— Ну ты и лихой человек, господарь, Игорь Васильевич. — Он поклонился мне с уважением. Продолжил. — Ты прости, коли что не так говорю. Я-то казак простой. Думал я, что сам всех бесстрашнее. Отважным себя считал. Уф… Но на тебя смотрю, диву даюсь. — Помотал он головой. — Сам на копейный строй, сам в бой, в пекло, на врага. Сам этих немцев этих злых раскидал, генерала их схватил. Без тебя бы нам тут… Уф…

Уставился он внезапно на татарина.

— О… Наш степной друг живой. — Ощерился довольной улыбкой. — Абдулла, это же добыча господаря!

— Он схватить, я вязать! Вот и вяжу, казак, вяжу. — Выкрикнул тот в ответ, тоже улыбаясь.

Наконец-то примчалось два вестовых, ждали указаний.

Пора действовать, пока Шуйский не опомнился. Хотя изменит ли что-то его вмешательство? Уже сильно вряд ли.

— Богдан. Лихой ты мой казак. Белый флаг бери и скачи к немцам для переговоров. Скажи им, что предлагаем почетную сдачу. Поговорю с их капитанами. Обсудим условия работы.

Он замялся, уставился на Абдуллу и пленника.

— Может про него сказать?

Хорошая идея.

— Э, швед, тебя как звать?

Ситуация, конечно, была эпичная. Достойная запечатления на гравюре и внесения ее в исторические хроники.

Генерал наемных иноземных сил, можно сказать, захватчиков и интервентов валяется где-то на середине вала. Поверженный, угнетенный, сломленный. Его крутит какой-то степняк — единственный в моем войске, но весьма колоритный. А я — самозванец, повстанец, негодяй, в мыслях этого пленника, смотрю на него прямо свысока.

Как бы историки не наваляли потом, что южной армии Игоря Васильевича активно помогал татарский корпус. Не могло же так сложиться, что один-единственный степняк повязал самого генерала наемников.

Пленный тем временем не торопился отвечать.

— Говори, шайтан. — Прошипел Абдулла. — Говори, когда тебя господарь спрашивать.

Он, видимо, нажал тому на кровавую рану. Генерал закричал от боли.

— Говори!

Угу, еще и пытки припишут. Я криво усмехнулся. Да плевать. Главное — дело сделать.

Ход истории прилично так повернулся здесь и сейчас. И это ощущалось в самом настроении окрест. Что-то изменилось.

— Я… Я… — Он приходил в себя после накатившей боли. Попытался подняться, но Абдулла жестко толкнул, поставил его на колени. — Я, Якоб Понтус Делагарди, граф, предводитель наемного войска, генерал московского воинства, воевода.

Последнее он сказал как-то ломано, слово было незнакомым. Произнес все это как можно более возвышенно. Но ситуация-то говорила об ином. Кто наверху, а кто повержен.

— О, господин граф, какая честь. — Все же я не ошибся, и интуиция верно подсказала, с кем я имею дело. — Прошу простить за столь неподобающее отношение. Улыбнулся. Добавил. — Если вы дадите мне слово, что не будете оказывать сопротивление, и признаете себя моим пленным, то ваше положение резко изменится в положительную сторону.

Он смотрел на меня с толикой злости, негодования, удивления. Там еще были какие-то чувства, но по его измученной болью и прилично грязно физиономии считывать не так уж и просто.

— Я не представился, господин граф. Игорь Васильевич Данилов. Боярин, господарь, ирфант, как говорят мои иноземные друзья. Я воевода войска идущего брать Москву и собирать Земский Собор со всей земли Русской. — Улыбнулся еще шире.

Повисло тягучее мгновение ожидания.

И. Я сломал его. Еще одна победа.

— Хорошо. — Он склонил голову. — Слово рыцаря. Ты пленил меня, Игорь Васильевич. Клянусь, что не убегу и не буду сопротивляться. Я в твоей власти, уповаю на твою милость.

— Лисью шубу не подарю. — Смотрел на него пристально, улыбался. Знал ту историю, когда Жолкевский после боя, тоже пленив Якоба, одарил его раненного шубой. — Абдулла! — Выдал я приказание. — Нашего почетного гостя развязать, передать медикам, осмотреть рану. И глаз не спускать.

Лицо татарина выражало явное разочарование. Все же в его культуре, видимо, врага предполагалось прилично так заугнетать до состояния невозможности сопротивляться. Но, этот швед был мне еще нужен. Судя по прочитанному в знакомой мне истории, он был весьма толковым. А такие пригодятся.

Да и против ляхов воевать же кто-то должен. Почему не использовать этих людей под его покровительством.

— Абдулла. За него головой отвечаешь. — Перевел взгляд вновь на Делагарди. — Господин граф, рекомендую вам не делать чего-то непонятного моим людям. Мой друг, татарин очень нервный. Но он точно сбережет вас от проблем, связанных с пленом. Его все мое войско знает. С ним вы будете в безопасности от прочих моих людей.

Якоб, я видел это, заскрипел зубами. Но спустя мгновенье поклонился.

— Сочту за честь. — Донеслось сухое.

Все, с этим закончено. На время. Потом еще поговорим, но после. Уже после завершения всех наших дел с Шуйским и его силами.

— Богдан. Ты все слышал. Давай к немцам. — Казак все еще ждал моих указаний, и я выдал их. — Скажи, что их генерал Делагарди у нас. Живой, здоровый. Возьми это знамя, верни пикинерам, скажи, что они отважно сражались, и я уважаю это. Да, мы враги. Пока. Но для будущего нашего похода нам нужен союз с этими людьми. Нам вместе бить ляхов.

Казак вскинул бровь.

— Они наемники. Они воюют за деньги. — Хмыкнул я. — Шуйский кинул их в пекло. Думаю, они сейчас очень злы на него и на все московское воинство, которое даже не подумало поддержать их в тяжелую минуту.

В Клушино все также и случилось. Только Жолкевскому и его войскам были не нужны русские силы для похода на столицу. А мне очень пригодятся еще сотни людей, чтобы отбивать Смоленск.

Только вот вопрос в их верности. И это самое, пожалуй, сложное после победы.

— Сделаю. — Богдан наклонился, подобрал грязный, порванный, истоптанный стяг. Двинулся с бруствера к лошадям, что топтались окрест.

Вестовых стало уже больше — пятеро. И все они ждали моих указов. Кого бы, черт возьми, послать. Яков ранен. Григорий — слишком ценен. Надеюсь, на левом редуте с ним все хорошо и он не полез в драку.

Ухмыльнулся. Значит, моим ценным кадрам делать этого не надо, а сам…

Плевать! Все получилось, мы отбросили врага. Не умел я по-иному. Только личным примером, только на своих плечах.

Начал раздавать указания.

Спустя минуту вестовые помчались в разные стороны, неся важную информацию.

Один к бронной коннице левого фланга, я перекидывал ее на правый. Второй к французам, которые все еще маячили на поле боя где-то сбоку, куда отступили. Третий, прихватив троих сопровождающих, к стрелецким позициям. Это было самое важное дело. Туда по-хорошему надо было слать Якова, а он ранен, или какого-то полковника на переговоры, но это дело опасное. Послал просто бойцов, предварительно. С предложением присягнуть, перейти на нашу сторону.

Оставшиеся двое понеслись по флангам с указаниями их воеводам — моим полковникам.

Скоро все завертится.

Сам я, осмотрев творящееся на поле боя, спустился с вала к лошадям. Сопровождал меня Абдулла, ведущий Делагарди и несколько бойцов из сотни Якова. Смотрел по сторонам. Здесь все сдались, сложили оружие. Видел также, что потрепало нас знатно. Много потерь. Но, радовало то, что это жертвы только на одном небольшом участке боя. Один острог только перешел в состояние жесткого противостояния и яростной рукопашной, где все держалось на волоске. Центр и левое крыло, уверен, обошлись меньшим ущербом.

Вздохнул.

Нашел глазами скакуна Якова. Подошел. Взлетел в седло.

Все мы небольшим отрядом двинулись к центру. Подлетели. Здесь уже за нашими позициями формировался лазарет. Подводы, стоящие в тылу, раскинутые скатки. Людей, которых можно было транспортировать вели сразу в лагерь, там был заранее по моему требованию организован полевой госпиталь. Дымились костры, и грелась вода. Там будут спасать жизни и возвращать в строй. Даже часть серпуховского гарнизона и жителей я привлек для этих целей. Так что в рабочих руках достатка не было. Сейчас все включатся в работу.