— А кто у нас эта прекрасная леди?

Черт. Последнее, что нужно Хэлли, — какое-то скользкое чудо в пиджаке.

Чип протянул ей руку, но она лишь кивнула:

— Хэлли.

Я шагнул вперед, перекрыв ей путь от Чипа:

— Давайте перейдем к документам. У меня не так много времени до смены.

— Конечно, конечно. — Чип жестом пригласил нас за собой.

Я придвинулся ближе к Хэлли, пока он шел впереди:

— Все нормально?

Она прикусила губу, но кивнула:

— Мужчины меня немного тревожат.

Это было логично. Ее сильнее любого ранил мужчина. После такого взгляд на весь пол меняется.

— Я никогда не видела его лица, — прошептала она. — И каждый раз, когда встречаю мужчину, думаю: а вдруг это он.

Меня будто ударило. Внутри все скрутило.

— Но со мной ты такой не была. На собеседовании.

Хэлли подняла на меня свой завораживающий взгляд:

— Ты другой. Ты меня спас.

ХЭЛЛИ

Мои пальцы едва касались кожаного руля огромного внедорожника. Все в этой машине казалось роскошным. Экран на панели с восемьюдесятью двумя миллионами кнопок. Простор. Отделка.

Не то чтобы я никогда не сидела в хорошей машине: родители ездят на БМВ и Порше. Просто прошло много времени. Годы. И сам факт, что я могу повредить дорогую машину, на которую Лоусон только что потратил свои честно заработанные деньги, сводил меня с ума.

— Откуда такой взгляд? — спросил он, разглядывая меня со своего места.

— А если я поврежу твою машину?

Он расхохотался.

— Хэлли. Не переживай ты за эту чертову тачку. Разобьешь — куплю другую.

Я нахмурилась.

— Вот так просто?

Он развернулся ко мне полностью.

— У меня нет проблем с деньгами. Папа продал свою компанию, когда я учился в старших классах. Нам хватит на всю жизнь. Я не собираюсь сорить деньгами или чудить, но это значит, что из-за машины я волноваться не должен.

Каждая деталь, которую я узнаю о Лоусоне, только подогревает интерес. В нем — странная смесь всего, чему я не могу подобрать имя. Сильный, но мягкий. Защитник, который все же дает людям искать свой путь. Сдержанный, но легко смеется.

— Ты ведь можешь не работать? — уточняю я.

— Да, — спокойно признает он.

— Тогда зачем?

Родители всегда держали над Эмерсон и мной наши трастовые фонды, как приманку. Пытались ими управлять. И долгое время у них получалось. Не из-за денег. Я боялась их потерять. Пока не поняла, что сама от этого ломаюсь.

Лоусон провел большим пальцем по колену.

— Я люблю свою работу. Мне нравится помогать людям, стараться держать их в безопасности и делать город лучше.

Глаза защипало. Он — из тех редких людей, кто помогает просто потому, что может.

— Ты и правда это делаешь. Все это.

Я знала, потому что он сделал это для меня. Маяк доброты в самую темную ночь.

Его взгляд смягчился, став таким нежным, что у меня перевернулось внутри.

— Спасибо. Я стараюсь. Не всегда получается, но я никогда не перестану.

— Больше от нас и не требуется. — Я усвоила это через боль. Когда перестаешь стараться, перестаешь жить.

Телефон у него коротко звякнул, и Лоусон достал его.

— Мне нужно заехать на участок. Сможешь доехать домой?

Я сжала руль и кивнула.

— Да.

Голос не дрогнул, и я порадовалась этому. Я не хотела, чтобы Лоусон понял, как мне страшно.

Он потянулся, будто хотел сжать мое плечо, но передумал.

Его пауза полоснула по мне ножом. Он отступил из-за моих слов о том, что мужчины меня пугают. Я понимала: это нелогично, не все мужчины чудовища, но разум не успевает за воспоминаниями.

Каждый раз, когда я встречала мужчину, часть меня спрашивала: вдруг это он? Тот, кто держал меня тридцать три дня? Тот, кто изрезал мое тело этими причудливыми шрамами?

Даже в салоне автосалона я увидела придурка Чипа в черном балаклаве — наклоняется ко мне, готов причинить боль. Даже если телосложение или голос не совпадали, я все равно видела в них его.

Но не в Лоусоне. Он — первый мужчина вне семьи, рядом с которым мне спокойно после того, что случилось. Даже в больнице мне заменили всю бригаду на женскую. Наверное, поэтому его осторожность так ранила. Но я и его не винила.

Лоусон опустил руку.

— Телефон будет при мне. Звони в любой момент. Мне несложно. Знаю, что забирать детей из школы для тебя пока новое дело.

Черт.

Он беспокоился, сумею ли я сделать свою работу. Я его понимала, но все равно было неприятно.

— Я уже побывала во всех трех школах, так что справлюсь. — Я постаралась говорить как можно бодрее.

Он кивнул.

— Хорошо. Но если что — я рядом, один звонок.

— Спасибо. За все. — Эти шесть букв не покрывали и сотой доли того, что я хотела сказать о нем. Но пока пришлось ограничиться ими.

Он задержался на секунду, будто собирался что-то добавить, но только открыл дверцу и вышел. Я смотрела, как он садится в служебную машину, лишь бы он не стал ждать, пока я выеду. Последнее, что мне нужно, — зрители.

Когда его стоп-сигналы засветились и машина выехала, из меня вырвался долгий выдох. Я повернулась обратно к внедорожнику. Разжала пальцы, отпуская руль, и провела ладонью по коже.

— Мы с тобой подружимся. Я буду говорить с тобой только ласково, а ты, пожалуйста, не вышвырни меня в кювет.

Терапевт когда-то сказала, что если говорить с растением добрыми словами, оно растет быстрее и здоровее, чем то, которое унижают. Она приводила это как пример того, что делала со мной мама, но, думаю, тут принцип тоже сработает.

Внедорожник, разумеется, промолчал.

— Кажется, тебе нужно имя. Но, наверное, это стоит оставить Чарли. Он в этом хорош.

Машина снова не ответила.

Я нажала на тормоз и кнопку запуска. Двигатель мягко загудел, вибрация прошла по всему телу.

— Ты справишься. — Я ввела в навигацию адрес магазина в Сидар-Ридж и снова вцепилась в руль, глядя вперед, сквозь лобовое стекло. — Просто сделай один следующий шаг.

К тому моменту, как я въехала в очередь за начальной школой, у меня было чувство, будто я прошла один из тех безумных тренировочных лагерей, которые рекламируют по ночам. Неудивительно, что Лоусону требовалась помощь.

Я вела новенький внедорожник до Сидар-Ридж, как бабушка. Когда наконец припарковалась у магазина и разжала руки, пальцы ныло от того, как отчаянно я вцепилась в руль. Но я уже начинала к нему привыкать. Я не чувствовала себя полностью уверенно, но было лучше.

Я набросала план питания на неделю, сомневаясь в каждом пункте, потом закупилась. Вернувшись домой, я облегченно выдохнула — впервые за весь день осталась по-настоящему одна. Разобрала продукты и запустила стирку. Мне казалось, я никогда не видела столько одежды.

Пока я справилась с шестью загрузками и не опоздала за детьми, я вычистила кухню и разобрала кладовую. Я еще и убрала в ванных и привела в порядок гостиную. Нужно будет уточнить у Лоусона, стоит ли приводить в порядок и спальни, но мне не хотелось переходить границы.

Моя мать бы ужаснулась тому, сколько радости приносит мне уборка. Но в этом что-то есть. Ты видишь результат прямо перед собой — как ни в чем другом. Это помогает ощущать, что хоть что-то в этом мире мне подвластно. После нескольких дней бесконечных «впервые» мне это было необходимо.

Я заметила Чарли, который оглядывался в поисках меня, и поняла, что он не узнал машину. Я быстро заглушила двигатель и выскочила наружу.

— Чарли!

Он повернулся на мой голос, и его лицо озарила широкая улыбка.

— Хэлли!

Он врезался в меня с такой силой, что я едва не отступила назад. Но я бы тысячу раз выбрала детскую непосредственность и доброту. С этим ничто не сравнится.

Я растрепала ему волосы, как это делал Лоусон.

— Хороший день?

— Очень! Мне сегодня доверили кормить нашу классную рыбку.