Мучаюсь так около пары часов. Псих невозмутимо дрыхнет, окутав меня своей горячей тяжестью. Я просто в шоке.

По-моему, у меня температура. По ощущениям жуки по телу ползают. В аптечке точно был градусник. Надо глянуть.

Встаю с трудом, отодвинув неподъемную руку психа, натягиваю собственную, чтобы приблизиться к тумбочке. Включаю ночничок. Достаю из косметички градусник. Ставлю в подмышку, которая вся в пупырках. Что это? По всему телу пупырышки. В этом страшном номере точно живут жуки. Они залезают под кожу и щекочут нервишки. От этого озноб по телу… даже внизу живота. Жутко как.

Сузив глаза, приглядываюсь к психу. Он еще и голый. Я не уверена в чистоте простыни. Меня хотя-бы халат спасает. Под его кожу наверно еще больше этих кровожадных залезло.

Странно. А у него она гладкая.

Поглаживаю его пресс ладошкой. Где пупырки? Ничего нет…

Он что кремами пользуется? Идеально.

Ой. Что это с моей рукой? Красная вся стала.

Уф, как жарко.

А вдруг у меня все 40? Или 41? Скорая доедет в это чистилище? Успеет ли?

Раздается сигнал электронного градусника, и я достаю его, с ужасом вглядываясь в экран.

36,6. Как это? Мистика какая-то.

Ладно, он наверно сломан.

Отбрасываю. Ищу в косметичке жаропонижающее. Но не нахожу.

Зато зеленка. А? Зеленочка. Помню, как в школе болела ветрянкой. Следы от нее отходили две недели. Псих меня тогда нехило прессанул.

Джимми-джимми, мой ненаглядный Махараджа. Думаешь, меня возбуждают усы? Давай проверим.

Рисую мажорику длинные зеленые усики под носом. Кайф.

— Сначала делаем. Потом предупреждаем, — бормочу мстительно.

С легкой душой ложусь обратно. Теперь даже сама приобнимаю своего рабовладельца. Я не так плоха, как он думает. Я умею быть дружелюбной и благодарной.

Даже ножку на него закидываю. Но это так… Чтоб не свалиться на пол. Кровать тесная. А у меня итак все болит.

Ночью мне снится, как огромная рука моего хозяина нагло пролезает под халатик и находит мои впадинки… Тьфу! Выпуклости.

А дальше сон становится еще горячее. Просто пожар…

— Хорошо спалось?

— По мне всю ночь муравьи ползали, — пью воду прямо из бутылки. — Даже странно, что ты остался чист.

Мажорчик невинно ухмыляется.

— А че красная такая? Жарко?

— Я вся горю. Градусник сломан, — махаю на себя ладошкой.

— Может снилось чего?

— Не могу вспомнить, — подозрительно на него щурюсь. Но он невозмутим, как и всегда.

— Какие планы на сегодня, рыжая?

— Ты че, издеваешься? — устремляю в него горящий взор. — Я буду делать все, что скажет мой рабовладелец.

Рабовладелец, кстати, стоит возле кровати, пока я высушиваю остаток воды, и насмешливым взглядом сканирует мои прелести под халатом.

— Че уставился? — меня слегка смущает этот бесстыдный взгляд. — Закройся.

— После такой бурной ночки, надо бы что-то перекусить.

— Как скажешь, — смущенно отвожу глаза от его татушек на кубиках.

— А ты чего такая послушная с утра? Выспалась? — и снова давит смешок. Даже кулачком проводит по скривившимся губкам. Усики над ними смешно изгибаются.

Подавляю свою впечатлительную натуру и не ржу в голос.

— Это все волшебная зеленка. Я чувствую, что стала добрее.

— А? — не вдупляет мой махараджа.

— Выспалась, говорю.

— Думаю, пора валить из этой дыры, — расслабленно покручивает шеей. Разминается. Сверкает мышцами на плечах. — Наотдыхались уже.

— Давно пора. А умываться не будешь?

— Не. Вчерашнего душа хватило. Скоро заедем в нормальный отель и там уже умоемся. Далековато, но это того стоит.

— Как знаешь, — пожимаю плечами. Значит, заметит позже. В другом зеркале. Настроение становится еще лучше.

— Поскакали. Найдем себе одежку.

Одежкой оказывается наша старая одежда, изрезанная и сшитая так, что идеально пролезает через наручники. Управляющий улыбается, орудуя нитками и иголочкой. Мы в это время уплетаем по веганскому невкусному бутерброду и наслаждаемся травяным чаем.

Пока мажорчик расплачивается по счетам, улыбка усатого вянет, оттого, что он заостряет внимание на зеленых шедеврах под носом психа. Ему явно все это не по душе.

— Вы мне понравились, — подмигиваю, чтобы не палиться. — Особенно усы.

Мажор хмурится, на меня удивленно смотрит.

— Поехали.

— На чем? — пришла моя очередь удивляться.

— На тачке.

К отелю подогнали какую-то развалюху на колесах. С трагическим ором в глазах смотрю на нее. Мы ж живыми не доедем. Развалимся по дороге.

Псих уверенно движется к водительскому месту. Ну, вы же понимаете, что мне приходиться двигаться за ним.

— С ума сошел?! — интересуюсь, пока меня запихивает в эту спичечную коробку, а затем залезает следом. Я устраиваюсь на пассажирском местечке. — И как ты собрался вести?

— Опыт не пропьешь.

— Я еще жить хочу, — твержу настойчиво, сочувственно глядя на то, как псих пытается закрыть упрямую дверку. Раздается громоподобный бум, отчего я вздрагиваю.

Отлично, запаковались.

— Живи, кто тебе не дает, — улыбается довольно, поворачивая ключ зажигания.

— Слушай, этот допотопный агрегат не довезет нас до нужного места.

— А какое тебе нужно место?

— Ну. Я точно не хочу ночевать в лесу. Да и на кладбище не хотелось бы…

— Сними это, — срывает с меня шапочку, отчего наручники в процессе его резко поднятой руки больно утыкаются мне в ноздри.

— Че делаешь? — дергаюсь, пока он зачем-то нежненько шерудит ручищей по моей шевелюре.

— Залипаю на этот хлам на твоей башке, — информирует придурок.

— Какой хлам? — бледнею я, поняв, что он сейчас оскорбил мою прическу. Ну и меня, соответственно.

— Я про волосы. Ты их сколько лет не расчесывала?

— Всего несколько дней. С тех пор меня взяли в плен, — пытаюсь поправить, но мажор натянул мою руку, удерживая руль. Мне приходится изогнуться.

— Я всегда думал, что ты потеряла расческу еще во времена младенчества.

— Ха. Ха. Ха. У меня спина болит. Долго мне так ехать?

— Сколько потребуется, — не церемонится.

Фыркаю. Машина злостно тарахтит. Едем по лесополосе. Дорога как после обстрела. Снег лежит волнами, ну и мы плывем по ним. Периодически врезаюсь носом в колено психа.

— Хватит уже! — злюсь на третий раз, обслюнявив его штанину.

— Знал бы, что ты такая бесстыдница, забрал бы тебя в рабство уже давно.

— Отвали, — краснею, маниакально поправляя локоны. Меня задели его слова про хлам.

— В следующий раз, когда припадешь к моим ногам, слюнявь выше.

— Какой же ты извращенец, — лютую я. — Как еще таких земля носит.

— Уж кто бы говорил… — издалека начинает мажорчик.

— На что ты намекаешь?

Щеки накрывает аленьким дурманом.

— Ты ночью так сладко мурлыкала.

— А ты храпел, как паровоз.

— Тебя мурахами накрывало.

— Что ты несешь? — чувствую пожар на лице. Стараюсь не смотреть на его верзильи ладони.

Это был сон… просто сон. И все, что было дальше впадинок тоже сон… Я забыла. Как проснулась, так забыла. Я никому ничего не расскажу. Это секрет. Закрытая зона.

— Не смущайся, не аленький цветочек, — широко улыбается. — Все гуд.

Подозрительно щурюсь на его хитрую улыбочку. Что-то он не договаривает…

— Это все жуки. Мое тело было в пупырках. И вовсе это не мурашки!

— А может ты ко мне неравнодушна.

— Сплюнь.

— Признавайся, ты меня хочешь.

Смотрю на психа исподлобья. Глаз начинает нервно дергаться.

— Может это ты меня хочешь?

— Меня не заводят рыжие гномы.

— Да пошел ты.

Почему-то обидненько становится.

— И давно ты страдаешь от неразделенной любви ко мне?

— Убейся, — гневно прошу. — Мне нравится другой.

— Харе обманывать.

— Твое смазливое личико меня отталкивает. Я ценю мужественность и ум.