Нет, ну вы слышали, какая я вежливая с этим козлом? Из меня не рабыня, а сокровище просто.

— Ты за все эти годы моей кровью не напилась? — уточняет мажор.

Мое лицо озадаченно скукоживается.

— Ладно. Проехали, — не стоит донимать душевнобольного. Я бы не хотела заразиться бешенством.

— Сейчас будет отель.

Ой, божечки. А вдруг в договоре правда была вторая страница? Мне срочно надо сбежать.

Шагаю по шуршащему под ножками снегу. Холодрыга песец. Ветер ледяной. Солнышко слепит глаза. Из-за этого слезки бегут неконтролируемо. Изо рта позорно вырывается писклявое «ай».

— Это ты от счастья блеешь?

— Это я от твоей красоты рыдаю.

— Я так и знал.

Доходим до какого-то деревянного строения. Выглядит крайне устрашающе. Мажор уверенно двигается внутрь.

Я двигаюсь следом. Сидя.

Ну. Я правда туда не хочу.

Мажор тянет меня. Моя попень в пуховике вместо санок.

— Ты идиотка? — на всякий случай уточняет.

Я уже сама точно не знаю.

Тянет меня до самого порога. Я там застреваю на недоколоченных гвоздях, пуховик с треском рвется.

Джентльмен бы на руках дальше донес, но этот козел продолжает елозить мною по деревянным доскам, оставляя куски ваты от пуховика развиваться на порывах холодного воздуха от вентилятора.

Вот нафига, скажите, тут вентилятор? На улице минус сто. Форточку на сантиметр можно приоткрыть, и уже прохладненько, как в холодильнике.

— Желаете снять номер? — раздается на редкость милое в этом захолустье.

— Ага.

Я встаю. Поправляю шапочку. Выдергиваю неаккуратно торчащие куски ваты со стороны своего зада. Гляжу на пухлого дядечку с длинными усами.

Тот глядит на наручники на наших с мажором скрепленных во вражеских узах ручках. Расплывается в понимающей улыбке.

— Есть чистенький номер для молодоженов, чуть дороже будет, но… В остальных еще не убрано.

— Сойдет, — соглашается мажор.

— Протестую, — возникаю я.

— Протест отклоняется, — отзывается мажор. — У тебя, гном, нет права голоса.

Нам подают карту-ключ от номера.

— Приятного отдыха!

Плетусь следом за психом. Посреди гостиничного холла стоит неработающий фонтанчик с грязной водичкой в бассейне. На подоконниках расставлены горшки с красивыми цветочками.

— Где тут можно поесть? — мажор останавливается, развернувшись полубоком к стойке.

— Ресторан в фойе, два метра вперед и направо.

— А, — делаю вид, что тоже внимательно слушаю. Достаю ключик от наручников из кармана мажора.

Тот перехватывает мою руку. Сжимает в тиски. Рука становится цвета вяленого рака.

— Отвали, — невозмутимо шиплю, цепляя пальцами заветный ключ.

— Дай сюда, — злится псих.

— Не дам, — зубами впиваюсь ему в горло.

Псих орет. Я отплевываюсь. Странный вкус. Вишневый.

— Идиотка! — шипит, хватая меня за волосы.

— Ай, — отшвыриваю подальше. — Не доставайся же ты никому!

Это я, наверно, погорячилась.

— Что ж ты такая проблемная, — псих бледнеет, глядя на затонувший в грязной водичке ключик.

— Ой, а наша горничная Розочка сегодня выходная, — улыбается усатый управляющий.

— Кто бы сомневался, — бубнит мажор. — Ничего. Я с собой свою ношу.

Пихает меня за шкирку к фонтанчику.

Садится на краешек бордюра, пока я поднимаю как-то затонувшее в грязной водичке личико.

Отплевываюсь. Теперь хоть пить не хочется.

— Аккуратно топай, — Матвей Алексеевич очень зол.

Встаю. Делаю неловкие мокрые шажки в мокрых ботиночках в сторону ключика. Наклоняюсь. Задеваю его ножкой. Он ускакивает в крохотный решетчатый слив.

— Ой, — озвучивает мое застрявшее в горле «ой» управляющий. — А наш сантехник Гена сегодня выходной.

Складывает ручки в замочек. С улыбкой смотрит на наручники на наших с мажором запястьях.

— Ну, вам влюбленным это не помешает. Только придаст перчинки. — голосок у него становится сахарным.

Мажор с каменным лицом смотрит на него в ответ.

Я шмыгаю носом. Выхожу из фонтанчика. Ножки в мокрых ботиночках хлюпают.

— А может, ключом от номера можно их открыть? — пытаюсь исправить нехорошую ситуацию.

— Гениально, — псих поворачивает свое гневное лицо на меня. — Теперь понятно почему ты первая по ЕГЭ.

Достает из кармана ключ-карту от номера и сует мне его в зубы.

— Открывай.

— Че такой грубый? — отплевываю карту. Она улетает под громоздкую стойку регистрации, прибитую к полу гвоздями. — Я просто хотела нам помочь. — ни к месту добавляю я.

Все трое стараемся взглядами посверлить дыру в точке ее приземления.

— Ой. — улыбается управляющий.

— Заткнись. — вежливо просит мажор.

— А запасного ключика у нас нет, — все же настаивает на своем последнем слове тот.

— Это не гостиница, а чистилище. Кругом мрак, — отодвигаю зеленоватую от грязи душевую занавеску.

— Успокойся и мойся.

— Убери это, тогда помоюсь.

— А! Я как раз хотел! — срывает занавеску с корнем. Все еще злится. Бешеный. Откидывает в сторону. Я невинно хлопая глазками, смотрю на эту печальную картину и тоже очень гневаюсь. На себя.

Неловко топчусь по ванной, сжимая пальчики на ногах.

— И как мне теперь мыться? Ты же меня будешь видеть…

— Дошло? Идиотка.

— Ай, — пищу. — Я тогда в одежде помоюсь.

Закатывает свои глазищи под плотоядные ресницы. Придурок.

— Отвернись.

Придурок отворачивается. Наручники натягиваются. Я в ванной, он — за ней.

И все равно выше меня. Писец просто.

Включаю водичку. Ору. Выключаю.

Ледяная.

— Ну до чего же ты идиотка, — удивляется, повернувшись ко мне.

— Сказала же отвернись! — вода стекает с майки на штаны.

Но наглое хамло и не думает отворачиваться. Рассматривает меня.

Я со стоном тоже опускаю глаза. Черт. Ткань намокла, лифчика под майкой нет. Я как будто голая.

— На мою грудь палишь?! Извращенец!

— Да не палил я на твои впадинки.

— Выпуклости! Почему ты такой неуч?!

— О чем ты? Какие выпуклости? — прищуривается.

— Ты намекаешь, что у меня выпуклостей нет?!

— Давай не будем о грустном.

— Придурок! — впечатываю ему громкую пощечину.

Ноль реакции. Как будто погладила.

— Я просто не хочу тебя расстраивать.

— Да пошел ты! У меня нормальная грудь!

Снимаю майку, взбешенно оторвав лямку на месте скрепления наручников.

У мажора чернеют и без того черные глаза.

Блин. А зачем я ее сняла?

Это все нервы. Я явно что-то хотела ему доказать.

Судорожно пытаюсь надеть обратно. Майка превратилась в взмокшую тряпочку, которая совершенно мне не поддается.

Псих достает телефон. Наводит на меня камеру.

— Придурок! — кидаю майку ему в лицо. Активно качает подбородком, пытается ее сбросить. Камера все еще снимает.

Ага. Щас.

Папарацци фигов.

Снова включаю душ. Навожу лейку на его смартфон.

— Мля! — выругивается мажор, отплевываясь. Как хорошо, что в его смазливую физиономию холодная водичка тоже попадает. И с телефона красиво капает.

Тянет лапищу. Выключает душ. Отбирает у меня лейку.

Впечатывает грустный взгляд в экран.

— Не работает…

— Какая жалость.

— Рыжая… — выдает стальным голосом. Смотрит в глаза. Но опускает их на мою грудь.

Поворачиваю краник. И снова в наглое лицо прилетает фонтан ледяной водички. Ибо нефиг.

— С-с-сука-а-а — шипит. Сматрфон падает на пол. Тянет в меня ручищу. Но у меня же тоже одна рука свободная. Отбиваюсь. Начинаем драться. В прямом смысле.

Изворачиваюсь. Наручники начинают жечь на запястье. Мажор наклоняется над ванной. Опирается о стену ладонью. Лейка падает. Забрызгивает все вокруг. Мы стоим и наслаждаемся дождем.

Пытается дотянуться, чтобы выключить. Я пытаюсь сбежать.

Псих делает шаг, переступая преграждение из бетонной ванны. Возвышается надо мной. Бесцеремонно хватает за талию.