— Угощайтесь!

Владыка Севера взял чашку первым, сделал небольшой глоток. А Кветан смотрел на него так, словно этот момент для начальника цеха был важнейшим в жизни, глаза у мужика буквально светились от счастья. Я тоже взял чашку и кивнул Добрану, предлагая последовать примеру. Сделал глоток. Отвар оказался неожиданно приятным: густым, тёплым, насыщенным.

Холодящая свежесть местной мяты, глубокий травяной тон зверобоя и терпкая сладость от тех самых редких кореньев — всё это прям идеально сочеталось. Напиток согревал, но не обжигал и оставлял мягкое, приятное послевкусие. Добран взял свою чашку и, не стесняясь, прихватил большой пряник. Кветан тоже пригубил свой отвар и, чуть смущённо улыбнувшись, сказал:

— Прямо сейчас обед начинается. Приглашаю Владыку и его гостей отобедать со всеми.

Николай кивнул, но ответил при этом отказом:

— Благодарю, но времени нет.

Едва он договорил, как по всему цеху разнёсся гул — протяжный, низкий, будто кто-то ударил по длинной металлической балке или гонгу. Несколько человек сразу же оставили свои рабочие места и направились в сторону выхода. Николай допил остаток отвара, поставил чашку на столик и, глядя в сторону выходящих на улицу мастеров-запасников, пояснил мне:

— Столовая в другом здании.

— А как же те, кто недоделал запас? — спросил я.

— Сигнал оповещает о том, что обед готов, а не о начале отведённого времени на него. По мере завершения работы над текущим запасом каждый мастер будет идти и обедать. Их никто не подгоняет.

— Условия труда у них просто отличные.

— Никто пока не жаловался, — сказал Николай и, повернувшись к Кветану, добавил: — Ты тоже иди обедай.

Кветан заметно расстроился, ему не хотелось оставлять столько важного гостя, но перечить он не посмел — склонил голову и тоже направился к выходу. Когда он отошёл от нас достаточно далеко, Николай сказал:

— Видели бы вы, в каких условиях работают те, кого поймали огневики. Там просто кошмар. Без выходных, по восемнадцать часов в день. И так до конца жизни.

— Это ужасно, — только и мог я на это сказать.

— Это рабский труд в лучших традициях английских и голландских мануфактур семнадцатого-восемнадцатого веков, — произнёс Николай, не особо переживая, что Добран услышит незнакомые ему слова. — А у меня рабочий день всего двенадцать часов и есть один выходной. Все мастера-запасники живут в хороших условиях, в общежитиях по четыре человека в комнате, и имеют возможность жениться. Семейные получают небольшие избы, где могут вести нормальную жизнь. И детей у них здесь никто не отбирает, в отличие от огневиков.

— На фоне огневиков и двенадцатичасовой рабочий день не страшен, — заметил я.

— Не надо тут иронизировать, — сказал Николай, посмотрев на меня, как на человека, который не до конца понимает реалии мира: — В Девятикняжье у крестьян и мастеровых иной раз и четырнадцать — шестнадцать часов норма. А здесь всего двенадцать, и два полноценных перерыва на поесть в это же время входят. И от работы до дома двадцать минут идти.

— Так-то да. Не поспоришь, — согласился я.

Добран в этот момент чуть отошёл в сторону и полностью сконцентрировался на втором прянике. Воспользовавшись этим, Николай слегка наклонился ко мне и почти шёпотом, чтобы никто не услышал, сказал:

— Здесь не наш с тобой родной двадцатый или твой двадцать первый век на Земле. Тут у народа главное счастье: не помереть от голода и не быть убитым или угнанным в рабство. Всё, что сверху — роскошь. Для средневековья возможность жить не в страхе, что тебя завтра убьют прямо у тебя в доме, иметь этот самый дом и еду в достаточном количестве, чтобы прокормить семью — великое счастье. И это всё есть у моих мастеров-запасников. И вообще у всех жителей Севера. Конечно, развлечений у них маловато, но они находят, чем себя занять: у женатых по семь — десять детей.

— Это сильно, — сказал я, рассмеявшись.

— При моём бесплатном обеспечении лекарской помощью детская смертность здесь почти нулевая, — продолжил Николай. — Никто со стороны не приходит и не убивает, еды хватает, а предохраняться этих ребят никто не учил. Вот и живут большими семьями. Но это хорошо. Чем больше подданных, тем лучше. Север и в десять раз больше прокормит при правильном подходе. А чёрные братья защитят.

— С этим не поспоришь, — признал я.

Николай посмотрел на меня с лёгкой усмешкой и спросил:

— Есть ещё у тебя вопросы, почему многие рыжие так стремятся убежать на Север?

— Нет, — ответил я. — У меня другой вопрос появился: а на ком они женятся, если одни мужики на фабрике?

— Рыжих девочек рождается не меньше, чем мальчиков. Просто цеха разделены. Женщины работают отдельно. Здесь так принято.

Пока мы говорили, я замечал боковым зрением, как рыжие мастера-запасники один за другим завершали работу над шарами, после чего отдавали готовый запас помощнику, вытирали руки о полотенце, и уже через мгновение направлялись на обед. Всё происходило спокойно, размеренно, никто никуда не спешил, не суетился. Я снова поймал себя на мысли: как же круто здесь бывший директор советского завода всё организовал.

После осмотра фермы по производству запасов Владыка Севера хотел ещё показать, как живут его работники, как устроена молочная ферма неподалёку и даже рыбное хозяйство, но мы все понимали, что времени на это не хватит.

— Жаль, конечно, что не получилось тебе всего показать, — вздохнув, произнёс Николай, когда мы шли к повозке. — Как люди живут, что мы здесь ещё подняли за все эти годы.

В этот момент он уже окончательно превратился из грозного Владыки Севера в директора советского завода. Было видно, что ему очень хочется показать своё хозяйство тому, кто способен по-настоящему оценить, какой титанический труд был им проделан. И я прекрасно понимал, что этот бывший советский хозяйственник гордится своей рыбоводческой или молочной фермой не меньше, чем наводящими ужас на всё Девятикняжье чёрными братьями.

— Мне тоже жаль, что не успели, — сказал я. — Вижу, как тебе хочется всем этим похвастаться.

— Да не похвастаться, а просто показать, — возразил Николай, но тут же согласился: — Ну да, и похвастаться тоже. Потому что никто ведь здесь толком и не понимает, сколько я в это всё сил и труда вложил. Они же думают, что я какой-то сверхчеловек, и мне всё легко и просто даётся. А я сплю по три часа в сутки и сижу на магическом допинге, чтобы это всё успевать контролировать.

Он сказал это с такой досадой, что я просто не мог не пообещать, что посмотрю все его достижения.

— Давай, как я вернусь из Златояра, мы выберем день или даже два дня, и ты мне всё покажешь, — предложил я. — Мне самому интересно, как у тебя здесь всё устроено.

На том мы и договорились. Затем дошли до нашего экипажа, строго наказали Добрану, чтобы они с Желтком далеко от нас не отбегали по дороге, забрались в повозку и поехали в замок Владыки Севера.

Некоторое время мы ехали молча, затем я спросил:

— Где ты такое количество рыжих набрал?

— Первое время приходилось ловить и насильно привозить, — признался Николай. — Других вариантов не было. Но когда они видели, какие условия я им предлагаю, спасибо говорили. Про то, как рыжие живут у огневиков, все знают. Они же иногда убегают и потом рассказывают обо всём. А от меня за всё время ни один не ушёл. Ну а потом потихоньку с годами пошли слухи, что у Владыки Севера рыжим хорошо, народ сам начал приходить, многие детей привозят и оставляют.

— А если не рыжие приходят?

— Мы всех берём. Очень много народа отовсюду идёт на Север. И из Девятикняжья, и от поганых, которые на самом деле в массе своей нормальные люди, просто чуть более дикие в силу того, что им постоянно приходится от зверья отбиваться. И не только рыжие идут, обычные крестьяне тоже, разная беднота городская. Кто приходит работать и достойно жить, мы всем рады. А кто со злым умыслом, тех я одним касанием вычисляю и назад отправляю.

— А работы на всех хватает?