Пение замолкло.

Картечь выкосила передовые эшелоны.

Страшная штука, не оставляющая шансов тем, кто попал под огонь. Стальные куски, это были обрубки гвоздей, шарики, просто железная высечка. Все это вмиг с грохотом вырвалось из стволов и сразило наповал. Оно пробивало кирасы, срывало шлемы, крошило и ломало. Если не могла выдержать сталь, что говорить о простых человеческих телах, сгрудившихся на прямой наводке.

А люди, стоящие очень плотным строем, ощетинившиеся и чувствующие плечо собрата и дыхание задних рядов, лучшая мишень для таких орудий.

Я же их туда поставил не одно и не два. Это был мой основной неприятный сюрприз для Делагарди и его солдат.

— Вперед! — Заорал Серафим.

Все бойцы были оглушены, мотали головами, приходя в себя. Все же такой грохот легко лишал слуха на некоторое время. Кто-то был обожжен, некоторых, не успевших убраться вовремя, тоже скосило, но их были единицы. И мои бойцы понимали, что необходимо сделать. Пока враг на считаные секунды замер, нужно давить. Бить его, выдавливать. Обозначить свой настрой, желание оставить поле боя за собой.

Лишить надежды на сопротивление и легкую победу!

Мои пикинеры рванули вперед. Быстрым шагом подмяли под себя освободившееся после картечного залпа пространство. Втоптали павших в землю, не давая шанса подняться. Несколько метров и их лес пик вновь ударил по рядам противника, потерявшим на время соображение и боевой дух.

Германцы дрогнули. Слишком неожиданным оказался залп, слишком велики потери первых рядов. Слишком резко удар пришелся на тех, кто был третьим или даже четвертым от линии столкновения.

— Шаг! Шаг! — Ударил барабан.

Да, мое воинство не было столь хорошо оснащено, как наемники Делагарди, но несколько этих ударных инструментов раздобыть за время похода удалось. Не уверен, что после залпа тюфяков кто-то из бойцов хорошо слышал эти удары, но скорее на инстинктивном уровне понимал, нужно давить. Всей массой, всей силой, всей ратью.

Вот он переломный момент.

Я осмотрелся по сторонам, вестовых не было, двинулся вперед.

— Господарь. — Сквозь зубы процедил Яков. Ему очень не нравились мои решения, связанные с риском жизни. Чем дальше мы шли от Воронежа, тем все больше он пытался убедить меня в том, что нужно посылать других людей, а не лезть на рожон самому.

Он был прав, но я не мог по-другому. Здесь и сейчас, прямо передо мной гибнут люди.

Мои люди!

Я спешился, несколько мгновений у меня было. Быстрым шагом, ведя под уздцы за собой коня, ускорился, подбежал к Серафиму и Пантелею, замершим на второй линии центрального острожка.

— Собратья! Знамя!

Богатырь, что крепко держал его, воззрился на меня. Криво улыбнулся, прикрыл от возможных выстрелов. Батюшка стоял, вглядываясь в идущую впереди толчею. Орал.

— Шаг! Еще! Шаг!

Я ухватил за древко, поднял, взметнул, начал размахивать. Закричал что есть силы, набрав побольше воздуха в легкие.

— Собратья! Вперед! Дави этих немцев! Победа будет за нами! Враг будет разбит! — Эти сакральные слова, перешедшие из моего времени, из поколения моего отца, сражавшегося с фашистской гадиной в дивизии Доватора. Я не мог не сказать их.

Да, эти немцы, далеко не те, что пришли к нам в сорок первом, но черт возьми — здесь и сейчас мы бьемся с германцами. Как и тогда. И мы должны, обязаны победить, чтобы поставить точку этой Смуте.

— Вперед! Братья!

Я размахивал знаменем, воодушевляя и привлекая к себе внимание.

Что ты на это скажешь, Делагарди? Пронеслась мысль. Отреагируешь ли, снимешь еще роты с прикрытия мушкетеров? Оголишь фланги? Давай, и тогда тебе будет совсем плохо. Ты же видел под моим началом бронные сотни.

Они, а не твои пикинеры, как ты рассчитывал, будут втаптывать врагов в грязь.

Только убери их, и мы сломаем тебя.

А мои бойцы, нанеся тяжкий урон неприятелю, опрокинули его и теснили. Несли потери, но двигались вперед. На флангах ситуация была хуже. Все же там копейщикам оказалось сложнее противостоять вооруженным более длинным оружием наемникам. Именно поэтому я отправил туда конных стрелков, чтобы те ударили по противнику, добавили огневой мощи и вернулись. Вступать в какое-то активное противостояние, в полный контакт, давить массой кавалерии пока смысла нет.

Бой вошел в самый апогей.

Струна натянулась, и кто-то из нас ее сейчас порвет и перетянет в свою сторону. И здесь в первую очередь важна воля к победе, моральный подъем и боевой дух. А у наемников он падает. Легко убивать за деньги, это же их работа. Сражаться с более слабым, вечно смятенным и дезорганизованным противникам. Но вот умирать и смотреть на то, как гибнут твои товарищи, с которыми ты еще вчера, а также месяц и год делил тяготы и лишения походной, воинской жизни — это не то, ради чего солдат удачи нанимается в строй.

За монету их учат убить, но не умереть.

Поэтому мы победим. Ведь это наша земля!

Парой минут раньше. Боевые порядки московского войска.

Ну вот и все.

Делагарди сквозь дым, от которого слезились глаза и хотелось кашлять видел, как его германские роты с бравым пением переваливают за валы острожков. На что ты надеялся, самозванец Игорь? Вытянул нас против своей дрянной пехоты. Засел в редутах, думал отсидишься, а мы не сломаем тебя? Еще приглашал поговорить и отобедать.

Кого? Того, кто разбил тебя!

Тебя схватят и сдадут свои же, уверен. И тогда поговорят с тобой по-иному. Шуйские на такие разговоры умелы. Не сдабривать тебе, самозванец.

Кривая усмешка исказила лицо Якоба. Очередная победа. Слава европейского оружия и грядущий поход на поляков. Наконец-то! Эти русские так и не научились воевать. Копают, что-то там пытаются выдумать, но против славной западной пехоты они ничто. Лишь грязь под нашими сапогами.

Шведа переполняло ликование. Тяжелый бой, в который не полезли силы самой русской армии, позади. И он, Делагарди, Якоб Понтус, выскажет на совете все, что думает по поводу участия в бою царских войск. Это не мыслимо. Они не собираются выигрывать за этих московитов войну.

Дьявол!

Он отъехал к третьей линии наемников, замершей и ждущей приказов. Она не была такой уж большой. Многих пикинеров пришлось переводить во вторую. Этакий стратегический резерв на случай, если что-то пойдет не так. Самые ненадежные бойцы. С одной стороны, можно было их послать вперед первыми, но вдруг бы они дрогнули. Сейчас уже нет. Им достанется меньше всего добычи, но зато риска-то почти не было. Сейчас же он приказал строиться, выдвигаться вперед, добить плотным строем, не дать ускользнуть.

Самому ехать к проклятым французам? К Шуйскомй? Дьявол! Да пошли они в пекло!

Вестовые отправились к ним с требованиями начать какие-то активные действия и угрозами, что, если этого не последует он отведет свои роты.

Битва уже выиграна, сейчас дрогнет, провалится центр, а потом, потом уже и фланги начнут свое падение. Они не действовали, не пытались что-то делать, как и войска Шуйского. Значит, тоже слабы морально, и, увидев падение красного знамени по центру, начнут отступать. Или, что лучше, пошлют своих людей вести переговоры и вольются, может быть, в московское воинство. Почему бы и нет. Раз нет их самозванца, а есть царь, сидящий в Москве, можно и повоевать за него. Раз все мы здесь собрались. Простая наемная логика. Воюй за того, кто платит, но тут…

Слева и справа от центра раздались громкие выстрелы орудий. Что за черт? Откуда.

Делагарди резко повернул коня.

Над редутами, которые уже почти взяла его пехота поднимался обильно пороховой дым. То, что слышал Якоб, ему совершенно не понравилось. Это тюфэнги, крепостная артиллерия, откуда… Откуда! Дьявол! От редутов вслед за громом пушек раздалось стройное русское — «Ура!».

Что там твориться? Дьявол! Откуда у Игоря столько пушек? Как такое возможно.