Чувствую, как верзильи пальчики медленно ползут к моей шее со стороны затылка и сильно сжимаются. Дыхание слегка перекрывается.

— Дай перед смертью пописять, — молю на последнем издыхании. — Ну, правда, усикаюсь щас.

— В штаны сыкай. — грозно шипит.

— Я же замерзну, — почти плачу. — Матвей Алексеевич, будь человечнее.

— Дай слово, что больше не сбежишь, — сквозь зубы цедит. Голову устрашающе набок наклоняет. — Клянись.

— Клянусь.

— Если не сдержишь — будешь на коленях передо мной отрабатывать.

— Буду, — соглашаюсь, пока не дошло, о чем он. Потом доходит, но блин, я же уже клятву дала. — Ой.

— Вот тебе и ой, — тащит меня на вокзал. К женскому туалету. — Жду минуту, не вернешься — захожу.

— Не надо, — качаю головой. — Это неприлично.

— Время пошло.

— Ладно, — врываюсь в туалет и бегу к окну. Открываю с трудом, примерзло сильно. Перелезаю. Застреваю немного, наклоняюсь личиком к сугробу, но в целом… У меня еще есть время.

— Идиотка. — откуда не возьмись, смотрят на меня два черных глаза с золотой каемочкой. Мажор на корточках присел, дымит, обхватив смазливыми губами белую палочку. На меня плотоядно смотрит. А я на него сильно осуждающе, конечно же.

Обошел, короче, вокзал с другой стороны. Прямо к окну туалета.

И как он догадался? Умнеет, гаденыш.

— Ай.

— Вот тебе и ай, — за капюшон меня стаскивает. — Идем отрабатывать.

Тянет меня в лес. Я вообще еще ничего не поняла и не осознала.

— Не буду отрабатывать! — кричу, пытаясь отцепить его пальцы от капюшона. Сажусь на попу. Он продолжает мною елозить по сугробу.

— Ты клятву дала.

— Но это же не клятва Гиппократа.

— И?

— Что и? Я не уточняла какая клятва, — смотрю на его надменное лицо снизу-вверх, сидя на мягком сугробике.

— Какая разница какая клятва? — озадачено сводит бровки.

— Я клялась не от души. Для меня не все клятвы имеют ценность.

— Клятву Гиппократа дают врачи.

— Но она имеет ценность.

Смотрит на меня как на очень большую идиотку.

— Поехали домой, — молитвенно прошу. — Зачем тебе эти отработки. Можно же понять и простить.

— И с чего мне тебя прощать, Рыжая? Ты мне все нервы вытрепала.

— Будь человечнее.

— Не хочу, — продолжает меня тащить в сумрачную сторону леса.

— Я тоже не хочу отрабатывать таким способом! — возражаю я. — Категорично против.

— Тебя за язык никто не тянул.

— Я растерялась просто! — возмущенно кашляю, не веря, что меня сейчас уламывают на такое глобальное интимное событие. — Я не готова! Слишком рано!

— Мы давно знакомы.

— Там холодно!

— Я потерплю.

— У меня горло болит. Кхе-кхе-кхе.

— Тоже потерпишь.

— Это совсем не романтично!

— Сойдет.

— Ладно. — перестаю дергаться. Расслабленно качусь на спине, мечтательно глядя в синее небо.

Мажор также слегка расслабляется. Дотаскивает меня до леса. Остаемся наедине.

Возвышается надо мной, пока я лежу и мило улыбаюсь. Глазами прищуренными бегает по моему лицу. Любуется, наверно, рыжеволосой уступчивой девой.

— Не думай, что я тебе поверил.

— А? — невинно хлопаю ресничками. Ногой со всей силы попадаю ему в пах. Бах!

— … ля! — орет на весь лес, согнувшись в реверансе. Даже снежок от его крика испуганно падает с веточек.

— Вот и отработала! — кричу, удирая. — Надеюсь, тебе понравилось!

Пробегаю, сколько это возможно. Прячусь за стволом березки. Темнеет все сильнее. И куда дальше?

Думаю, он совсем далеко. Я долго бежала. Возможно, он уже вернулся на вокзал. И дал мне долгожданную свободу.

— Поехли домой, Рыжая. — соглашается внезапно мажор, стоя у того же деревца. Дымит. На меня смотрит, как я дрожу. Дерево вместе со мной трясется.

Блин.

— Я просто замерзла, — пищу. — Я тебя не боюсь.

— Ага. — выдает низковатым тембром. У меня иногда от его голоса мурашки и жар. В этот раз даже хорошо, согрелась немного.

— Не веришь? Да че тебя бояться?! Придурок.

— А. — выходит внезапно из сумрака. Взгляд маньячный. Склоняется к моему лицу. Глаза опускает и хищно смотрит на мой рот замерзший.

— Сожрать, что ли, хочешь? — пытаюсь вдавиться дрожащим тельцем в березку. — Маньяк недоделанный.

— Ты в невыгодном положении, Рыжая. — шепчет мне нежно на ушко, отодвинув шапочку.

— Пф-ф-ф… я ночь с тобой в мотеле пережила неопороченной, припаянная к тебе наручниками.

— С чего взяла, что неопороченной? — ухмыляется, небрежно закинув бычок в сугроб.

— На что ты намекаешь? — заплетающимся языком ворочаю, сильно покраснев. Вспоминаю свой сон. Это ведь был сон.

— Забей, — довольно улыбается, вышагивая из леса. Я с трудом перебирая ногами, двигаюсь следом.

Я, кстати, сильно озабочена его хитрой ухмылкой.

Не. Он меня просто пугает.

— Садись, — подводит меня к снегоходу. — И не смей спорить.

Я как раз хотела поспорить. Это все легилименция.

— Поможешь? — не могу залезть на этот огромный агрегат. Ногу пытаюсь закинуть. Бесполезно.

Мажор на меня насмешливо смотрит. Меня это бесит.

— Двигай ножками поактивнее.

— Будь уже джентльменом! — требую, подпрыгивая.

— Не психуй, гном. — ноль реакции. Достает зажигалку, расслабленно придерживает штурвал. Прищурено наблюдет, как я отхожу на пару шагов.

Разбегаюсь, чтобы красиво запрыгнуть на железного коня. Впечатываюсь лицом сначала в коня, потом в сугроб.

Мажор нагло ржет.

— Помоги, — почти плачу.

— Ладно, — жалостливо встает и хватает меня за шкирку. Приподнимает в воздухе. С меня валенки огромные чуть не слетают.

— Отпусти, козлина. — злюсь. — Ты нехороший человек. Нельзя так обращаться с прекрасной девушкой.

— Не переживай. Твой парень Женечка вернет тебе веру в твои девичьи чары.

— Действительно. Чего я расстраиваюсь? В постели он просто Бог, — выдыхаю я.

Разжимает пальчики с моей шкирки. Снова падаю личиком в сугроб. Ну, вообще всем телом падаю.

Хорошо, что мягонько. Поднимаю голову. Отплевываю снежинки.

А зачем я ему это сказала? Соврала, конечно. Но для чего? Мы с Женей еще не встречаемся даже. Я же еще невинная рыжеволосая дева.

— Сама залезай, идиотка. — зло цедит псих, усаживаясь обратно за руль.

Ладно. Уговорил. Попробую еще раз.

— Хр-р-р, — бормочу, стряхивая иней с дырявых носочков после остановки. — Я валенки потеряла.

— Твои проблемы, — слезает со снегохода и идет забирает у Джо ключи от автомобиля.

— А сразу на машине нельзя было?

— Поменьше вопросов, идиотка.

— Почему ты такой грубиян? — не смею сползти с насиженного места, примерзла слегка.

— Сегодня едем в город, — информирует мажористое хамло, совершенно игнорируя мой вопрос.

— А щас мы где? И зачем? И для чего?

Лицо мажора искажается маской недовольства. Ротик смазливый кривится. Не смею больше задавать умных вопросов. Наверно, в душе псих все еще разминает свой израненный пах.

— Домой поедем? — последняя попытка.

— Куда скажу, туда и поедем.

Скидывает мое замерзшее тельце себе на плечо. Несет меня в кабинку грузовичка.

Даже с одноглазым попрощаться нормально не дал. Он вообще-то мне пять тысяч благословенно занял на прокладки. Хотела спасибо сказать, а еще, объяснить честно, что не верну никогда. У меня просто впереди непростые времена. Я собираюсь работать за еду. Если, конечно, псих планирует меня кормить.

— Я кушать хочу, — на всякий случай намекаю. На будущее.

— Шпинатом не наелась?

Жвачку Love is мне сует под нос, где влюбленная парочка на скамеечке под луной. Вот оно мое будущее. Ол-инклюзив.

— А?

— Ешь, — брови приподнимает. — И не благодари.

— Жри и не вякай — вот, что на твоем лице написано.

— Можно и так, — заводит авто. — Едем молча? Или будешь вякать?