Валек выпрямляется, серебряные глаза вспыхивают предвкушением.

— Я поеду, — произносит он. Конечно поедет. Он всегда рад свалить куда подальше. А учитывая, что альтернатива для него была электрический стул, расстрел или виселица — не удивительно. — Я же сказал: мои контакты во Внешних Землях могут пригодиться.

— Один ты точно никуда не поедешь, — рык Тэйна звучит почти как альфа-команда.

— Я поеду с ним, — влезаю я с улыбкой, — я обожаю рынок.

Чума тяжело вздыхает — звук долгий, мученый, едва приглушённый его маской.

— Мне, наверное, тоже стоит поехать, — бурчит он. — Чтобы эти двое идиотов не вляпались в очередную задницу.

Я во всю ширину улыбаюсь Чуме.

— Да ни капли не возражаю, Док. Всегда рад, когда ты едешь с нами.

Чума ощутимо дёргается — плечи подаются вверх, напрягаются. Я почти физически ощущаю, как он сверлит меня ледяным взглядом из-за золотых линз. Но я и виду не подаю о нашем маленьком… недоразумении. Совсем ни к чему, чтобы остальные о нём знали.

Да и это был всего лишь раз.

Раз… или?..

Воспоминание о руках Чумы — грубых, требовательных — это пробирает меня дрожью. Я ёрзаю в кресле, пытаясь согнать внезапно нахлынувший жар.

Чёрт. Сейчас явно не время думать об этом.

Валек замирает у двери, рука на ручке.

— Это значит оставить Айви одну с… — Он обрывает фразу, но мы все знаем, о чём он.

С Призраком.

Здоровяк стоит в углу, руки скрещены на огромной груди, нижняя часть лица спрятана за противогазом — ни черта не разберёшь. Но напряжение от него идёт волной, будто от натянутой до предела струны. Глухая, удерживаемая ярость кипит под поверхностью — как всегда.

— Ты тоже остаёшься, — говорит мне Тэйн тоном, не допускающим возражений. — Ты не то чтобы незаметный.

Я раскрываю рот, чтобы возмутиться, но захлопываю его обратно. Чёрт бы его побрал, но он прав. В прошлый раз, когда я сунулся на подпольный рынок, я перебрал спиртного и шлёпнул по заднице альфу–мафиози. Нас чуть всех не угробил. Хотя, честно? Стоило того. Ублюдок уже почти лапал официантку, а выражение его лица, когда он понял, что игра перевернулась, была бесценно.

Скорее всего, за мою голову теперь там даже награда висит. Да и подземный рынок — это всё, что осталось от бывшего общества во Внешних Землях.

Кроме того, если я останусь, у меня будет больше времени с Айви. Может, удастся её немного развеселить, разговорить. Она в последнее время такая далёкая, такая замкнутая. Будто уходит внутрь себя, отдаляясь от всех нас.

— Купите ей что-нибудь на рынке, — говорю я, наклоняясь вперёд и опираясь локтями о стол. — Что-нибудь, что заставит её улыбнуться. Вы, блядь, вообще заметили, какая она стала отстранённая?

Чума кивает, его маска чуть клонится вниз.

— Заметил, — отвечает он, голос приглушённый, но в нём легко считывается тревога. — Она отстраняется от всех нас.

У меня внутри стягивается узел. Значит, это не только мне кажется. Я пытался убедить себя, что накручиваю, что Айви просто нужно время привыкнуть. Но раз уж Чума это подтверждает — дело серьёзное.

— Она почти не выходит из комнаты, — бурчу я, проводя рукой по волосам. — А когда выходит, такое чувство будто… её нет. Просто ходит по инерции.

В памяти всплывает её пустой взгляд, когда она вчера прошла мимо меня в коридоре. Как будто она смотрела сквозь меня. Её красивые зелёно-голубые глаза были тусклыми, безжизненными. Ничего общего с той яростной омегой, что дралась с нами изо всех сил, когда мы впервые её привезли.

Будто она что-то замышляет. Выжидает.

Или… жалеет о том, что произошло между нами.

— Её прошлое всё ещё покрыто мраком, — произносит Тэйн, лоб хмурится сильнее. — Мы толком не знаем, что она пережила в Центре Перевоспитания.

— И пока не узнаем, мы не сможем ей помочь, — соглашается Чума, голос тяжёлый, почти виноватый.

Тэйн долго молчит, взгляд уходит куда-то вдалеке. Потом он выдыхает — устало, тяжело, будто из самых глубин груди.

— Раз уж я всё равно еду в столицу, загляну в Центр, — говорит он. — Посмотрю, что можно вытащить.

Меня накрывает волна ярости при одной мысли об этом месте и о том, что Айви там пережила. Я видел его всего раз, когда мы проезжали мимо в городе. Снаружи он выглядел куда лучше любого строения во Внешних Землях. Да и лучше большинства в самой столице.

Но не все тюрьмы очевидны. Даже представить не могу, что она там пережила — запертая, одинокая, на милости этих ебанутых ублюдков.

Я не ангел, но есть черта, через которую я не переступлю.

Вредить омеге.

И я знаю одно: что бы они ни сделали с ней, какие бы шрамы ни оставили на её теле и душе…

Мы заставим их заплатить.

Мы сожжём эту грёбаную дыру дотла и посыплем землю солью, чтобы от неё ничего не осталось — кроме пепла и горьких воспоминаний.

Тэйн отодвигает стул, его лицо становится сосредоточенным, решительным.

— Валек, Чума — вы двое поедете на рынок. Узнайте, что сможете.

Валек бесится, что ему назначили няньку, но не спорит, когда Чума идёт за ним к двери. Только косится зло и бормочет под нос россыпь вриссийских ругательств, перемежающихся словом «птица».

Чума бросает на меня быстрый взгляд — будто хочет что-то сказать, но передумывает. Я смотрю им вслед, стараясь делать вид, что мне не особо интересно.

— Виски, Призрак, вы остаётесь здесь с Айви, — продолжает Тэйн. — Обезопасьте её. И постарайтесь разговорить, если получится.

Последние слова — явно для меня одного. Призрак — это воплощенное закрытой книги. Уверен, у него там внутри пусто, как у чистого листа, но кто его знает. Я отдаю пародийный салют, ухмылка дёргает уголки губ:

— Есть, капитан.

Призрак только рычит — звук, который может означать всё что угодно: от согласия до желания вырвать кому-нибудь горло. С ним это всегда лотерея.

Да и с нами всеми, если уж честно.

Я откидываюсь на спинку стула, а мысли уже несутся вперёд. Нужно придумать, как достучаться до Айви, как пробить те стены, что она выстроила вокруг себя. Легко не будет — это ясно. Она пережила слишком многое, и доверие после такого даётся тяжело.

Но если я в чём и хорош, так это в упорстве.

И, чёрт возьми, я не позволю ей ускользнуть от нас.

От меня.

Блядь.

Я никогда не цеплялся. Проще держать всё на лёгком флирте, без обязательств. Так безопаснее. Чище. Но Айви… она другая. Она залезла под кожу так глубоко, что я уже не могу этого игнорировать.

Нравится мне это или нет.

В ней есть что-то такое — сила, спрятанная под ранами, и уязвимость, которую она прячет, как нож в рукаве. И это зовёт ко мне на каком-то примитивном уровне, бьёт сильнее любого инстинкта. Я хочу защищать её. Укрыть от всего дерьма этого мира, который норовит выжать из неё последние искры.

И да, ладно — я хочу заставить её улыбнуться. Хочу услышать её смех. Хочу увидеть, как в её морских глазах вспыхнет настоящая радость, а не боль и страх.

Это будет нелегко. Возможно, она снова меня укусит. Возможно, ещё раз зарядит коленом в живот.

Но я знаю одно: она стоит того.

Стоит того, чтобы за неё драться. Стоит того, чтобы за неё проливать кровь. Стоит того, чтобы за неё умереть, если понадобится.

Я встаю, тяжело ступая по бетонному полу, направляюсь к выходу. Призрак идёт рядом — огромная жуткая тень, излучающая злобу почти материально.

Мы идём по извилистым коридорам бункера, и прямо перед поворотом Призрак отделяется, сворачивая в другую сторону — делать… ну, что бы он там ни делал, когда мы не на миссиях. Он бросает взгляд через плечо, ледяные глаза скользят туда, где Айви снова заперлась от всего мира, и на секунду мне кажется, что он передумает.

— Ты с нами, здоровяк? — спрашиваю я.

Он колеблется. Потом едва заметно качает головой и уходит, ступая, как переросшая чёрная пантера.

Может, он и прав.

Мне, наверное, стоило бы постучать и сказать Айви, что ближайшие пару дней здесь будем только она, я и Призрак… но что-то подсказывает, что ей сейчас лучше дать немного пространства.