— Голова… да, еще немного гудит, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал уставшим и растерянным. — И… тут самое странное, Лёв…. После вчерашнего этого… подключения и скачка температуры я чувствую провалы… в памяти. Отдельные моменты всплывают, но… Черт побери, я даже не помню, где живу!

            — Ёлки зелёные! Так именно поэтому ты вчера в лабораторию пришёл? — догадался Дынников. — Обычно ж предупреждаешь…

            Я посмотрел на него прямо, вкладывая в взгляд всю возможную искренность.

            — Лёва, я сказал это тебе, потому что доверяю. И потому что иначе никак. Мне нужна твоя помощь. Но ты должен мне кое-что пообещать.

            Лева слушал, не отрывая от меня глаз, и его первоначальное удивление постепенно сменилось пониманием и серьезностью ученого, столкнувшегося с неизученным побочным эффектом.

            — Что обещать? Конечно, Родион, все что угодно…

            — Что бы ни произошло, что бы ты ни заметил во мне… странного, — я сделал паузу, подбирая слова. — Ты никому об этом не расскажешь. Никому, слышишь! Ни руководству, ни коллегам из смежных отделов. Абсолютно никому!

            Лева нахмурился и кивнул.

            — Но… Может в больничку тебе?

            — Нет! — мои пальцы инстинктивно вцепились в край стола. Резкость моего тона заставила его вздрогнуть. Я тут же сбавил обороты. — Нет, Лев. Это не просто провал в памяти. Это… я сам пока не понимаю, что это? Это может быть ключом к чему-то большему. К тому проекту, что мы сейчас ведём. Ведь я получил часть памяти того тела… При этом потерял часть своей… Это всё может быть взаимосвязано, понимаешь? — продолжил я гнать пургу.

            Я видел, что он колеблется, поэтому еще чуть надавил:

            — Если об этом станет известно, меня тут же отстранят от проекта, закормят таблетками и упрячут в стационар на обследования. Весь наш труд, все, чего мы уже добились, пойдет насмарку. Ты же понимаешь?

            — Но Родион… это же неправильно… Это твое здоровье, а если…

            — Я беру всю ответственность на себя, — перебил я его. — Обещай мне, Лёва! Пожалуйста! Только тебе я могу довериться, — я не стал добавлять «пока что», но мысленно уже готовил почву для следующего шага. — Ну, разве что… Мишке — он тоже может заметить какие-то нестыковки. Так что лучше, если вы оба будете в курсе и сможете меня подстраховать. Но больше — никому. Договорились?

            Лева тяжело вздохнул и потер переносицу. Он явно был в смятении, но авторитет Родиона, его лидерская роль в их маленьком тандеме, сделали свое дело. Он кивнул.

            — Хорошо. Договорились. Никому. Ну, кроме Мишки. Но ты уверен, что…

            — Спасибо, друг! — На этот раз я его перебил, с облегчением выдохнув.

            Первое испытание пройдено. Про вчерашний день я молчу — мне просто повезло, что всё сложилось подобным образом. Итак, я — попаданец из будущего, да еще и в чужое тело, обзавёлся своей первой легендой — внезапными провалами в памяти после эксперимента.

            Это было хоть какое-то, но объяснение. Объяснение тому, почему я могу не знать элементарных вещей, могу вести себя странно, говорить не теми словами или смотреть на привычные для них вещи как на чудо. Вроде того самого примитивного бутерброда, вкус которого стал для меня чуть ли не откровением. Ну, либо в голове у меня что-то основательно сломалось.

            Рано или поздно мои подчиненные и коллеги стали бы замечать эти странности. Теперь же у них будет официальная, пусть и секретная для всех остальных, версия. Версия, которую я смогу постепенно развивать, подгоняя под реальное положение вещей.

            — Да, ладно, — Лева снова потянулся к своему бутерброду, — мы же друзья. А что конкретно ты хотел узнать? Ну, по проведённому вчера опыту?

            — С чего вы… вернее, мы… — сбивчиво уточнил я, — взяли, что если соединить проводами мозг живого и мозг умершего человека, можно прочитать память мертвеца?

            Лёва ответил не сразу. Он смотрел на меня так, будто пытался прочесть что-то у меня на лбу, чтобы понять масштаб катастрофы.

            — Родион, ты мне сейчас точно мозги не пудришь? — наконец произнёс. Его стал сухим, серьёзным и деловым.

            — Лёва, вот делать мне больше не хрен! — Я сделал вид, что разозлился. — У меня голова кругом идёт… а ты⁈ Скажи, у меня, случайно, семьи нет? — Решил я еще подкинуть уголька в топку. — Жены, детей, родителей?

            — Ты что, и этого не помнишь? — ахнул Дынников, в изумлении распахнув глаза.

            Я не знаю, как они не вылезли у него из орбит.

            — А… что… есть? — Теперь уже и мой голос предательски дрогнул.

            Я даже представить себе не мог, как мне придется жить с чужими людьми, которых я даже в лицо не видел. Да еще прилежно изображать любящего мужа и отца… На такое моих актёрских способностей точно не хватит. Сорвусь… Во ей-ей сорвусь, или испорчу жизнь хорошим людям.

            Лева снова отложил еду и посмотрел на меня с тихим ужасом. Он тяжело вздохнул, словно собираясь с мыслями, а затем выдал, предварительно выругавшись:

            — Твою мать, Родя! Сын у тебя есть и жена…

            Моё сердце заледенело, ухнув куда в район пяток, но Лёва продолжил:

            — … была. Вы с ней развелись полгода назад — ей не нравилось, что ты постоянно на работе пропадаешь…

            — Я убью тебя, лодочник! — Я едва не кинулся на Дынникова с кулаками. — С этого и надо было начинать! Фух… — Я облегчённо вздохнул.

            — Ну, ты чего? — обиженно засопел Дынников.

            — А ты сам представь, каково это — изображать невесть что перед совершенно незнакомым тебе человеком…

            — Ты их совсем-совсем не помнишь?

            — Совсем, Лёва! Совсем! То есть абсолютно! А родители?

            — Отец у тебя уже давно умер, — сообщил мне Дынников, — он с фронта очень израненный пришёл. А мать где-то в области живёт, вы с ней редко видитесь.

            «Ну, что ж, — вновь раздался в моей голове чарующий голос Ланы, — поздравляю, Владимир — это почти идеальная стартовая позиция!»

            А ведь она права, всё могло сложиться гораздо хуже.

            — Постой, Родион, а нас с Мишкой ты же помнишь?

            — Вас с Мишкой, да еще Эдуарда Николаевича помню… Но смутно, — тут же добавил я, — пришлось напрягаться, чтобы вспомнить. А вот остальное — как в тумане. Так что там с этим опытом? — Вновь вернулся я к интересующей теме. — Как мне вообще такое в голову могло прийти: читать память мёртвого человека?

            — Родь, ну это же был не первый и не единственный наш опыт. Мы шли к этому больше года. Ты сам всегда говорил, что память — это не «призрак», а материальный, электрохимический след — «узор» нейронных связей и магнитного поля мозга. И это всё не может исчезнуть мгновенно после смерти… э-э-э… объекта исследований…

            Он сделал глоток чая, собираясь с мыслями.

            — Да, — кивнул я, — мне известно, что после прекращения сердечной сократительной активности кровь перестает поступать к мозгу, и он начинает отключаться.

            — Да, — продолжил Дынников, — процесс выключения мозга может растягиваться на несколько часов, в течение которых присутствует мозговая активность. Опытным путём нам удалось установить: если с момента смерти прошло не более шести, а в некоторых отдельных случаях — двенадцати часов, мозг можно «прикурить», как автомобиль с севшим аккумулятором. Просто подключить к источнику электрического тока определённых параметров. Для каждого объекта такие параметры приходится подбирать опытным путём. Электрическая проводимость мозга у всех разная. У меня, например, маленькая, а у тебя — большая.

            Я с интересом слушал своего подчинённого, не замечая, как уплетаю один бутер за другим.