Моя неполная тысяча с аркебузами шла ближе всего к отступившим силам наемников.

Я тут же отправил гонца к пехоте Серафима и к казакам, что преимущественно заменяли мне стрелецкие силы. Им тоже следовало выдвигаться. Обозначить то, что мы наступаем всем фронтом. Может быть, правый фланг только не пойдет в бой, хотя. По-хорошему ему бы надо тоже выдвинуться и поддержать нас, стать резервом. Если стрельцы под началом Воротынского и стоящие вместе с ними люди согласятся под нас пойти.

Все же на правом фланге им-то деваться вообще некуда.

Если мы ударим там всей силой, что сейчас шла в довесок к левому — то есть еще и аркебузирами и бронной конницей и пехоту подтянем, то… Вся эта рать сметет и стрельцов, и пехоту с копьями. Не устоят они. Конница, думаю, вообще отступать сразу начнет, спины покажет.

Так что у Ивана Михайловича-то по факту выбор без выбора. С одной стороны, не простой, ведь это сдача. А с иной — если Шуйскому конец, то смысл всех жертв и твердости решений.

— Господарь. — Проговорил наконец-то Богдан.

— Да, что там немцы? — Уставился на него.

Мы неспешно двигались вперед маршевой колонной. Расстояние сокращалось. Скоро будем разворачиваться для обозначения фланговой атаки.

— Немцы-то. Григорий отослал, сказал, что нужнее я здесь. — Он ощерился. — Тебя, господарь своей грудью прикрывать, коли надо. Такая работа. А с этими… Да говорить готовы, Григорий Неуступыч человек-то грамотный, многомудрый, он лучше справится.

Хорошо, что казак понимал в чем его преимущества, а в чем недостатки. Это важное качество для человека.

— Богдан. — Я глянул на него пристально. — Немцы что?

— А что. Да в смятении они. Дюже злы. Это точно. То, что главный их у нас, этот… Якоб Делагарди… Или как там его, добавило им, конечно, проблем. Кто сейчас за атамана у них неясно. Но… — Он улыбнулся криво. — На Шуйского они прямо дюже злы. Там к ним гонцы приносились, на меня смотрели, да на нас всех. Требовали, чтобы били нас, как врагов. Кричали…

Он перевел дыхание.

Вот дела, мешали люди Шуйского переговорам, ожидаемо в целом.

— И что?

— Да ничего. На крики эти один из немцев, такой большой мужик, типа Пантелея нашего, крепкий как гаркнет. Рота у него большая, не воевала еще с нами. Так, он им злобно и говорит на ломаном нашем. Что мол, мы вперед пошли, в битве собратьев потеряли, а вы? Вы где были? Вы стояли, смотрели. Вот и идите к дьяволу. Сами идите и повоюйте для начала, а мы поглядим.

— Так и сказал? — Информация была полезной.

— Да. Но, господарь, шведы там, стрелки, которые по большей части, мушкетеры и аркебузиры. Они-то не очень довольны переходом от Шуйского к нам. Говорят, что без Делагарди этого не пойдет. Он главный у них. Они люди короля. И просто так взять, и наняться… — Он плечами пожал. — Не могут они. Да и своего главного требуют вернуть. А он же пленник. Выкуп нужен. А сколько я-то почем знаю. Вот Григорий Неуступыч пускай решает. Почем жизнь этого генерала. Кто он там, барон, боярин, князь, граф. Видно же, что важная птица.

Торг за шведа, дело в целом обычное для тех времен. Рыцарей выкупали из плена. Ну и понятно, что своего лидера забрать у русских повстанцев, каких-то варваров, чудом взявших верх дело хорошее. Уверен, так именно мыслили сейчас все эти немцы. Возможно, как и прошлые мои противники, подумывали, не приписать ли мне силу дьявольскую.

— Не боятся, что мы их в землю втопчем?

— Нет. Судя по тому, что я понял, они это. Понимают они, что если отступят, бить их мы не будем. Незачем. Они же наемники. Они же за деньги жизнями рискуют. Раз им не платят больше, чтобы они нас били, они и не будут.

— Так им заплатили? — Я улыбнулся.

— Говорят, мало. — Он ощерился. — Говорят, особенно те, что под наши пушки попали и с пехотой Серафима бились. Эти, германцы, говорят. Дескать, мы в бой сходили, чтобы второй раз идти еще платить надо.

— И что гонец?

— А гонец шумел, кричал, требовал. Прогнали его. Пригрозили даже на пики насадить, если орать будет.

— Ясно.

В целом ситуация была понятная. Все, как я и думал, как и рассчитывал. Наемники злы и сражаться не желают. Интересно, что по данному факту будет делать Шуйский.

Мы приближались, разворачиваясь для удара. Еще немного и запоют рога, кони ускорятся, и, выходя на дистанцию атаки, последует залп из аркебуз по фланговому построению московских войск.

Вдруг от их нестройных рядов вырвался гонец с белым флагом. Летел он быстро. Я живо приказал трубить отход, перестроение, чтобы мы, остановившись, не стали легкой добычей какой-то вражеской хитрости. Войско замирало, оттягивалось. Сам вглядывался в противостоящие ряды. Там, в районе дороги тоже наблюдалось какое-то движение. Вроде бы бронная конница и карета продвигаются к передовой линии.

Что твориться?

Почувствовал на себе взгляд Богдана, у него тоже имелись вопросы к происходящему.

Несколько аркебузиров выдвинулись вперед, перехватили гонца под белым знаменем, сопроводили ко мне. Человек бы немолод, явно сильно нервничал. Одет был небогато и не поспешен. Так, какой-то обычный служилый человек, которых в войске моем множество. Оружия нет, пришел с миром.

— Кто таков? — Спросил я, смотря на него из седла.

— В… Воевода, их высочество Дмитрий Шуйский предлагает переговоры. Ранен он, на карете будет с… С боярами. — Человека сильно трясло, он очень сильно нервничал, поглядывал на сопровождающих.

— Как звать тебя?

— Я-то… я… Дмитрий Шуйский…

— Ты не понял, служилый человек. — Буравил его взглядом и ждал ответа на свой четкий вопрос. — Кто ты, как звать?

— Иван… Иван Колядин я. — глаза его бегали. Что-то неладное в войске Шуйского творилось. Неужто они нас так боятся. Или случилось чего.

— Чей ты человек? Кто ты? Иван Колядин.

— Послужилец я. — Он икнул. — На службе у Куракиных.

— Чего трясешься так, служилый человек? — Я смотрел на него и все отчетливее понимал, что что-то тут не так. Либо это все подстава и нас втягивают в какую-то авантюру. Либо время тянут. Либо… Ну не может же боец под белым флагом бояться настолько сильно нас.

— Так это… Говорят… Говорят… — Он заикался, собрался, вновь начал что-то там про Шуйского тарабанить, заученное.

Говорят, значит, что мы сами черти, пришедшие с юга. Так выходит. Но что-то за всей этой ситуацией странное было и не нравилась мне она.

— Где переговоры?

— Так, он, Дмитрий Шуйский значит, ранен был. Карета… — Он начал озираться, заприметил ее, махнул рукой, очень осторожно, не давая повода сопровождающим его людям. — Карета и сопровождение. Ждут тебя, воевода.

Ждут, значит. Я улыбнулся по-доброму, но в душе понимал — точно, это какая-то постановка.

Поглядел в том направлении, куда показывал этот напуганный вояка и правда. Из рядов противника по дороге, ведущей к Серпухову, выехала карета. Сопровождало ее порядка полутора сотен отлично снаряженных, бронированных всадников. Хороший эскорт и что мне с этим делать? Они же все с оружием. Я на переговоры пойду и что? Тоже две сотни брать?

Тем временем всадники, явившие себя, строились в две шеренги рядом с повозкой, вроде бы как принимать меня собирались.

Выглядело эпично, но. Уж больно как-то чудно.

— Хорошо, Иван, нас поведешь. — Улыбнулся я ему.

Тот еще сильнее волноваться начал. Пот аж градом катился с его лба.

— Да, воевода, да. Конечно. Дмитрий Шуйский. Его Высочество ждет.

— Сопроводите.

Я махнул Пантелею и Богдану, они выглядели напряженными. Проговорил:

— Собраться, идем мы на дело опасное. Ухо востро держать. Полсотни аркебузиров берем с собой.

— Не мало ли, господарь? — Прогудел Пантелей. Даже он, богатырь мой, ощущал какой-то подвох в сложившейся ситуации.

— Достаточно. На первый случай. — Улыбнулся я криво.

Вестовых к Тренко и Трубецкому отправил. Сотникам своих стрелковых кавалеристов тоже четкие указания дал. Выдвинулись мы вперед минуты через две после явления этого Ивана, небольшим отрядом. Справа продолжала маршировать, выдвигающаяся и подтягивающаяся к пехоте конница. За спиной моей перестраивались бронные и стрелковые сотни.