Я поймал пачку и быстрыми, профессиональными движениями пересчитал ее навскидку. Вроде все было на месте. Двести пятьдесят тысяч.

Тот самый мажор, что встал на мою сторону, подошел и протянул руку.

— Сегодня удача определенно была на твоей стороне, Алексей, — мы пожали руки. Его рукопожатие было крепким. — Удачи тебе, может, ещё увидимся когда-то!

Мы с Сашкой, не говоря ни слова, развернулись и вышли из этого роскошного гостевого дома, оставив за спиной гробовую тишину и взгляд Николя Третьякова, полный ненависти. Думаю, он ещё не скоро забудет это поражение и последующее унижение.

Мы наконец-то вышли на улицу. Не сразу отправились домой, а какое-то время стояли, запрокинув головы и глядя на вечернее небо Санкт-Петербурга. И на душе у меня было такое чувство… ощущение победы. Обычно такое я испытывал после каждой своей успешной сделки в прошлой жизни. Я был победителем не просто в игре, я был победителем по жизни в этот момент. Я сделал это. Я вытащил нас с Леной из ямы, в которую мы стремительно падали. Это был один из самых значимых моментов в моей новой жизни!

— Лёшка… — прошептал Сашка, и в его голосе слышались слезы. — Мы с тобой… Мы ведь правда это сделали? Мне же это не снится? Это же не сон, а реальность?

— Да, Саш, мы это сделали! У нас реально получилось осуществить наш план! — рассмеялся я, чувствуя, как с плеч спадает тяжкий груз. — А ещё, братишка, мы чертовски богаты. По крайней мере, до вечера, пока не раздали все долги!

Кстати, именно этим мне и предстояло заняться после такого оглушительного успеха. Времени наслаждаться им практически не было. По факту для меня это была всего лишь минута славы. А теперь нужно было срочно расплатиться со всеми долгами, чтобы я снова мог почувствовать себя свободным и дышать полной грудью.

В этом же гостевом домике на заднем дворе после той самой впечатляющей партии молодые аристократы продолжали бурное обсуждение сегодняшней игры. Кто-то открыл бутылку с дорогим шампанским из запасов родителей и разлил по стаканам своих товарищей.

И только один человек не поддерживал общее возбужденное настроение. Это был Николя Третьяков. Он сидел в углу комнаты на мягком кресле-груше. Его глаза были наполнены яростью, а в руках он бесконечно создавал и тушил небольшие огненные шары и что-то бесконечно бубнил себе под нос, но различить слова можно было, только если подойти максимально близко.

— Настанет тот день, когда я отомщу тебе, сучонок… Я обязательно это сделаю… Никто не смеет унижать меня на людях, а уж тем более простолюдин… Я обязательно отомщу… Я отомщу…

Мы разошлись с Сашкой на том самом перекрестке, который разделял богатый и бедный районы Питера. Он, надеясь урвать кусок пиццы в школьной столовой, поплелся в сторону нашего учебного заведения, с его лица всю дорогу не сходила дурацкая улыбка. Я же, чувствуя себя так, будто меня пропустили через гигантскую промышленную мясорубку, а потом кое-как собрали обратно, отправился закрывать все вопросы. Из-за которых, собственно, и заварилась вся эта адская каша с мажорами, подпольными игрищами, визитами к местному криминальному авторитету и все остальное.

Первым и самым важным пунктом в моем списке «Как не умереть сегодня и обеспечить себе спокойный завтрашний день» была, разумеется, Лена и ее долбаный долг. Я направился прямиком в магобанк, никуда не сворачивая по пути. Еще бы, у меня за пазухой было почти полмиллиона денег наличкой.

Войдя внутрь через массивные бронзовые двери, я на секунду замер. Если снаружи банк напоминал дворец с высокими потолками, то внутри это был храм. Храм, где единственным божеством были деньги. Клиентов из нашего района тут и близко не было видно, что, впрочем, ни капли не удивительно. Только ухоженные аристократы, богатые купцы с массивными золотыми цепями и их жены.

Я прошелся взглядом по огромному залу и быстро нашел мою сестренку. Она сидела за одним из окошек в самом дальнем углу, ее стойка скромно называлась «Операции с физическими лицами и урегулирование задолженностей». Звучало солидно, но я-то знал, что на языке банковских реалий это означало «работа с теми, у кого вечно проблемы» Она что-то быстро, но при этом устало печатала на хрустальной, светящейся изнутри клавиатуре, и ее лицо, освещенное голубым светом экрана, было сосредоточенным, бледным и слегка измученным.

Я подошел поближе, и она подняла на меня взгляд. В ее глазах мелькнуло сначала удивление, а затем и радость.

— Лешик? У тебя всё получилось⁈ Или у нас опять проблемы? — Спросила меня она.

— Расслабься, сестренка! — я постарался изобразить беззаботную улыбку на своем лице. — Все тип-топ. Сказал же, что я тебя никогда не подведу! Деньги у меня! Давай быстрее реквизиты, я все оплачу, и мы забудем эту историю, как страшный сон.

— Хорошо… — она выдохнула, словно впервые за долгое время испытала облегчение. — Ладно, сейчас, — она что-то быстро напечатала, и из щели в столе выехала блестящая, с голографическим отливом карточка — Вот реквизиты, иди к тому терминалу, — она показала на массивный, похожий на древний алтарь аппарат в стороне. — Вставь эту карту, следуй инструкциям на экране. Там, вроде бы, все просто и понятно. Нужно внести ровно двести тысяч. Ни рублем больше, ни рублем меньше, понял?

— Не переживай, Лен, я справлюсь, — я подмигнул ей. — Я же гений, помнишь? И более сложные задачи выполнял, уж денег-то на счет положить проблем не составит.

Я направился к терминалу, чувствуя на себе десятки любопытных взглядов, которые впивались в мою спину, словно иголки. Я вставил карту, на огромном сенсорном экране тут же высветилась зловещая цифра долга: 200 000 имперских рублей. Я достал из внутреннего кармана ту самую выстраданную потом и нервами пачку денег и начал загружать купюры в ненасытный приемник. Машина гудела, с легким щелчком сканируя каждую банкноту, и на экране плавно росла зеленая цифра внесенной суммы.

Когда сумма наконец-то достигла заветных двухста тысяч, раздался мелодичный, торжественный звон, и из щели плавно выехала квитанция — длинный, теплый чек, подтверждающий, что долг полностью погашен.

Я вернулся к стойке Лены и протянул ей квитанцию об оплате. Она взяла ее дрожащими пальцами, глаза Лены пробежались по цифрам, задержались на печати банка, и затем она подняла на меня свой взгляд. И я увидел это. То, ради чего все затевалось, ради чего я рисковал всем, в том числе своей собственной жизнью. Эти самые родные счастливые глаза. Ее плечи наконец-то распрямились, спина выпрямилась, а на губах расцвела настоящая, сияющая улыбка, которую я не видел у нее, кажется, целую вечность.

— Лешик… — ее голос дрогнул, и в нем послышались слезы облегчения. — Спасибо. Я… Я не знаю, как ты это сделал, откуда достал эти деньги… Но… Огромное… просто огромное тебе спасибо. Ты… Ты настоящий герой.

— Да брось, Ленок! Пустяки, мы же с тобой семья! — отмахнулся я, чувствуя странную, согревающую изнутри теплоту и гордость за себя. — Главное, что все позади… Теперь ты свободна… И я почти свободен.

Я уже хотел развернуться и уйти, дать ей спокойно работать и наслаждаться этим моментом, как вдруг она встала со своего рабочего места.

— Мне нужно отнести квитанцию моему руководителю для официального закрытия дела в системе, — сказала она, все еще сияя, и направилась к кабинету с матовой стеклянной дверью, на которой строгими золотыми буквами было выведено: «Эдуард Черномырдин. Начальник отдела взысканий и урегулирования конфликтных ситуаций».

Мне стало чертовски любопытно, что это за тип такой? Как он отреагирует, когда увидит, что вопрос закрыт? Я притормозил, делая вид, что у меня развязался шнурок на моих стареньких кедах, и украдкой наблюдал за происходящим.

Лена постучала, услышала невнятное «Войдите!» и исчезла за дверью. Я видел ее размытый силуэт, как она что-то говорит и протягивает квитанцию мужчине, сидящему за большим, импозантным дубовым столом. Тот самый Эдуард Черномырдин. Это был мужчина лет пятидесяти. Он был одет в дорогой, но удивительно безвкусный костюм, который кричал о деньгах, но абсолютно молчал о чувстве стиля. Он взял квитанцию, пробежался по ней глазами, и тут я увидел это.