— То есть, твой батя решил стать монополистом по мёду?

— Нет, — отрицательно завертел головой парнишка. — Не мапаполитом, а княжим медовщиком.

— А невеста вот прям такая уж страшная?

— Очень. К ночи даже вспоминать не хочу.

— А чего посаднику так приспичило её замуж выдать?

— Так она старшая. А младшая у него красивая получилась. На младшей, может, и сын князя нашего женится. Но пока старшую не выдали, не положено для младшей жениха искать.

— Старшая страшная, что ты аж спать не можешь, а младшая — красавица. Что-то не верится мне в такой расклад. Может, не такая уж и страшная?

— Да какая разница? Я просто не хочу жениться.

— А чего ты хочешь? — спросил я.

— Странствовать, — не задумываясь, ответил Вадим. — Стать великим воином, чтобы про меня былины складывали. А вместо этого отец хочет, чтобы я за юбку держался и ему должность обеспечил.

— Ну чтобы былины складывали, нужно совсем уж великим стать.

— Ну я буду стараться. А если что, я и сам могу былину про себя сложить, я умею. Хотите песню спою? Я сам сочинил.

— Нет, — отрезал я. — В другой раз.

Слушать песни местного барда мне категорически не хотелось, да и времени на это не было — нужно было обсудить с Гореком ситуацию и решить, что делать дальше в свете новости о том, что нас ищут и в этом княжестве. И как только Вадим, Ясна и Добран закончили ужинать и улеглись вокруг костра, чтобы отойти ко сну, я предложил королевичу немного прогуляться и поговорить.

— Что думаешь? — спросил я Горека, когда мы отошли от костра метров на двадцать и уселись на здоровенный плоский валун. — Есть у нас шанс дойти по земле златичей до границы моего княжества?

— Шанс есть всегда, — ответил королевич. — Но вот какую цену мы за него заплатим?

— Хотелось бы минимальную.

— Тогда надо идти на север.

— В земли Владыки Севера? — удивился я.

— Почти. Вдоль границы с Землями Севера идёт старая дорога. Сейчас по ней почти никто не ездит — все боятся чёрных братьев, а вот раньше, когда Девятикняжье состояло из девяти княжеств, а не восьми, это был главный путь из Треславля в Велиград. После того как Владыка Севера захватил Треславльское княжество и присоединил его к своим землям, эту дорогу забросили. Но она есть и проходит по самой границе с Северными землями. Думаю, огневики меньше всего ждут, что мы пойдём там.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Я любопытный. В детстве мечтал, что, когда вырасту, буду странствовать, может, даже доберусь до Синих гор, вот и готовился: читал много книг, изучал карты.

— Ты поэтому с нами пошёл? — спросил я.

— Отчасти и поэтому, — ответил королевич.

— А ещё почему?

— Скучно мне дома, и я там ощущаю себя чужим, непохожим на остальных: люблю веселиться, не ем мясо. Если бы не королевская кровь, меня бы уже давно перевоспитали, но кто посмеет сказать что-то сыну короля?

— А сам король?

— Отец меня любит. Но я вижу, что не соответствую его ожиданиям, и ему неловко из-за меня перед другими горанами. Вот Рудек — совсем другое дело. Он настоящий будущий король. Мы все им гордимся, — Горек вздохнул, выдержал небольшую паузу и добавил: — Я давно хотел уйти, но всё никак не мог решиться, а тут такой повод.

После этих слов я понял, что Горек собрался идти с нами до самого Велиграда. В принципе, я не был против — умный, сильный и храбрый воин ещё никому в походе не мешал. Но в целом команда у меня подобралась интересная: сбежавшая от мужа юная княгиня, за которой охотятся дружинники двух княжеств; таинственный малолетний огневест, которого ловит могущественный магический орден; горан-вегетарианец, мечтающий о приключениях, и беглец-жених, желающий стать воином и воспевать в былинах свои подвиги.

И во главе этой дикой команды я — попаданец из другого мира в теле юного княжича. Я невольно усмехнулся, посмотрев немного со стороны на нашу разношёрстную компанию, в которой четверо из пяти находились в бегах.

— Да, знаю, что это смешно, — сказал Горек, приняв мою усмешку на свой счёт. — Но мне иногда даже имя другое взять хочется, чтобы хоть что-то изменить в моей скучной жизни.

— Ну, так возьми, если хочется. В чём проблема?

— К этому привык.

— Ты можешь немного поменять.

— Это как?

— С Горека, скажем, на Гарика. У меня друга так звали в прошлой… — я чуть было не ляпнул «жизни», но вовремя спохватился. — В прошлом был друг у меня с таким именем.

— Га-рик, — по слогам проговорил королевич. — А это звучит. От слова гарь. Гарик Испепеляющий!

— Гарик Горелый, — не удержался я от шутки.

— Горелый мне не нравится, — на полном серьёзе ответил Горек. — Испепеляющий лучше. А ещё лучше — Странствующий!

— Ну ты не спеши, подумай, как следует, что лучше, а пока я буду называть тебя просто Гариком.

— А я тебя — Владеком, как горана, потому что ты мне теперь как брат, — заявил королевич. — А Добрана — Добреком, потому что он тоже мне уже почти как родной.

— А почему у горанов все имена на «-ек» оканчиваются? — спросил я.

— Потому что в нашем языке такое окончание означает, что имя мужское, — пояснил Горек-Гарик. — Мы уже давно полностью перешли на язык людей. Язык горанов только некоторые ведуны знают, да, говорят, он в ходу у жителей Белогорья. И имена у нас теперь на ваши похожи, только вот окончание своё прибавили.

— А у женщин какое окончание? — спросил я, осознав, что мне за всё время пребывания в Дрекборе не представили ни одну горанку по имени.

— У них разные, у наших женщин обычные человеческие имена.

— А почему вы вяли имена людей, а не чаровников?

— И как бы мы это сделали, если трлаги сами ваш язык переняли и имена взяли, чтобы не выделяться среди людей и полукровок.

— Интересно, много их — тех, которые чистые чаровники? — спросил я.

— А кто их знает? — пожав плечами, ответил королевич. — Это надо пройти по всему Девятикняжью и на каждого жителя посмотреть.

— А ещё интересно, как много их среди князей.

— Тоже надо смотреть на каждого. Вон ты вообще не похож ни на чаровника, ни на пустышку, ни на полукровку.

— Ну, может, я всё же полукровка, просто необычная, — предположил я.

— Может, и так, — согласился горан. — Но я однозначно чувствую, что у тебя есть способности к чаровничеству. Как и у Добрека. Но с ним всё ясно, он обычная полукровка, хоть и с большой долей чаровнической крови. А Ясна — пустышка, хоть и княжьих кровей.

— С чего ты это взял? — спросил я, удивившись тому, что Горек вычислил Крепинскую княгиню.

— Да видно же по ней. По поведению, по манерам, — ответил королевич. — А ещё по ней видно, что она в тебя влюблена.

Горек расхохотался, а я немного смутился — не ожидал, что разговор перепрыгнет на эту тему.

— А ты на неё внимания не обращаешь, как на женщину, — продолжил рассуждать Горек. — Её это сильно печалит. И если ты хочешь знать моё мнение…

— На этот счёт не хочу, — перебил я королевича.

— Но даже если ты его не хочешь знать, я всё равно скажу: бери Ясну в жёны, не пожалеешь!

— Ты как старая цыганка, всё видишь, всё знаешь: кто в кого влюблён и кому на ком жениться надо.

— Цыганка? — переспросил Горек. — Кто это?

— Да так, — отмахнулся я. — Неважно.

— Ну неважно, так неважно.

Какое-то время мы сидели молча, глядя на звёзды и слушая ночной лес, а затем я задал вопрос, который интересовал меня уже давно:

— Гарик, а сколько тебе лет?

— Пятнадцать, — ответил королевич.

Этот ответ меня, мягко говоря, удивил. По Гореку было видно, что он довольно молод, но вот чтобы настолько. Названный возраст никак не увязывался с рассуждениями горана о жизни и его боевыми навыками. Да и в Дрекборе его все воспринимали как довольно взрослого. Несерьёзного, но взрослого.

— Ты сейчас не пошутил? — спросил я. — Не очень-то ты похож на пятнадцатилетнего.

— Гораны растут не так, как люди, — ответил королевич. — Вначале мы развиваемся очень быстро. Годовалый горан по физическому и умственному развитию равен трёхлетнему ребёнку человека. Двухлетний горан — шести-семилетнему человеку. А потом всё замедляется. Четырёхлетний горан как восьмилетний человек, и дальше мы так и идём вровень с четырёхлетней разницей.