— Джейсон Момоа спросит тебя своим низким голосом: «Хочешь, я выкручу твои соски, чтобы ты застонала прямо мне в рот, пока я буду насаживать тебя на свой член?»

— Марта! — возмущенно-восхищенно выдохнула Оля.

— Так нечестно! — засмеялась Катя, обмахиваясь рукой.

— А про Джуда Лоу можешь? — не унималась Регина.

— Думаю, нам стоит вспомнить, что здесь рабочее пространство, а не секс по телефону, — внезапно раздался голос от дверей.

Видимо, Матвей успел подойти, пока шумел чайник, а мы были так увлечены, что не услышали его шагов. И теперь он выслушивал мои порнографические фантазии с весьма скептическим выражением лица.

— Да, конечно, — кивнула я. — Пойду спрашивать у своей лазаньи, хочет ли она быть съеденной. Ай, стоп! Она же не субъект. В отличие от людей. Так что тут можно обойтись без договоров.

— Я знаю точно, что если женщине подарить после секса серьги «Ван Клиф» или браслет «Картье», то активное согласие может быть получено и задним числом. Во всех смыслах, — ухмыльнулся он криво. — Вот и весь секрет. Расскажите своим сыновьям.

— Матвей Александрович, вы убедили себя, что все женщины — меркантильны, чтобы избежать необходимости строить с ними уважительные и равные отношения? Или вы в принципе на это неспособны? — не выдержала я.

Вообще-то у меня в голове формулировка звучала чуть иначе — «вы думаете, что все бабы — продажные суки, чтобы оправдать собственный долбоебизм?», но я почему-то подумала, что в стенах офиса это будет нарушением субординации.

Вот если бы мы опять схлестнулись на парковке, я бы не постеснялась. Но здесь Матвей — мой начальник. И несмотря на то, что он упорно звал меня на «ты», я продолжала придерживаться нейтрального тона.

Он сощурил свои янтарные глаза и, сложив руки на груди, оперся плечом о косяк двери.

— Как его звали? — спросил Матвей.

— Кого?

— Того, кто тебя обидел. Из-за кого ты стала фемкой и ненавидишь всех мужчин?

Девчонки за столом подобострастно захихикали, глядя на него влюбленными глазами.

Конечно, такой остроумный и оригинальный вопрос! Срезал! Уел!

— А. Кирилл, — я повернулась к микроволновке и достала свою уже вновь остывшую лазанью.

— Ага, — с глубочайшим удовлетворением в голосе сказал Матвей. — Так и думал.

— Миша, — продолжила я. — Марк. Паша. Саша. Камиль. Тимур. Сергей. Юра. Валера. Денис. Максим.

Я развернулась к нему, держа тарелку в руках, и продолжила перечислять мужчин, наблюдая, как его лицо меняется с каждым именем. От удивления к недоверию. Потом к растерянности. Раздражению.

К тридцатому имени на нем осталась только ярость человека, чья остроумная шутка обернулась против него самого.

— Андрей. Миша. Рустам. Матвей. Хватит? Опять эти 99 % мужчин портят репутацию остальным, да? — усмехнулась я.

Боже, обожаю эти свежие, нетронутые гендерными дебатами сообщества.

Мои любимые феминистские шутки заходят как дождь в сухую землю.

Матвей смотрел на меня, щуря глаза, и в этот момент мне казалось, что они почти черные. Забавно, как раз на днях видела ролик про то, что у нарциссов есть свой особый прищур. Никогда раньше не замечала, но, похоже, это он.

Он опустил взгляд на мою тарелку с лазаньей и пронзил ее взглядом так, будто это была его личная месть итальянской кухне. Ее-то за что?

Но потом его глаза переместились на мои пальцы, и вдруг ярость словно растаяла.

— Почему у тебя такие ногти? — в его тоне ощущалась смесь шока и брезгливости.

— Какие?

— Короткие. И без лака.

— Потому что мне не нравятся длинные и с лаком, — пожала я плечами.

— Может, тебе повысить зарплату? Чтобы хватало на маникюр?

А… так вот в чем секрет высоких зарплат женщин в его компании.

Он доплачивает на ногтики!

— Спасибо, мне хватает, — немного не врубившись в то, почему его так взволновал столь простой факт, я отошла к пустому столу и поставила тарелку.

Девчонки смотрели на меня с любопытством, как на зверюшку.

— А почему ты не красишь ногти? — заинтересованно спросила Регина

— А зачем? — ответила я вопросом на вопрос.

— Ну, это базовый уход за собой. Уважение к окружающим.

— Матвей Александрович тоже не ухаживает за собой? — фыркнула я, кинув на него взгляд через плечо.

— Я делаю маникюр, — заметил Матвей.

— Но не красите ногти, — пожала я плечами.

— Зачем мне их красить?

— А мне зачем?

— Ты же женщина.

Я села за стол и взяла одноразовую вилку, намереваясь наконец пообедать и пойти заниматься делами. Такое ощущение, что они уже не знают, до чего докопаться. Это и есть офисный буллинг теперь?

— Ни в одном из кодексов не записано, что женщины обязаны что-то красить, — решила закрыть я тему. — Я проверяла.

— Может, ты еще и ноги не бреешь? — с насмешкой спросил Матвей.

Я просто смотрела на него. Долго. Достаточно, чтобы нормальный человек уже понял, насколько вопрос неуместный и тупой. Но Матвея Александровича таким, конечно, не пронять.

Зато я услышала нарочито громкий шепот из-за соседнего стола:

— Она же феминистка! Она и кое-что еще не бреет!

— Что? Ты о чем?

— Ну, то самое! Между ног.

И хихиканье, как в летнем лагере, где двенадцатилетки обсуждают, у кого уже начались месячные, у кого растут волосы подмышками, а кому пора носить лифчики.

— Наверное, еще и красит во все цвета радуги, я видела, американские феминистки так делают!

Снова хихиканье. Наверное, им кажется, что их шуточки — что-то оригинальное. Увы.

После десятка лет баталий в интернетах, я готова пригласить в ресторан и подарить цветы тому, кто придумает свежую шутку на эту тему.

Пока кандидатов столько же, сколько на Нобелевскую премию за то, что мужчина родит ребенка.

Я демонстративно промолчала, поедая свою лазанью.

— Что, реально не бреешь?! — ужаснулась Оля. — Марта! Фу!

— Серьезно? — вмешалась Катя. — Ну скажи!

— Мне есть на что потратить время и силы, — не отрываясь от еды, ответила я.

— Ой, ну есть же лазерная эпиляция! Ну ты что! Это сейчас недорого! Дать контакты?

— Спасибо, не надо. И деньги у меня есть, — отказалась я поспешно. Хотя, может, Матвей мне зарплату и на эти цели повысит? — Но это больно, поэтому мне неинтересно.

— Ну подумаешь — чуть-чуть больно! Это же уход за собой! Неужели не хочется потом насладиться тем, какая ты гладенькая!

— Я женщина. Мне достаточно больно делает мое тело, чтобы я за это еще и доплачивала.

Они вновь переглянулись. Повисла неловкая пауза — видимо, намек дошел не до всех, а те, до кого дошел, предпочли сделать вид, что не поняли.

Мне всегда был интересен процесс бесследного растворения в миллионном населении тех людей, которые понимают всю правду про маркетинг и давление в теме бьюти-практик.

Вроде вот в интернете напишешь, что для меня не удовольствие эпиляция и мезотерапия «для себя», потому что больно. И все согласны, даже упрекнут за банальность идей.

А вот в этом офисе почему ни одной согласной женщины? Они притворяются? Или нужные кучкуются где-то в других местах?

Я и сама уже много лет работаю дома. Неужели все мои единомышленницы — тоже удаленщицы?

— Матвей Александрович, вот вы, например, когда последний раз платили за то, чтобы вам сделали больно? — светски поинтересовалась я, решив сменить тактику.

— Не далее как месяц назад, когда прекрасная девушка хлестала меня стеком на приватной вечеринке, — тем же светским тоном отозвался Матвей.

Кажется, кто-то из девушек за столом поперхнулся чаем. Теперь все взгляды устремились на высокое начальство. Посмотрите только, какие откровения!

Мне смутиться?

Не дождется.

— Вас это возбуждало, Матвей Александрович, или вы просто не в состоянии испытывать обычные человеческие эмоции без триггера в виде физической боли?

— Мне кажется, если мы дошли до обсуждения таких вещей, ты могла бы перейти со мной на ты, — Матвей ловко обогнул стул и уселся напротив меня, подперев подбородок рукой. — Что еще ты хочешь знать о моих сексуальных предпочтениях? Давай обсудим стоп-слово и можно ли кончать тебе на лицо.