И тут двери школы распахнулись.

Люк вышел — в черной футболке, черных джинсах, с рюкзаком на одном плече. Рядом шла девушка — его полная противоположность. Золотистые волосы, тогда как у Люка прядки темные, почти черные. Она маленькая, изящная, в светлых джинсах и цветастой блузке, смотрит на него сияющими глазами.

Она улыбалась Люку так, будто он для нее и правда светил вместо луны. Но настоящее чудо было в том, как он смотрел на нее. Губы едва заметно тронула улыбка — впервые за все время. Все его тело будто тянулось к ней, словно она солнце, а он вращается вокруг.

Из фургона передо мной вышла женщина. Вид у нее был недовольный.

— Вайолет. Нам пора.

Девушка резко подняла голову, кивнула, махнула Люку и поспешила к женщине.

Я опустила стекло со стороны пассажира, чтобы привлечь внимание Люка. Намек на улыбку исчез с его лица, сменившись привычной мрачной гримасой.

Он даже не подумал сесть впереди — выбрал заднее сиденье. Посыл был очевиден: я для него прислуга и никто больше. Он с силой хлопнул дверью, будто ставя точку.

— Как прошли занятия? — спросила я.

Люк промолчал и ответил только тяжелым взглядом в зеркало заднего вида.

Я сдержала вздох и завела двигатель. Это будет марафон, а не забег на короткую дистанцию. Но Люк не знал, что я уже прожила нечто похожее на вечность в собственном аду. Пара злых взглядов от подростка — пустяки.

Чарли следил за мной с высокого стула у кухонного острова, пока я доставала из шкафов и холодильника продукты.

— Что ты готовишь?

В его голосе слышались сомнения — те же, что крутились у меня внутри. В голове звучали мамины слова:

«Хватит с этими ребячьими привычками в еде. Это позорно и нелепо. Съешь хоть раз что-нибудь нормальное. Тебе не пять лет».

Я уперлась ладонями в столешницу, крепко сжав край.

— Я подумала про макароны с сыром и салат с запеченной курицей. Как думаешь, всем понравится?

Лицо Чарли расплылось в улыбке, он закивал.

— Мак-н-чиз — наше с Дрю любимое.

Улыбка чуть померкла.

— Не знаю насчет салата. Он мне не всегда нравится.

Уголки моих губ дрогнули. Какому ребенку нравятся листья?

— Ну, попробуешь и скажешь. Может, еще и поможешь мне готовить.

Чарли тут же оживился.

— Правда?

— Мне не помешает су-шеф.

Он сморщил нос.

— Кто это — суш шеф?

Я прикусила щеку, чтобы не рассмеяться. Он был чудесный.

— Это помощник, правая рука.

Сомнения Чарли исчезли.

— Хочу помогать! Мне не нравятся оливки и перцы. И брокколи, и шпинат. И…

— А как насчет кукурузы, лука, огурцов, помидоров и авокадо? — спросила я, решив, что так проще.

Он задумался.

— Не знаю про огурцы…

— Это нормально. Откуси маленький кусочек, и решим, берем их или нет.

Чарли кивнул, спрыгнул со стула.

— Ладно. Я классный пробователь. Только мне надо взять поварскую шапку.

Он умчался по коридору раньше, чем я успела спросить, откуда у него вообще такая шапка.

Я подошла к раковине, ополоснула огурец и положила на доску. Начала нарезать, когда в коридоре хлопнула дверь. Я ждала Чарли, но в гостиную вошел Люк.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила я.

Для Чарли я сделала перекус, но Люк сразу ушел к себе. Теперь он ничего не ответил, просто подошел к холодильнику. Взял газировку, затем шагнул ко мне и наклонился, чтобы вытащить из нижнего ящика пакет с чипсами.

Я сосредоточилась на нарезке и дыхании. Чем быстрее Люк поймет, что меня нельзя задеть, тем лучше.

Он замер рядом.

— Господи. Ты сама с собой такое сделала? Папа нанял какого-то больного резальщика или как?

Я застыла, нож завис на полпути. Какая глупость. Я даже не подумала. Я привыкла быть рядом с Эмерсон и Адрианом — они знали про мои шрамы. Я закатала рукава, чтобы помыть огурец, и не опустила их назад.

Сердце забилось так, будто вырывается из груди. Память ударила в стены, которые я строю заново каждый день. Я сглотнула тошноту, подступившую к горлу, и подняла глаза на Люка.

— Нет. Это сделала не я. Но если бы и я — это бы значило, что мне больно. Что мне нужна помощь. Сомневаюсь, что твои слова вдохновили бы меня ее искать.

Люк резко захлопнул рот, щеки вспыхнули.

Я не хотела его унизить. Мне нужно было, чтобы он задумался. Чтобы понял: у слов есть последствия.

Я смягчила голос.

— У каждого своя битва. Своя внутренняя война, которую он прячет от мира. Помни об этом.

Горло Люка дернулось — он сглотнул. Ничего не сказал, только развернулся и ушел.

Но пакет чипсов остался лежать на столешнице.

ЛОУСОН

Каждый шаг давался с трудом — ноги будто налились свинцом, пока я поднимался по ступеням к дому. Казалось, этот день никогда не закончится. Гора бумаг. Заседание городского совета. Рид с Клинтом сцепились из-за какой-то ерунды на станции, и мне пришлось разруливать. Нэш требовал немедленно познакомить его с новой таинственной няней. И звонок от учительницы литературы Люка — он не сдал сочинение, которое должен был принести сегодня.

Мне хотелось только одного — рухнуть в кровать и проспать неделю. Нет, месяц. Месяц, наверное, позволил бы хоть немного восстановиться.

Я вставил ключ в замок, повернул. Открыв дверь, замер. Из кухни доносились голоса Чарли и Дрю, и меня накрыло теплое облако их смеха. Они оживленно спорили, кто победит в драке — большой белый акула или гризли.

Но выбил меня из колеи не их смех — дом. Гостиную такой чистой я не видел с момента, когда строительство завершили. Игрушки, книги, настолки — все убрано. Пледы аккуратно сложены на спинках дивана. Подушки взбиты и придавлены по центру, как бывает только в мебельных салонах.

Когда я вошел и прикрыл дверь, меня накрыл запах. Курица. И… бекон? И что-то еще — не знаю что, но пахло чертовски вкусно.

Зайдя на кухню, я увидел Хэлли. Она помешивала что-то в небольшой миске с носиком — с ума сойти, где она ее откопала? Я не помнил, когда в последний раз она вообще использовалась.

Белые волосы Хэлли были подняты в пучок, который каким-то образом держался идеально. Но этот пучок открывал шею — длинную, изящную. Я поймал себя на том, что хочу провести по ней пальцем.

Я встряхнул головой. С каких это пор меня может привлечь чья-то шея?

Я прочистил горло и переключился на пацанов, сидевших у острова.

— Я точно в свой дом зашел?

Чарли наморщил лоб.

— Конечно. Правильный дом.

Дрю фыркнул:

— В гостиной больше не пахнет ногами. Вот ты и растерялся.

Хэлли вытерла руки полотенцем и переступила с ноги на ногу. Она не положила полотенце обратно, а протянула перед собой, натягивая краешки.

— Надо было спросить, что готовить на ужин, пока вы не ушли, но я не подумала. И не хотела отвлекать вас на работе. Так что я… ну… догадалась…

— Хэлли, — прервал я ее, подходя ближе. — Что бы это ни было, пахнет потрясающе.

Напряжение немного спало, но полотенце она все еще сжимала.

— Это салат с запеченной курицей и домашние макароны с сыром.

— Я помогал с салатом, — сообщил Чарли, выпрямляясь. — Я добавил бекон. И еще… Я теперь люблю огурцы.

Я перевел взгляд с сына на Хэлли.

— Мой ребенок любит огурцы? Ты что, колдунья?

Дрю покачал головой.

— Только не надо пытаться провернуть такое же со мной и апельсинами. Этот поезд ушел.

Губы Хэлли дрогнули.

— Обещаю, апельсинами заманивать не буду. — Она повернулась, проверяя таймер в духовке, но полотенце все так же было в ее руках.

Я шагнул следом и приглушил голос.

— Ты нервничаешь.

Она плотно сжала губы и покачала головой.

— Все нормально.

— Нет, — прорычал я.

Хэлли дернулась, и я мысленно выругался.

— Я не смогу помочь, если ты не скажешь, что происходит.