— Ты такой оригинальный, — романтичную жвачку не принимаю, решаю отдохнуть, надев припрятанные под моим сидением меховые тапочки.

Все по плану. Не по-моему. По Махараджистому. Я в рабстве, выхода нет, бежать бессмысленно. Эта скотина владеет не только легилименцией, но и телепортом. Куда бы я не умахнула, он за мной. Вот жмот. Мог и простить мне долги, у него все равно денег немерено.

— Проснись и пой, храпущая принцесса. — просит мажор.

— О чем ты? — поворачиваю голову. Шею отлежала. Мы ехали триллион часов. — Я вообще не храплю.

— Зря вату из ушей вытащил, — нагло жалуется мне на меня.

Я просто в дичайшем негодовании.

— Хочу домой, — выхожу из старенького грузовика и хмуро смотрю на величественный вип-отель с золотой табличкой. Почему сразу нельзя было сюда отвезти? Зачем к усатому было тащить? Я бы и пешком была согласна неделю ползти, ради такого. А теперь что? Я домой хочу. Ничего меня не радует.

— Мы дома.

— А?

— Вернулись в наш город. Прямо в центр.

Зигзагом, что ли, ехал.

— М, — протираю сонные глазки кулачками, пока нас нагло фотографируют папарацци. — Что это?

— Улыбайся, — псих расслабленно махает им ручкой и подталкивает меня за талию ко входу.

— Придурок. — закатываю глаза на его дьявольски обаятельную улыбку. — Опять красуешься?

Семья психа довольно известная и он частенько попадает под прицел фотографов. Только вот… Блин. Усы.

— Ой, — зачем-то пищу. Пока доходим до стойки регистрации, пока психа работники облизывают с ног до головы, пока едем в блистательном лифте до нашего номера, где мажор удачно встает спиной к зеркалу, я все думаю: «сколько мне жить осталось?». Ровно до того момента, пока в соцсетях не замелькает физиономия зеленоусой козлины. Вот столько. Это очень мало, к слову.

Надо что-то делать. Нужен еще один план побега. До моей конуры от центра расстояние просчитываю. Честно, оно приличное.

— Что делать тут будем? — спрашиваю в роскошном номере, зачем-то нежно поглаживая психа ладошкой по горячему плечику.

Он уже снял верхнюю одежду и худи. Красуется в татушках и своих штанишках, низко сидящих на бедрах. Я тоже разделась, но не до такой же степени.

Удивленно смотрит, как я, отчаявшаяся дева, наглаживаю его бицепс, трицепс и что там еще.

— Головой ударилась? — искренне так бровку приподнимает, что стыдно становится.

— От голода плохо соображаю. А ты зачем разделся?

— Чтобы совершить долгожданное насилие над рыжеволосой идиоткой.

— А-а-а… — прикусываю губу и озадаченно хмурюсь. — А я…

— Дай угадаю: писять хочешь?

— Ну, — краснею. — Не откажусь.

— Смотри, — подводит меня к огромному панорамному окну нашего ВИП-ложе, придерживая верзильими пальчиками за плечи. — Я из-за тебя нормально не сплю вторые сутки. Сейчас я ложусь отдыхать. А ты, если будешь строить план побега, а ты будешь — не забывай, что мы на двадцатом этаже. Кувыркнешься вниз, и прощай последняя извилина.

— Не забуду. Спасибо, что предупредил.

— Дверь заблокирована. Пароля нет.

— Как это? — удивляюсь я.

— Вот так это.

— Как же отсюда выйти? — прижимаюсь заложенным носиком к стеклу и мечтательно смотрю вдаль за горизонт.

— Не размазывай сопли по окну, — вытаскивает внезапно из кармана штанишек спрей от насморка. И без спроса брызгает мне в носопетку, от чего я дергаюсь и ударяюсь лбом о его твердый склоненный лобик.

Даже забота у этого психа как у истинного психа. Так и хочется завыть от его придурковатости.

— Ай. — шмыгаю порозовевшими ноздрями и вытираю ладошкой благодарные слезки, стекающие по щекам.

— Выйти отсюда никак, рыжая, — шепчет мне бархатисто на ушко, снова меня развернув к окну, непристойно прижимаясь к моей спине. И подбородком немного колючим от трехдневной небритости жмется к моей шее.

— А зачем мы здесь? — пытаюсь увернуться. Веки от неудовольствия мурашечного прикрываю. — Мр-мр-мр. — странный звук издаю. Но уже не храп, и на том спасибо.

— Чтобы я выспался.

— М-м-м… — даже не знаю, как спросить, но все же, — А папарацци как быстро твои фото в сеть сливают?

— Полчаса максимум.

— И сделать ничего нельзя? — поворачиваюсь к нему, широко распахнув глаза.

— Нельзя.

— Совсем-совсем ничего?

— Совсем ничего, — подозрительно на меня щурится. Слишком близко губки к моим наклоняет.

— Какая жалость, — кажется, я краснею. Или бледнею. Черт разберет. — Может тебе перед сном хорошенько умыться? Перед зеркалом.

— Ты имеешь в виду — побриться?

— Вряд ли это поможет.

— Да ты достала. — гневается мажор. — В любом случае, я щас в душ иду.

— Подожди, — останавливаю его, положив ладошку ему на пресс. Прощупываю, раз так уж сложилось. — Я сначала. Мне очень надо.

Просто я хочу проверить качество зеркала. И отсрочить момент своей смерти.

Пока мажор ничего не понял, залетаю в ванную комнату. Офигеваю, зеркало с полстены. С фонариками, припаянными по краям. Тут он точно заметит усики. От глаз его придирчивых это достояние здесь не укроется.

Нет, я не буду выходить. Я не могу. Я сегодня капельку трусливая.

— И долго еще? — стучит настойчиво в дверь. — Ты там уже полчаса торчишь!

Как полчаса? Я думала секунда прошла. Блин. Может и полчаса.

Смотрю на себя в отражении. Раскраснелась вся, губку боязливо кусаю. И чего мне бояться этого придурка? Ах, он помешан на своей внешности. На фотках всегда идеальный ракурс, тон кожи, и причесон. Даже сейчас, со своей легкой небритостью, он эталон красоты. Но дело в том, что зеленые усики слегка портят идеальную картинку. Я еще и немного кривовато их нарисовала. Руки из ж, но и я не художник.

Блин. Нервно заламываю кулачки.

Псих никогда не простит этого позора. А я морально истощена. Борьба с ним высасывает последние силы.

Сбежать отсюда не выйдет. Мне нужно что-то делать.

Аккуратно приоткрываю дверь, делаю шажок. И еще. И еще.

Мажор уснул, лежа на спине на королевской кровати. Личико смазливое идеально ровно на подушках лежит, реснички немного дрожат. Ноги раскинул коленями навыкат. Пресс в кубиках. Один, два, три, четыре, восемь, короче. Опять залипла.

Но все же… усики.

Прежде чем он увидит фото в интернете, я должна его морально подготовить.

— Матвей Алексеевич, — хлещу его аккуратно по щекам. Бам-бам-бам! — Надо все-таки умыться. Ванная свободна.

— Еще раз так сделаешь — убью, — приоткрыв один черный глаз.

— Ладно.

Встаю. Иду к зеркалу. С трудом и хрустом своей спины отрываю его от стены. Тащу к кровати.

Когда-нибудь ему все-равно бы пришлось увидеть. Сегодня я решилась.

Поднявшись на мягкий матрас, встаю в полный рост над мажором с зеркалом в руках. Пихаю его тяжелое тельце пяточкой. Мне хочется проворчать: Я — Константин, Джо-о-он Константин. Ну, экзорцист бы этому придурку точно не помешал.

— Пс-с, Матвеюшка… Восстань!

Матвеюшка открывает темные глазки. Смотрит на свое демоническое отражение. С ошарашенным лица выражением. Наверно, с зелеными усами он себе не очень нравится. Хотя, ему идет.

С диким ором подскакивает.

— Блядь!

Ударяется случайно о зеркало макушкой. Я просто не успеваю убрать.

— Тоже не благодари, — шепчу, планируя удрать с кровати, пока он мается и стонет на шелковых простынях, но застреваю углами зеркала об стены, как тот самый экзорцист.

— Настал. Твой. Конец. Идиотка… — шипит псих, гневно восставая с подушек.

— Ай, — испуганно пытаюсь сдернуть зеркало. Какие-то стены неровные. И зачем здесь эти узорчатые выступы возле кровати? У дизайнера был явный психоз.

— Яй. — нежно шепчет мне мажор на ушко, внезапно пристраиваясь сзади. Но это его нежное «яй» звучит как похоронный марш.

Я все еще борюсь с зеркалом, но оно, говнистое, все за меня уже решило. Вместо того, чтобы сдаться, сдирает со стены дорогую шпаклевку. Мне за эту шпаклевку, чтобы расплатиться, нужно будет почку выковырять и продать. И то, может не хватить.