Делагарди повел коня пятками, привстал на стременах, вгляделся, двинулся вперед. Оценивал ситуацию, прикидывал риски и потери. Зубы его скрипели. Ведь прямо сейчас он своими глазами видел, и это приводило его в бешенство, что наемные роты дрогнули.

Но центр, где было еще противостоящее им багряное знамя, продолжал наступать, втягиваться туда, за вал.

И, еще один залп! Проклятье! Как такое возможно! Как!

Делагарди видел, что слева и справа из-за крайних укреплений выезжает конница. Небольшие отряды, вооруженные аркебузами. Пара сотен с каждой стороны, может, чуть больше. Неплотный строй, без броней. Они неслись на недоступном для атаки пикинеров расстоянии, маневрировали. Когда только научились, ведь не умела их эта называемая поместной конница такого. Не видел Якоб, чтобы у нее получалось хоть как-то слаженно действовать, кроме как идти вперед и отходить. А здесь — маневр!

А фланг наемников был оголен, к тому же те были заняты и несколько ошеломлены происходящим впереди. Там гибли их товарищи, и на разворот пикинерам требовалось бы чуть больше времени.

Конечно же, они начали это делать, перестраиваться, но… Не так быстро, как того хотелось бы.

Мушкетеров там не было. Они концентрировались за горящими редутами и вели там перестрелку с казаками. Запасные части той самой третьей линии были еще слишком далеко. Вывести их на рубеж эффективной стрельбы да так, чтобы прикрыть своими пикинерами — не получится, не успеют.

Без прикрытия риск получить удар кавалерией.

Да, эти рейтары легкие, без пик и броней, но они могут взять на саблю замешкавшихся пеших мушкетеров, сбить их с огневой позиции.

Якоб смотрел и приходил в еще большее бешенство.

Эти бездоспешные рейтары примерно по пять десятков давали залп из аркебуз со средней дистанции огня, затем быстро из пистолетов и разворачивались обратно. В обычной ситуации — не слишком сильные потери и не такая уж большая проблема для опытных наемников. Но по фронту в них сейчас разрядились какие-то орудия. Потери и атаки с двух сторон. Все это ведет к падению воинского духа формации.

Проклятый Шуйский стоит со своими всадниками и смотрит. Просто смотрит!

А здесь, у редутов у передовых линий пехоты — колоссальные потери от этих выстрелов. Будь там что угодно — пушки или тюфэнги. Громыхнуло сильно и не раз. А еще это жаление с фланга.

Центр тоже дрогнул. За дымом видно было плохо, но там германцам противостояли русские пикинеры. Бывает же такое. Плохо снаряженные и без доспехов, но вооруженные по такому же образцу и действующие вполне слаженно. Их тренировали, это было видно, и они вполне неплохо справлялись. А после залпа из орудий перешли в наступление.

И здесь он, через дым, своими глазами воочию увидел самого этого Игоря.

Не убоялся он, подбежал к знамени, выхватил у замершего по центру второй линии укреплений огромного человека, настоящего колосса, начал размахивать и орать что-то. Воодушевлять своих бойцов.

Доносились ветром яростные слова.

— Вперед… Дави… Победа будет за нами… Разбит.

Дьявол! Мы еще не разбиты, мы еще… Победа ускользала у Делагарди как песок сквозь расставленные пальцы, утекала, как кровь из раны, как вода.

Дьявол!

К лошади шведского генерала подбежал мальчишка, связной. Вывел из состояния шока своим громким и четким донесением.

— Ваше Высочество, генерал, осмелюсь сообщить, что две шотландские роты, а еще фламандцы и саксонцы отказываются идти вперед.

— Что⁈ — Заорал в бешенстве Якоб.

Его бросило в жар от этого сообщения.

В тот самый момент, когда надо додавить, добить, приложить последнее усилие, наплевав на потери. Когда надо сломить, превозмочь и одолеть, эти трусливые псы поджали хвосты! Хотелось завыть и нестись к ним, требовать идти в атаку, лично. Угрожать, обещать, увещевать.

Все что угодно, чтобы они пошли в бой! Все!

Мальчишка, видя, что полководец впал в ярость, припал на одно колено, уставился в землю

— Говорят, что пока королевич… — Так, наемники промеж себя называли Дмитрия Шуйского. — пока королевич не соизволит идти в бой сам и его люди… Они рисковать не будут. Видно же, что братьям дается тяжело. Это нелегкая прогулка, которая была обещана. Это тяжелый бой с опытным, отважным противником. Так просили передать капитаны рот. Ваше Высочество.

Ах вы трусы!

— Этих русских надо дожать! — Выкрикнул Якоб.

Но смысла сотрясать воздух и что-то говорить этому парню было ровно ноль. Швед выхватил плетку, чтобы врезать ему, но в последний миг остановился. Тот же ни в чем не виноват. Только в том, что сообщил вполне ожидаемые новости.

Эти нерешительные московиты не хотят лезть и сражаться. Так почему жизнями должны рисковать наемники? Это же не их война. Братья по оружию сделали очень многое. Потеряли многих хороших товарищей. Так, где же помощь со стороны царских войск? Где и удар, когда он так нужен?

Его нет.

И поэтому наемники не хотят рисковать жизнями. Мало ли. А вдруг, добей они сейчас войска этого самозванца, московиты ударят им в тыл. Зачем? Не платить жалование, как вариант. Да, это измена. Да, это приведет к тяжелым последствиям. Но, кто знает — что на уме у царя. Не обезумел ли он, упиваясь властью. Ведь, по слухам, это он отравил своего родича, талантливого генерала, что вел их от победы к победе.

Раз Шуйский не пожалел родню кровь, то уж их он точно щадить не станет

Делагарди, пребывая в невероятном состоянии безмерной ярости, прикидывал, что сейчас те капитаны, что отказались идти вперед, мыслили примерно так, а не иначе. Это не их война. Так почему они умирают сотнями, а эти московиты даже пальцем не пошевелят для достижения победы?

Не заговор ли все это.

— Чертова Смута. — Прошипел Делагарди, толкнул коня и медленно двинулся вперед.

Сам, все сам!

Наемники дрогнули. Я видел это.

Было у меня понимание того, что захоти они сейчас, скорее всего, добавили бы нас, потеряв еще людей. Будь они бездушные, бесстрашные и готовые на все. Но, как и думал, моральный дух и отсутствие желания умирать ради не пойми чего, сыграли свою роль. Те, кто видел смерть своих собратьев по оружию от моих тюфяков смешались, стоящие за их спинами тоже. Более дальние ряды ощутили заминку.

И вся эта масса замерла.

Это была не игра. На кон каждый из них ставил свою жизнь. А это очень и очень высокая цена.

И будь они поддержаны конницей Шуйского, дави бы она сейчас мои ряды, воодушевления у наемников было бы ощутимо больше. А так. Для кого и зачем рисковать жизнью? Все же легкая прогулка и убийство плохо организованных и снаряженных русских превратилась в тяжелую кровопролитную работу с по-настоящему опасным противником, который подготовил много всяких хитростей.

Это другой фронт работ, и к нему войско Делагарди не было сейчас готово. Я видел это своими глазами.

— Шаг! — Орал Серафим, уже прилично охрипший. — Шаг! Коли!

— Братцы! Вперед! — Вторил ему я.

Бойцы боевого батюшки навалились, начали выдавливать пикинеров за пределы острога. Те, ощетинившись пиками, неспешно отходили. Не бежали. Они все же были опытными солдатами и понимали, дрогни они окончательно, им конец. Им противостояли не сопливые новобранцы, а люди готовы стоять, держать строй, гибнуть и убивать.

— Ура! Ура-а-а! — Раздалось впереди.

Вначале выкрикнул один кто-то из идущих первыми, затем к нему присоединились сотни давящих глоток. Этот яростный, полный злости и непреклонности крик разошелся дальше. Его поддержали казаки, ведущие тяжелый огневой бой по флангам острога, затем поддержал левый, самый дальний.

А вот на правом, тишина.

Я повернулся туда. Что там творится, неужто продавили. Не успели и стрелки не помогли!