Работы, насколько я понимал, произведено было прилично. Все же нужно было не так серьезно, как готовился я к бою с татарами, ощутимо меньше. Но здесь и пространство о-го-го, и такого подспорья в виде удобно сложенных стройматериалов и щитов, что сделали холопы Жука не нашлось.
Гуляй-города я пока не приметил. Но уверен — завтра поутру как раз его и развернем.
— Здрав будь, господарь. — Проговорил Серафим, приподнимаясь в стременах, кланяясь.
— И вам здравствовать. Есть что сказать или поприветствовать меня приехали? — Я улыбнулся, но фраза, видимо, показалась им агрессивной.
Вдруг господарь в гневе после боя? Кто же разберет.
Они переглянулись.
Начал Франсуа, а Филка ему помогал, подсказывал. Говорили толково, рассказывали как выполняются мои задумки, сооружаются укрепления. Так же выдали мысли, как и где использовать гуляй-город.
Доложили, что пока что только осмотрели его. И в поле не выводили.
Я кивал.
В целом все толково было. Сами справляются, хорошо. Завтра утром, по светлому, проеду, посмотрю. Доработаем. Время то есть. Вряд ли к вечеру дня грядущего на нас выйдет Шуйский. От места сегодняшнего боя до Серпухова где-то двадцать пять километров. По моим прикидкам. Если они пойдут с той же скоростью, что и раньше, то будут здесь к обеду через день. Да и вечером как-то выходить на место битвы. А смысл? Мы же можем ночью им здесь устроить приключения. Они видели один лихой удар, увидят еще один и ночную вылазку, а то и прочие хитрости, коих у меня в рукаве может найтись прилично. С их то уровнем дозоров я бы не рискнул так действовать.
Или они думают, что ночных рейдов не будет?
Ошибаются, встань они подле нас — диверсий не избежать. А это еще сильнее ударит по их боевому духу. Самое логичное — им пройти половину или две трети пути, выставить авангард чуть ближе к нам, чтобы не пустить мало-мальски крупные силы к основному обозу. Ночевать, а дальше, поутру, оставив прикрытие обоза, выдвинуться пехотой и конницей к нам. Пройти час, может полтора и разворачиваться для боя.
Проломные пищали им точно здесь не помогут. Лишняя морока.
Доклад был окончен где-то минут за пять, может семь.
Тем временем конная рать почти вся прошла мимо нас в обустроенный близ Серпухова, за чередой редутов и укреплений, лагерь. Только личные мои телохранители да сотня Якова затормозили и, сойдя с дороги, разместились окрест. Выжидали.
— Спасибо собратья, что-то еще? — Проговорил я.
— Господарь. — Серафим, до этого молчавший, начал как-то неуверенно. — Из монастыря к нам Романов Филарет Никитич приезжал. Смотрел…
— Так. — Я улыбнулся. — И чего?
— Да… Ты не гневайся, господарь. — Проговорил боевой батюшка. — Он же в лагере воровском был, боярин сам. Человек московский. Кто его знает, кто поймет. — Но тут же добавил быстро. — Но зла ему мы не чинили никакого. Все же, человек-то святой, с саном. Меня от дел оторвать рабочих хотел, я кланялся, извинялся, но от разговора ушел.
— Чего так? — Я смотрел на него с интересом.
Вздохнул он, духу набрался, продолжил.
— Тут дело то какое, господарь. Если так подумать, прикинуть, я-то кто?
— Кто? — Сам пускай скажет, хитрец какой.
— Простой игумен. — Перекрестился он, вздохнул. — Да не такой, как те же Кирилл и Герасим, отцы многомудрые, которых мы на Дону подле Ельца-то встретили.
Он замолчал, ждал что я, видимо, отвечу, но я тоже молчал, смотрел на него.
Давай, говори уже. Не ходи вокруг да около. Ты себя не принижай, сейчас все сам скажешь, а потом мою версию услышишь.
— А он, стало быть. Даже если всю эту историю воровскую не вспоминать. Он же митрополитом Ростовским был. А выше него, если так подумать, ну… Да только патриарх и есть. Место высокое, очень. И как мне, с ним говорить-то, господарь. Да и о чем. Я же, если так подумать, сейчас человек военный, если так подумать, расстрига даже. — Он вздохнул. — Простит меня господь, ведь он мне эту дорогу указал.
О, как завернул-то.
— Говорил я с ним сам. Думаю, сейчас еще говорить буду. — Взглядом я буравил Серафима. — А ты, собрат мой. Ты вместе со мной там, под Воронежем стоял. В одном строю, если забыл. И место для тебя подле меня найдется и сейчас и когда Смуте конец мы поставим. Всем, кто подле был, потому что только вам доверие есть.
Серафим опешил, дернулся даже лошадь ногами переступила.
А я задумался.
Все же вечер придется мне потратить на очередной военный совет. Война войной, но все эти политические дрязги и «кремлевские башни» требуют погружения и понимания кто есть кто и за кого. Хотя бы в общих чертах. Еще в Ельце я говорил с Шеньшиным, Григорием и Войским. Но, все же это люди не того уровня для Москвы. Мне они бесспорно верны, и продвигать их на места кем-то вроде комиссаров, наблюдателей я обязательно буду. На самые важные направления ставить людей проверенных. Войной закаленных и службой лично мне и верностью в битвах и походе доказанной. Но познания их во всей Московской этой подковерной игре незначительны. Теперь у меня есть более интересные кандидаты на разговор.
А поутру, возможно предстоит мне говорить еще и с Мнишек.
Письма от нее написаны, вестовыми отправлены. Но уверен, сама она, поскольку девка та еще интриганка, прожженная и хитрая — в курсе ситуации под Смоленском. Может быть, про осаду и не знает ничего, да мне это и не надобно, исторических сведений из прошлой жизни хватит. А вот о том, кто там и как стоит. Кто Жигмонту верен до мозга костей, а кто колеблется — это сведения интересные, и она может их приоткрыть.
Ну и опять же, ванну я ей обещал. А ввиду того что в Твери мы не задержались, попробую в Серпухове найти. Или хотя бы баню. Слово-то мое крепко.
Трое смотрели на меня, ждали распоряжений.
— Собратья. Франсуа, Филка. Отдыхайте. — Проговорил я отрывисто. Улыбнулся им. — Завтра утром прибуду и проедемся, взглянем на сделанное.
Они закивали, поклонились.
— А тебе Серафим, со мной ехать. — Махнул ему, обратился к остальным сопровождающим меня. Выкрикнул. — Вперед собратья! В Серпухов.
Отряд двинулся не в военный лагерь, а в город.
Я распорядился найти мне Ляпунова, Трубецкого и Романова пригласить. Жаль обоз еще не прибыл, там же тоже несколько интересных кадров сидит. Я бы их на совете увидеть хотел. Ну и своих самых близких и верных потребовал к себе. Серафим уже при мне, как и Яков, а вот Тренко, как своего зама, можно сказать, призвал. Жаль Григория нет. Он еще в обозе и гнать по ночи туда гонца, забирать его оттуда, тащить. Бестолково. Времени очень много займет.
Без надежного человека отставший обоз оставлять нельзя никак. А Григорию Неуступычу я доверял, как себе.
Кто еще? Чершенский Иван и Межаков Филат. Они, как представители казаков, тоже могли сказать что-то полезное. Свою позицию в Смуте обозначить. Ради чего воюют, за что сражаются.
Вопросов-то у меня много было.
Добрались до Серпухова, до самого терема воеводы, въехали. И здесь меня ждал приятный сюрприз.
— Господарь! Игорь Васильевич! — С крыльца сбежал Ванька.
Кланялся, радовался оттого, что увидел меня невероятно.
— Что Иван, жизнь обозная так тяжела? — Усмехнулся я ему.
Он уставился на меня, проговорил.
— Господарь. Там-то? Радость полная. Сиди не думай да трясись. С охраной байки трави. А тут вы, кто же вам баньку растопит, кто поесть сготовит? Доспех чистить надо. Одежды я сменных привез с запасом. Как без меня-то?
— Так вот. — Улыбнулся я. — Полный дом слуг.
Он опешил.
— Шучу я, рад что ты здесь. Не заменит тебя никто.
Видно было, что этот человек настолько прикипел ко мне и боится за мою жизнь примерно так же, как за свою. И не только потому, что не будь меня у него, будут большие проблемы. Чувствовалось, что вполне откровенно он счастлив готовить еду, чистить одежду и делать прочие дела. Он не был воином, не являлся дипломатом, разведчиком или кем-то еще с уникальными навыками. Но своими трудами он пытался внести вклад в наше общее дело. Радел за то, что было важно для меня, да и для всего войска.
