— Тысячи две, говорят.

— Ванька, давай помогай! — Выкрикнул я.

Начал распоряжения раздавать. Ляпунова найти, передать, что жду его я у наших редутов, что на поле боя грядущем за Серпуховым. Войска поднять, подготовить. Отправить гонцов к обозу, разузнать, когда будут. Поторопить. Сотню Якова изготовить к выдвижению.

Пока говорил, гонцы убегали, а слуга мой высунулся из приемного покоя.

— Завтрак, хозяин. — Глаза широкие. — Готово все. Извольте.

Я прикинул, что пара минут перекусить все же у меня есть. Пока Прокопия Петровича найдут, пока поднимется он, пока то, пока се. Это даже не две минуты, а как бы в полчаса не встало. А без него ехать не с руки. Рязанцы, это его люди, он там всех знает, ну или почти всех. Вот и пускай разговаривает по первой. Мало ли кто там с этими рязанцами прибыл.

Если их две тысячи, то идти нам малым отрядом небезопасно.

Верю — что могли они отколоться и что слова моего посланца подействовали на них. Но так чтобы прямо все и никто при удачной возможности нож в спину не вгонит — это вряд ли. Значит, должен с моей стороны человек быть, который разбирается в нюансах их внутреннего взаимодействия.

Сел за стол, махнул рукой телохранителям, чтобы тоже завтракали. Чего с пустыми животами работать-то. День сегодня не простой и так должен был быть, а здесь еще сюрпризы с самого утра.

Перекусил поторапливаясь.

Дальше с Ванькой поднялся, облачился в свой юшман. Подумал мгновение, ерехонку тоже прихватил и двинулся наружу. Ваньке наказал здесь делами по хозяйству заняться, ждать приход обоза, подготовить житье для Марины Мнишек, отчего тот как-то погрустнел сразу. Добавил для весомости, что дело очень важное.

Во дворе уже конь добрый мой ждал, всю дорогу под седлом он был от самой Москвы, еще реципиенту служил. Ну а от Чертовицкого уже мне, и прошли мы с ним очень и очень многое.

Телохранители тоже в моем же темпе действовали.

Яков и его люди возле терема уже дожидались. Строились для охранения.

— Здравствуй, господарь. — Сотник привстал на стременах, поклонился, продолжил. — Перебегают к нам люди. Слышал, рязанцы от Шуйского откололись.

Мы колонной выдвинулись из терема, пошли по Серпуховской улице, ведущей к выезду из города, потом вниз с холма и к полю, где строились фортификации для грядущего сражения.

— Да, только может хитрость это какая-то. — Улыбнулся я. — Проверить нужно, а для этого Ляпунова ждем.

На душе было как-то хмуро.

День задался в целом не солнечный. Дождь, скорее всего, будет. Тучи заходили с запада из-за горизонта. Но, у природы нет плохой погоды, как известно, а нам, людям — под нее подстраиваться в своих делах надо. Если сегодня вольет, земля размокнет, может и лучше пойдет битва завтрашняя. Мы-то на укрепленных позициях, а врагу лезть на них нужно. Маневром обходить. А конница вязнуть начнет. С шага сбиваться.

Решит враг, что его берет, ведь основа-то у Шуйского — это пикинеры шведские и наемники. Как раз пешие.

Выбрались из города, спустились, шли через лагерь.

Служилые люди мои собирались, завтракали второпях, строились, те, кто нас видел — кланялись. В войске стоял, как видно мне было, позитивный настрой. Бойцы были готовы громить врага.

Передовые отряды выдвигались вперед, основные рабочие пехотные силы также собирались не для боя, а чтобы продолжать начатое. Понимали, тяжело в подготовке, легче в бою будет. Все это мне нужно было проверить, глянуть, как возведены фортификации.

Ладно, сейчас с рязанцами разберусь, а дальше займусь инспекцией.

Франсуа и Вильям, заметив меня, двинулись наперерез. Они оказались снаряжены и уже в седлах. Филко видно не было.

Решили, видимо, иноземцы, что я по их душу, поглядеть и вопросы позадавать.

Приказал сотне Якова замедлить шаг, за одно осмотрел лагерь и позиции. На первый взгляд, все отлично, как положено — толково и с умом.

— Доброго утра, Ваша Милость, инфант. — Проговорил на французском голландец, подъехав. Привстал на стременах, поклонился. Француз последовал его примеру.

— Игорь Васильевич, вы по нашу душу, проверять?

— Нет, пока нет. Пока Ляпунова жду. Рязанцы примерно в пяти милях.

Я специально не стал путать меры длины. В целом, что миля, что привычный мне километр, что верста — все более или менее, если отталкиваться от низкой точности измерений в целом характерных этому времени, были близкими.

— Рязанцы? — Иноземцы переглянулись.

— Перебежали они, судя по всему, от царя Василия и его войска к нам. Гонцов прислали. Ляпунов же тоже рязанец, говорить пойдем вместе.

— А к нам когда?

— Как только, так сразу проверять буду. Ждите.

Краем глаза я приметил еще одного гонца, дозорного, который влетел в лагерь справа от крайнего восточного укрепления и приблизился к нам. Смотрел больше на Франсуа, а на меня с уважением и опасением в большей степени.

Интересно, а зачем ему нужен француз? Какие-то проблемы со строительством, вопросы?

— Говори. — Повернулся я к служилому человеку.

— Так это, господарь. — Он резко слетел с коня, поклонился, вытянулся по струнке. — Там иноземца, немца поймали и…

— Чего? — Я не понял, о чем он говорит.

— Ночью еще, летел как ошалелый. Не наш, пришлый какой-то. Несся мимо поста нашего, ну мы его и… Мало ли что за человек такой. Вдруг лиходей какой-то или колдун, или черт возьми кто. Ночью-то, один, конь еле живой. Летит. Остановили. А он, ну дюже злой.

— Живой? — Злой француз, что-то такое я уже слышал.

— Да, господарь, живой. Нашим двум синяков наставил. Благо, когда с лошади летел, шаблю сломал свою. А то… — Вестовой шмыгнул носом. — Нехорошо бы получилось, господарь.

— И где он?

— Связанный там вот в крайнем укреплении сидит. Под охраной.

Я переглянулся с Франсуа. Тот был слегка удивлен.

— А на что тебе учитель ваш?

— Так это, господарь. — Дозорный вновь поклонился. — Говорит он похоже. А по-русски ругается только и вас, господарь, бранит и зовет к себе. Мы… — Он напрягся. — Мы к вам сразу-то не посмели. Понять же надо, что за птица. Вот и к господину Франсуа, как увидели его, я помчался.

Припоминал я, что в корпусе Делагарди основной контингент рейтарской конницы, это французы. Может, один из них. Только зачем? От Шуйского летел и чего хотел? Тоже, как рязанцы переметнутся? Один? Странная ситуация.

— Что-то мне это напоминает. — Я улыбнулся французу. — Помнится, ты в Воронеже тоже синяков наставил местным. Что-то вы такие агрессивные, а?

— Думаю, мой соотечественник столкнулся с теми же бедами, что и я. Хотя сейчас не зима. Но… — Он криво улыбнулся. — Зелено пойло может ввести любого из нас в невероятное состояние. Слететь с лошади, сломать клинок и не свернуть шею при этом, это нужно постараться.

В словах его звучал веский смысл.

— Ну поедем, посмотрим на твоего соотечественника, пока Ляпунова ждем. — Я повернулся к гонцу, сказал, коротко переходя на русский. — Веди.

Сотня неспешно двинулась вслед за пришедшим по душу Франсуа человеком.

Вышли из лагеря, двинулись к линии укреплений.

На крайнем редуте небольшой отряд встретил нас. Вышедшие работать бойцы, ворчали и выглядели напряженно, а охрана лагеря, дозорные, захватившие немца, ругалась и требовала обождать, пока разберутся. Слушал я, подъезжая всю эту перебранку.

— Да что этого немца спрашивать-то! Заступом по башке и вся недолга! — Выкрикнул кто-то из работяг.

— Заступом, верно!

— Да-да…

— Да может важный какой! Нельзя! — Держал оборону главный в отряде дозора.

— Да какой важный, пьянь какая-то подзаборная. Смердит люто.

— А ты лыцарей немецких больно много нюхал. Мож каждый у них такой?

Раздался громогласный смех десяток глоток.

— Раз немец, значит, чин важный. — Отрезал один из охранников.

— Копать нам надо. А то плетей дадут.

— Давно ли пороли вас, а? Игорь Васильевич хри… — Сторож, ругающийся с пришедшими работать, приметил нас подъезжающих, побледнел, вытянулся, поклонился с криком. — Господарь! Я никого! Я велел не пущать никого! А они… Требуют!