Люк покачал головой:

— Этот тип вел себя мерзко. Ты ничего плохого не сделала.

Боже, какой у него хороший характер. Просто спрятан под многослойной броней.

— Спасибо, что вмешался.

Он кивнул, и мы пошли к стоянке. Но он не отходил — держался рядом, тишина окутывала нас.

— Что с тобой случилось?

Его вопрос прозвучал так тихо, что я едва расслышала. Но все-таки услышала.

Кровь грохнула в ушах. Я не хотела лгать Люку, особенно теперь, когда отношения стали хоть чуть-чуть теплее. Но ему лишь шестнадцать. Я не собиралась нагружать подростка той тьмой, что существует в мире.

Я выбрала простую, но честную формулировку:

— Меня украли.

Сводилось все именно к этому. Меня забрали. Вырвали из беззаботного вечера у костра с друзьями. Лишили юности и ее чистоты. Он забрал мою жизнь и сделал так, что я никогда не стану прежней.

Шаги Люка сбились, челюсть стала каменной.

— Они тебя ранили.

Это не был вопрос, но я ответила:

— Да. Но я ушла. Я выбралась. А потом меня нашел удивительный человек.

Брови Люка сошлись:

— Кто?

— Твой отец.

ЛОУСОН

Ночь сжималась вокруг меня, пока я ехал, и с каждым оборотом колес в животе туже закручивался комок. Я не хотел возвращаться так поздно. Не хотел оставлять детей и Хэлли одних в темноте. Не сейчас, не при том, что происходило.

Когда я написал ей, что задержусь, я попросил еще раз проверить, заперты ли двери и окна. Сказал включить сигнализацию — ту самую, которую Холту нужно пересмотреть, потому что ее не обновляли много лет. А в гостевом домике сигнализации не было вовсе. Это уже серьезная проблема.

Мне ненавистно было и думать о том, что я, скорее всего, напугал Хэлли. Что поднял ее тревогу до максимума. Но безопасность важнее.

Когда я свернул на подъездную дорожку, дом светился. Комнаты мальчишек были темными, зато гостиная и кухня сияли яркими огнями. Я припарковался рядом с внедорожником и достал телефон.

Я: Это я. Только что припарковался. Сейчас зайду. Не хочу тебя напугать.

Возможно, Хэлли уже спала — в гостевой или на диване. Возможно, она даже не услышит, как я войду.

Я заглушил двигатель, выбрался из машины и, заперев ее, поднялся по ступенькам. Входная дверь и сигнализация поддались за пару секунд. Но, оказавшись внутри, я тут же снова запер дверь и активировал систему.

Повернувшись, я увидел Хэлли. Она замерла в гостиной, словно до этого ходила туда-сюда. На ней были те же чертовы легинсы, но вместо свитера — огромный домашний свитшот. Волосы она закрутила в небрежный пучок на макушке.

Она не сказала ни слова. И я тоже. Мы просто стояли, глядя друг на друга. Мне с силой захотелось подойти, заключить ее в объятия и не отпускать.

Хэлли понемногу разбивала мою оборону. Каждый день по кусочку. Я пытался ее чинить, латал дыры — но все без толку.

Я заставил себя идти вперед. Это движение словно вывело Хэлли из оцепенения. Она тут же направилась на кухню:

— Я оставила тебе ужин. Мы поели совсем чуть-чуть, потому что после школы я отвезла мальчишек в Dockside, и мы наелись там. Надеюсь, ты не против. Им очень понравилось.

Она достала из холодильника миску, сняла крышку — там был суп.

— У меня есть булочки из пекарни. Надо только разогреть суп…

— Хэлли. — Я мягко коснулся ее руки, останавливая. — Мы ели пиццу в участке.

— О. — Она осела, будто не знала, куда девать руки, если у нее вдруг не осталось задачи.

— Но спасибо, что оставила. Завтра возьму на обед. Куда лучше холодной пиццы.

Хэлли кивнула, и несколько светлых прядей выбились из пучка.

— Тогда я просто уберу обратно.

Она выскользнула из моего легкого захвата и вернула суп в холодильник. Выпрямившись, посмотрела на меня своими серыми глазами:

— Ты в порядке?

— Не очень, — честно ответил я.

Боль и сочувствие проступили на ее лице, но она не отвела взгляда:

— Что я могу сделать?

Простой вопрос. А значил — все.

Я выдохнул:

— Мне нужно поговорить с тобой о нескольких вещах.

Хэлли напряглась:

— Я сделала что-то не так? Я все исправлю. Я…

— Ты идеальна. — Слова сами слетели с языка.

Глаза Хэлли расширились. Ее губы разошлись в тихом вдохе. Мне захотелось наклониться и поцеловать их. Почувствовать их на себе… черт. Я оборвал эти мысли.

— Ты работаешь потрясающе. Лучше, чем я мог представить. Даже Люк стал…

Я не нашел нужного слова. Мягче? Спокойнее? Не таким злым на весь мир?

Выражение Хэлли тут же смягчилось:

— Люк замечательный мальчик. Он просто слишком все чувствует. Поэтому любое событие бьет по нему сильнее.

У меня сжалось горло. Я ведь это знал. Чувствовал с того самого утра в детском саду, когда он цеплялся за меня и не хотел отпускать. Видел, как он плакал навзрыд, когда мои родители потеряли собаку. Но как-то… забыл.

— Да. Он чувствительный. Всегда был.

Хэлли переплела пальцы:

— Ему нужно научиться беречь себя. Не позволять чужим эмоциям захлестывать его. Но он справится.

Мне нравилось, как она видит моего сына. Нравилось так сильно, что эта любовь резала по ребрам, как трескающийся весенний лед.

— Справится.

Она прикусила губу:

— Ты хотел о чем-то поговорить.

Черт, она снова затягивала меня в это свое притяжение. Я потерял нить. Прочистив горло, сказал:

— Да. Сядем? Ты хочешь чаю или чего-нибудь?

Хотя напиток никак не помог бы тому, что мне предстояло сказать.

Хэлли покачала головой:

— Я пила горячий шоколад.

Я кивнул и прошел к дивану.

Она села в добрых полутора метрах от меня. Мне хотелось сократить расстояние, ненавидел даже сам факт, что оно существует. Но я остался на месте.

— Сегодня нашли тело.

Хэлли резко втянула воздух:

— Пропавшая женщина?

Я кивнул:

— Ее убили.

Лицо Хэлли словно стерли. Ни тени эмоций. Будто невидимый ластик провел по чертам.

— Ее убили, — повторила она, механически. Ее взгляд был прикован ко мне, но она меня не видела. Она была где-то далеко. Вся.

Ее руки дрожали. Настолько сильно, что ходуном ходило все тело.

Мне было отвратительно это видеть. Неправильно до последней клетки.

Я двинулся, не раздумывая, — пересек расстояние и взял ее руки в свои.

— Вернись, Хэлли. Вернись ко мне.

Я сжал ее пальцы, стараясь дать понять: она не одна. Я здесь.

Хэлли резко, судорожно моргнула, но потом взгляд прояснился. В серых глазах снова появилась жизнь.

— Прости…

— Не извиняйся. Такие новости всегда бьют по-живому.

— Как? — прошептала она.

Мне не хотелось рассказывать подробности. Не хотелось наполнять ее голову тем, что я увидел сегодня.

— Ты уверена, что хочешь продолжать?

— Мне нужно.

Я понял подтекст. Она не хотела это слышать, но ей было необходимо. Я это знал.

— Она была зарезана и задушена.

Ее руки снова задрожали в моих, но я не отпустил.

— На ее подвздошной кости был знак.

Глаза Хэлли вспыхнули.

— На бедре?

Я кивнул:

— Это не клеймо. Его сделали цепочкой крошечных порезов, но выглядело похоже…

— На то, что на мне, — закончила Хэлли. — На то, что было на остальных.

На них. На семерых девушках и женщинах, которые не выжили. Их находили по одной в течение нескольких месяцев, в разных уголках леса. В белых, пугающе одинаковых ночных рубашках, усыпанные цветами. Все с телами, иссеченными старыми и свежими порезами, и с синяками-ожерельями на шее.

— Да. Похоже. Скорее всего, это подражатель. Кто-то, кто следил за делом и использует его либо чтобы запутать следствие, либо потому что у него возникла болезненная одержимость. — Единственный способ узнать наверняка, если появится еще одно тело. Или не появится.

Хэлли тяжело сглотнула.

— Почему ты думаешь, что это подражатель?