Он снова сделал паузу, давая Красильникову выговориться, излить накопившуюся желчь.
— Но, старина, не падай духом — возможно, не всё еще потеряно, — голос Яковлева стал чуть тише. — У меня тут кое-что проявилось… Есть обрывочные сведения, которые, возможно, прольют свет на эту историю. Может, и на груз наведут, и на резидента твоего. Откуда информация, говоришь? Информация специфическая, получена… э-э… так скажем, экспериментальным путем. Нуждается в проверке.
Генерал обернулся и бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд.
— Что нужно для проверки? Да всего ничего — выдели мне двоих твоих толковых ребят, не болванов, как твой Собакин, и авто с надежным водителем. Съездят кое-куда, глянут. Если информация верна — ты вытащишь свой отдел из этой жо… прострации, как тут у меня ребятки метко выразились. Договорились?
Яковлев выслушал короткий ответ, бросил в трубку:
— Жду твоих ребят через пятнадцать минут у проходной.
Повесив трубку на рычаг, он повернулся к нам.
— Ну что, «ясновидящий», — произнес он без тени насмешки, с одним чистым деловым интересом, — готов повторить свои показания оперативникам «двойки»? И показать им то самое место?
— Так точно, товарищ генерал-майор! Готов… как пионер, — добавил я, неожиданно улыбнувшись.
— Ну, Гордеев, смотрю, ты отходить начал, — обрадованно произнес Эдуард Николаевич. — Вы тут смотрите у меня — сами себя не угробьте! — И показал нам всем крепкий кулак. — А ты, — он ткнул пальцем в меня, — мухой в душ, и одевайся! Через пятнадцать минут ты уже должен быть на ногах и в ясном уме. Эти ребята из контрразведки долгих рассказов не любят. Факты, координаты, действия. Понял?
— Понял, товарищ генерал-майор! — Я уже стаскивал с себя простыню, чувствуя, как странная чужая память внутри меня затихает, уступая место адреналину и солоноватому привкусу реальности на губах.
Тело еще было вялым от последствий сеанса и инъекций, но разум вполне прояснился. Хорошо, что лаборанты притащили мою одежду — обычную светлую рубашку в полоску с коротким рукавом и светлыми широкими штанами. Слава богу, что не дудочки — терпеть их не могу! И хорошо, что в форме не надо было ходить, раз уж я еще и сотрудник «великого и ужасного Кей-Джи-Би».
Судя по одежде, на улице как минимум тепло — лето, ранняя осень или поздняя весна, иначе одежды было бы куда больше. Парням спасибо — они меня даже на улицу вывели, хотя, я и без того знал, куда идти — общие архитектурные черты НИИ вполне себе угадывались.
Оперативники приехали ровно через пятнадцать минут на черной 24-ой «Волге». Но я-то знал, что это модель ГАЗ-24–24, выпускаемая с 1973-его по 1988-ой годы специально для нужд КГБ. В автомобиле была усилена подвеска, имелся гидроусилитель рулевого управления и автоматическая трёхступенчатая трансмиссия, а главное — V-образный восьмицилиндровый двигатель мощность почти двести лошадок. Заявленная скорость — 185 км/ч.
Машины оснащались оборудованием для наблюдения, системой связи «Кавказ» и рядом других компонентов, необходимых для деятельности спецслужб. В «Волге» обнаружились двое в штатском, но особая манера держаться на раз выдавала в них КГБешников. Если такие вот хлопцы занимаются «наружкой», тогда я понимаю, почему их так быстро срисовали. Ну, или это мне — пришельцу из будущего, так глаза колет.
Быстрые взгляды «двоечников» скользнули по моим сопровождающим в белых халатах и остановились на мне.
— Товарищ Гордеев?
— Да.
— Поехали, — коротко бросил оперативник, сидевший за рулем. — Подробности обговорим по дороге.
— Поехали. — Я кивнул, почувствовав внезапный прилив уверенности.
Странное знание, пришедшее откуда-то из глубин чужого сознания, словно подсказывало, что этим ребятам можно верить. Они, несмотря ни на что, были профессионалами, пусть и провалили одно дело, но явно не из разряда тех, кто ошибается дважды.
— Удачи, Родион! — бросил мне вдогонку один из лаборантов, чьего имени я так и не узнал. Как, впрочем, и имени второго тоже.
Дверь «Волги» захлопнулось за мной с глухим щелчком, когда я уселся на заднее пассажирское сиденье служебного автомобиля. Салон пах кожзамом, табаком и едва уловимым ароматом оружейной смазки — оперативники были вооружены. Под их расстегнутыми из-за жары пиджаками я рассмотрел плечевые кожаные ремни для кобуры.
Машина тронулась с места плавно, но с мощным, едва сдерживаемым усилием, словно скаковая лошадь на старте.
— Не против, если на «ты», — начал тот, что сидел на пассажирском сиденье, обернувшись ко мне.
— Легко!
— Марат! — Протянул мне руку оперативник. — А это — Николай, — указал он на чекиста, сидевшего за рулём.
— Родион! — Я пожал протянутую руку.
Так или иначе, но побыть Родионом Гордеевым мне некоторое время придётся. А там видно будет.
— В общем, так, дружище, — произнес Марат, его лицо было невозмутимым, взгляд цепким и спокойным. — Генерал Красильников передал, что у тебя есть информация по делу «Шмеля». Ты, вроде бы, должен знать, где он контейнер скинул. Только я, хоть убей, не пойму, как ты можешь об этом знать…
— Мы там всем составом землю носом рыли, даже милицию подключили — и ничего! — подключился к разговору водитель. — Можешь сказать, как это вышло?
— Вы меня извините, мужики — ничего личного. Просто у вас соответствующего допуска нет, а я под подпиской. Ну, чего я вам-то об этом рассказываю — вы и без меня прекрасно знаете, как это бывает.
— Знаем, — кивнул Марат, — только очень уж необычно… И куда едем?
— На Матросова, — ответил я.
— Точно, — согласно кивнул Марат, — этот гад в том районе петлял, когда от наших пытался оторваться… А там куда?
— Надо по дворам помотаться, чтобы я место узнал…
— Так ты там ни разу не был, что ли? — хохотнул Николай. — Там этих дворов… До самого вечера колесить будем!
Я закрыл глаза на секунду, позволив картинке всплыть снова. Тот самый момент, будто я смотрю на всё своими глазами, но чувствую чужой страх и чужую отчаянную решимость.
— Там номер дома должен на двойку начинаться, — мои слова прозвучали чётко, без тени сомнения.
Оперативники переглянулись.
— Таких немного: либо второй, либо какой-то из двадцатых. До двух сотен нумерация на Матросова не доходит.
— Проверим… — Кивнул Марат. — Дави на газ, Коля!
Мы мчались по улицам Москвы, которые я совсем не узнавал, а если и узнавал, то с большим трудом. За откатившиеся назад годы она изменилась кардинальным образом. То, что я видел сейчас, было словно другой планетой. Москва представала передо мной широкой, просторной, даже… это страшно произнести — пустынной в некоторых районах.
Машины на проспектах встречались, но наша «Волга» могла позволить себе лихо их обгонять, лишь изредка перестраиваясь. Вместо бесконечных рек иномарок — «Жигули», «Москвичи», «Волги», грузовики-самосвалы, автобусы и троллейбусы. Воздух же, несмотря на массу вредных производств, был на удивление свеж и прозрачен. Не чувствовалось в нём той плотной химической взвеси, к которой я давно привык.
Вместо прихотливо изогнутых стеклянных небоскребов — массивные «сталинки» с высокими шпилями, украшенные серпами, молотами и каменными бюстами. Улицы казались ниже из-за отсутствия высотных зданий, а небо — огромным и бескрайним. Повсюду висели плакаты с лозунгами: «Слава КПСС!», «Народ и партия едины!» и прочей советской пропагандой.
Да и сами люди были одеты иначе. Меньше ярких красок, больше скромности и незаметности. Мужчины в серых, коричневых или синих костюмах, женщины в практичных платьях и туфлях на невысоком каблуке. Повсюду — знаковые атрибуты эпохи: автоматы с газировкой, желтые бочки с квасом и длинные очереди в некоторые магазины, мимо которых мы проезжали. Но всё-таки она была широкая, просторная и свободная эта столица. Ну, по крайней мере, это было моё первое впечатление.
