— Развод? — его оскал напугал меня. Он выглядел совсем сумасшедшим. Одержимым. В его глазах не было ни тени нормальности. Он пугал…

Мы находились в каком-то странном месте, он проволок меня по извилистым тесным туннелям. Засунул в какую-то старую пыльную каморку без дверей и окон. — Хрен тебе, а не развод.

— Я изменила тебе. — попыталась сказать спокойно, поправив волосы, превратившиеся в грязный хлам на голове.

После того нашего разговора прошла ровно неделя. Я не выходила из своей конуры, мне не хотелось видеть людей, не хотелось есть, но все же в какой-то момент жажда взяла верх. Когда вышла до магазина, чтобы купить бутылку воды, или хотя бы чая и какой-нибудь крупы, он приблизился сзади. Я побежала, услышав шаги, но он легко меня догнал. И я понимала, что он это сделает.

— И? Ты думала… Это меня остановит? — приблизил свое остекленевшее лицо ко мне. — Глупая… Рыжая… Ты моя… Теперь ты будешь здесь. Со мной.

— Ты говоришь странные вещи. — всхлипнула. С ресниц закапали прозрачные капельки. — Я должна… Вернуться… К нему.

— Ты. Будешь. Со. Мной. — тоном, от которого ледяная дрожь накрыла с головой.

Он наклонился к моим губам…

— Не делай мне больно, — заплакала. — Пожалуйста, отпусти…

— Ну что ты, — все также чужим голосом, будто безжизненным, будто потерявшим смысл. — Я тебя не отпущу. Никогда.

— Я с другим была. — попыталась его вразумить. Вжалась в холодную бетонную стену. Ночной прохладный воздух вдохнула, хотя здесь его было мало, но тянуло откуда-то с улицы, когда он открывал дверь. Казалось, здесь недалеко залив или река, потому что стояла сильная влажность. — Целовала его… Спала с ним.

Мой псих дернулся резко. Прикрыл глаза, горящие в темноте всеми оттенками безумия.

Он знал. Он следил за мной. Он видел тот спектакль с изменой. Но слышать все это ему было дико больно.

Я сама ощутила эту боль сполна. Разделяла его боль.

Моих губ коснулись его ледяные губы. Ресницы защекотали. Я дернулась испуганно.

— Не бойся. Не причиню тебе вреда. Я прощаю тебя. Я же… Люблю тебя.

Мы никогда друг другу не признавались.

Ты мне нравишься.

Я схожу по тебе с ума.

Ты мой.

Ты моя.

Или его беглые признания на английском.

Но никогда вот так прямо: «Я люблю»

А я… тоже! Но…

— Матвей… — зашептала, глядя на него. Я думала о папе. У меня мало времени, я не могла позволить себе быть слабой. Это недопустимо.

— Что? — тоже прошептал. Низко, интимно. Его дыхание было горячим, несмотря на холод. Несмотря на то, что кровь будто покинула его, и он изнемогал от болезненной бледности и впалых синяков, украшавшись его веки под глазами.

— Я тебя не люблю.

— Остановись! — прошу, разлепляя пересохшие губы. Выставляю вперед руку. Запах водоема, свежий и холодный, как порыв ветра, который вновь и вновь накрывает, отчего-то временами перемешан с терпким ароматом винограда.

Темнота, стрекот кузнечиков, сияние звезд и скрипучий песок на ступнях. Это могла бы быть романтичная обстановка, но все, что я чувствую — напряжение, сковавшее воздух, связавшее тяжелыми прутьями мое дрожащее тело.

При взгляде на психа содрогание охватывает каждую клеточку. Его глаза темнее, чем обычно.

— Повтори, что сказала, Рыжая. — просит, приближаясь ко мне медленно, как хищник к своей жертве. — Повтори…

— Не хочу!

Я правда не хочу этого повторять. Больно оттого, что я сказала. Но я не жалею. Так нужно.

— Потому что это неправда. — голос его нарочито насмешливый, но в нем чувствуется опасность.

— Правда.

— Нет. — зловеще… — Я даю тебе возможность исправиться.

Пробегаю дальше, к холму избирательно двигаюсь. Впереди пески, а дальше — высокая трава. Нужно выбраться на дорогу, для этого пробежать по лесу. Даже не верится, что я вырвалась из его загребущих лап, но было ощущение, что он сам позволил этому случиться. Или моя фраза настолько его обездвижила. Он замер в тот момент, онемел, оцепенел… А я воспользовалась моментом.

— Беги, Рыжая, беги… — звучит вслед. — От меня все равно не убежать. Я найду тебя даже на другой планете. И ты об этом знаешь…

И в этом он прав, я много раз убеждалась. Только в этот раз все серьезно, это так физически, так реально. Это совсем не весело. Он не остановится, он очень зол… Больше, чем обычно. Кажется, я и правда разбила своему психу сердце.

Черное сердце, которое я всегда считала каменным, не способным любить, разлетелось на маленькие кусочки.

Но и мое тоже.

Вбегаю в лес, несусь среди деревьев, временами падая и снова поднимаясь. Дыша прерывисто, будто нахожусь на велогонке.

— Черт! — выругиваюсь в ладонь, внезапно зажавшую мой рот.

— Молчи, глупая. — шепчет мне на ухо.

Это голос не моего хищника.

Я сбежала от него, заблудилась в лесу.

Только почему мне так мучительно больно? Почему бы я так хотела, чтобы он нашел меня, как всегда нашел и сказал: Идиотка…

Я буду всегда скучать по этому издевательскому смеющемуся тону.

— Отпусти… — вырываюсь, отталкиваю Влада в грудь. — Все из-за тебя…

— Он бы тебя поймал и закопал здесь.

— Не говори ерунды. — шепчу почти беззвучно, чувствуя, как кровь отливает от лица.

— Он же не в себе, посмотри…

Прижимает меня к своему телу, пряча от безумных глаз. Черных, будто ад глаз, мерцающих даже в темноте своей тьмой.

Пряча от крадущихся шагов. Тихих, легких, бесшумных. Но таких опасных. Внушающих тревогу. Не предвещающих ничего хорошего, кроме муки. Внушающих погибель.

За лесом на дороге меня уже ожидает автомобиль. Но мы приезжаем примерно в такой же лес, только в другой стороне.

— Не реви. — просит, когда мы приближаемся к какому-то амбару. — Раздражает.

— Я вообще не плачу. — бормочу, чувствуя, как капельки горячие стекают по щекам и шее. Слышу хруст мха и веток под ногами. Шмыгаю носиком.

Я всегда была сильной. Всю жизнь твердила себе, что справлюсь со всем. Сама. И сейчас… Я буду сильной.

— Проходи, — открывает мне дверь.

Внутри — темнота. Помещение маленькое, метр на метр, можно сказать. От крохотного окна исходит сумрачное парение света, создающееся полнолунием.

— Папа! — кидаюсь к отцу, сидящему на стуле. Он поднимает голову, смотрит на меня грустно. Его руки, сложенные на коленях, раскрываются в объятиях. А губы растягиваются в довольной улыбке.

— Дочка… — шепчет радостно. — Я счастлив, что ты здесь… давно не виделись…

— Подписывай. — строго требует Влад, отсвечивая фонариком документы.

Это бумаги на развод.

— Он этого не позволит… — дергаюсь я.

— Позволит. Подписывай. Ты же хочешь, чтобы твой отец жил.

Влад подходит к моему отцу со спины. Папа смотрит на меня настороженно. Я беру ручку и подписываю все документы.

Мы проводим в этом домике, если можно назвать домиком, очень много дней. Свободно выходим, гуляем по лесу, дышим свежим хвойным воздухом.

— Мы ведь не связаны, почему мы до сих пор здесь? — спросила в один из таких дней, сидя на пне и с аппетитом поедая сочное яблоко. Нам принесли пакет фруктов и немного бутербродов. Влад добр к нам и даже Дарк молчит последнее время, не выдает никаких язвительных комментариев, не трогает меня. Его агрессия на минимуме. А третьего в черной маске я больше не видела, не знаю, куда он пропал. — Давай сбежим от них.

— Нельзя! — хмурится папа. — Дочка, ты же умная девочка. Они нас все равно найдут. Да и не выбраться отсюда, лес глубокий, заблудимся. Погибнем в тундре без еды! Или сами станем пищей для диких зверей. Не думай больше о таких глупостях, ладно?!

— Пап, — хныкаю я. — Я просто хочу выбраться, почему они держат нас здесь?

— Не знаю. Но ты слушайся, дочка, — просит он. — Это спасет тебе жизнь. Слушайся…

— Обещай, что больше не будет в нашем окружении плохих людей, обещай… пап.