – ты! – уверенно произнес Миша, протягивая мне презерватив.

Когда я утолил свой первый голод, на Аню и Дашу набросились перевозбужденные Будилов и Маленький Миша. Все получалось как-то легко и весело. Миша привез их и на следующий день. Потом я уехал в Вену.

– А как там сейчас Даша и Аня? – вдруг спрашиваю я.

– Да они как-то сильно сдали за последние месяцы, – грустно констатирует Миша. – Их тут еще однажды избили. За что, непонятно. Но, вроде бы, били какой-то доской. Они долго не работали. Я недавно видел их снова. Привезти?

– Нет, не надо. Я не хочу больше ебать проституток. Все! Конец!

– Хорошо, как ты захочешь. А я вот двери и батареи в ИКБ покрасил, – осторожно вставляет Миша.

То, что дверь в ванную и батареи выкрашены омерзительным синим цветом, я заметил уже при входе, но пока еще не знаю, как на это отреагировать. На самом деле, я в ужасе. Это – цвет советских общественных туалетов. Но Мишу мне обижать не хотелось бы. У него и без того много комплексов и слабых мест. Он чуток и излишне раним.

Одной из его основных слабостей, кроме любви к проституткам, является пристрастие к творчеству французского художника Ива Клайна, покончившего с собой после ряда творческих неудач в конце 50-х или начале 60-х. Миша считает себя его последователем. В свое время он мечтал попасть во Францию, дабы воочию увидеть работы своего кумира. Ему повезло. Через норвежского вице-консула Марит, покупавшую в свое время картины художника Будилова, он познакомился с француженкой Изабель, женился на ней и переехал в Лион.

Удача сопутствовала ему. Он был благосклонно принят в художественном бомонде, и его концептуальные произведения стали покупать за большие деньги. Но произошло страшное. По крайней мере, это было страшно для Миши, но я не думаю, что для его жены – она ему изменила.

И она ему в этом созналась во всех подробностях. Самолюбие художника не позволили простить ему неверность супруги. Он бросил все и вернулся в Россию. Поселился в пригороде у родителей и перестал заниматься искусством. Жена искала его, хотела с ним объясниться. Приезжала в Россию. Он от нее умело скрывался. Тогда она через общих знакомых стала требовать развода и, просто так, или чтобы сделать ему больно, переспала с его лучшим другом.

После этого Миша полностью залег на дно и порвал со всеми друзьями, кроме Будилова, который меня с ним и познакомил, когда осенью прошлого года я срочно искал надежного человека способного заняться ремонтом у меня в квартире. Сам Будилов заниматься ремонтом не захотел, но вместо себя предложил мне Мишу.