— Я отвезу тебя в школу. Но, боюсь, в пижаме тебя не пустят.

Я взглянул на часы и едва сдержал очередное ругательство. Мы опаздывали.

— Поторопись, медвежонок. Переоденься и почисти зубы. Я сейчас подойду, но сначала включу стирку.

— Я занялась им, — успокоила Грей. — Ты — за белье.

Люк направился к выходу:

— Можно я подожду в твоей машине?

Брови Грей сомкнулись:

— Конечно. Она открыта.

Люк вышел, даже не взглянув на меня.

— С ним все в порядке? — тихо спросила она.

Боль полоснула меня.

— Подросток.

Но я уже не был уверен. Что-то с Люком было не так, и как бы я ни пытался, он не говорил, что именно.

В последнее время я чувствовал, что чаще проваливаюсь, чем справляюсь с ним. И это разрывало меня. Но я был готов сражаться до последнего, чтобы мои дети были в безопасности, здоровы и целы. Я дрался бы до смерти, лишь бы больше никогда не подвести их.

ХЭЛЛИ

Я провела ладонью по покрывалу, разглаживая его. Оно выглядело немного потрепанным: нитки на уголках расходились, а цвет выцвел от солнца, которое целыми днями лилось в окно. Если бы брат знал, где я остановилась, он бы пришел в ужас и потребовал сменить номер на что-нибудь приличнее и дороже.

Но мне этого не хотелось. Эмерсон и его муж, Адриан, и так сделали для меня за последние пять лет больше, чем кто-нибудь когда-либо обязан делать. И нельзя сказать, что они купались в деньгах.

Они оба работали учителями в Чикаго. Познакомились в магистратуре и с головой влюбились друг в друга. Родители и без того были недовольны выбором профессии Эма, а когда он сообщил, что женится на мужчине, они полностью его отрезали.

Стоило мне только подумать о чем-то нехорошем, как телефон пискнул.

Мама: Я звонила Эмерсону домой. Он сказал, что тебя там нет. Где ты, Хэлстон?

Я прикусила нижнюю губу и обхватила себя за локоть, пальцы выбивали нервный ритм.

Я: У меня собеседование.

Это была не ложь. Собеседование и правда было, только в нескольких часах от того места, где, по мнению матери, я находилась.

Мама: Что за работа? Я думала, мы договорились, что твое будущее в мире искусства. Ты знаешь, что у меня есть связи в нескольких важных галереях. Вот на чем тебе следует сосредоточить свое внимание.

Я уставилась на телефон. Взгляд чуть расплылся. Кончики пальцев покалывало — верный признак того, что начинается паническая атака.

Нет. Только не сегодня.

Я сосредоточилась на комнате. Пять предметов, которые ты видишь.

— Тумбочка. Лампа. Подушка. Книга. Бутылка воды.

Я глубоко вдохнула, и покалывание немного ослабло. Четыре звука, которые ты слышишь.

Я вслушалась, различая едва заметные шумы.

— Машины. Дверь. Телевизор. Капающий кран.

Три ощущения.

— Тапочки. Свитер. — Я опустила ладонь на кровать. — Покрывало.

Два запаха.

— Затхлый. — Я попыталась уловить хоть что-то кроме запаха старого мотеля. — Хвоя.

Этот легкий древесный оттенок принес странное спокойствие, отодвигая накатывающую волну паники.

Из легких вышел долгий, освобождающий выдох. Я посмотрела на телефон. Если я получу эту работу, может быть, наконец найду в себе смелость сменить номер и закрыть эту дверь — их дверь — навсегда.

Телефон зазвонил в руке, я дернулась. Поморщилась, ожидая увидеть номер матери. Но давление в груди сразу ослабло, когда на экране высветился Эмерсон и знакомый чикагский код.

Паника вспыхнула новой искрой, когда я увидела, что это видеозвонок. Я оглядела комнату в поисках места, где можно ответить так, чтобы брат не понял сразу, что я остановилась в месте, которое он небезосновательно счел бы небезопасным.

Я села на кровать, стянула тапочки. Спинка казалась вполне обычной и целой.

Провела пальцем по экрану и натянула улыбку.

— Эм.

На экране появилось его знакомое лицо. Его светлые волосы были на пару оттенков темнее моих почти белых, а вот серые глаза у нас были одинаковые. Сейчас они были полны тревоги.

— Мама звонила.

Я поморщилась.

Он тяжело выдохнул.

— Хотел опередить ее.

Одна сторона моих губ приподнялась.

— Она хочет знать, почему я не хожу на собеседования в галереи, которые она выбрала.

Эмерсон простонал:

— Наверное, потому что тебе «мир галерей» интересен так же, как наблюдать, как сохнет краска?

Я улыбнулась, и напряжение внутри чуть-чуть отпустило. По дороге сюда меня будто стягивало изнутри, как леску на катушке. К тому моменту, когда я добралась до Вашингтона, я была полностью натянута.

Брат внимательно меня изучил.

— Ты в порядке? Я могу приехать. И ты всегда можешь вернуться к нам.

— Эм…

— Я серьезно. Ты — семья. Мы тебя безмерно любим. И если ты пока не готова — это нормально.

Я медленно выдохнула и провела пальцем по цветку на покрывале.

— Вы начинаете свою семью. Вам нужно пространство, чтобы жить своей жизнью.

Квартира Эмерсона и Адриана была хорошей, но не слишком просторной. Нас троих там было тесно, как бы я ни старалась не мешаться. А с младенцем места бы и вовсе не осталось.

— Мы с Адрианом поговорили. Есть пару пригородов, куда мы могли бы переехать…

— Нет. — Мой голос прозвучал тверже, чем я привыкла. — Ты любишь город. Его ритм. Людей. Еду. Вы не переедете в скучный пригород, как ты сам его называешь, из-за меня.

Эм обожал жизнь в большом городе так, как я никогда не могла. Я всегда тянулась к нашему семейному дому отдыха в нескольких городках отсюда. Горы всегда давали мне ощущение, что я могу дышать полной грудью и быть собой.

После всего, через что я прошла, меня выводило из равновесия буквально все. Громкие звуки, толпа. Жить в городе было непросто. Я много работала над своими триггерами, но это не отменяло того, что я тосковала по покою гор.

Лицо Эмерсона смягчилось.

— Я просто не уверен, что тебе полезно возвращаться туда. Есть тысяча мест, где ты могла бы жить. В Иллинойсе полно городков у озер — всего пара часов езды от нас.

Я услышала то, что он не сказал вслух: в таких местах они смогли бы быстро добраться до меня, если вдруг я сорвусь, живя одна.

Я сжала губы и прикусила нижнюю, подбирая слова.

— Я хочу встретиться с этим лицом к лицу.

Пять лет я честно занималась терапией. Выполняла все упражнения, которые советовал врач, понемногу повышала свою способность выдерживать трудные ситуации. Я закончила колледж, нашла хорошую работу няней, даже съездила в поездку одна. Эти горы всегда были моим любимым местом на земле. Я хотела вернуть их себе.

И правда была в том, что, когда я впервые увидела их сквозь лобовое стекло, тревоги я не почувствовала. Только восхищение.

— Это очень смело, но…

Темная ладонь легла брату на плечо, сжала его, оборвав фразу. В этом движении было и тепло, и предупреждение.

На экране возник Адриан, и широкая улыбка озарила его лицо.

— Как наша девочка?

Я улыбнулась ему с благодарностью.

— Неплохо.

— Ты уже успела осмотреть город? — спросил он. — Я посмотрел вчера — он просто чудесный.

Я сжала покрывало, пальцы запутались в ткани.

— Пока нет. Я сильно устала после дороги.

Или испугалась.

Я закажу пиццу, попрошу привезти в номер, а когда привезут — держать перцовый баллончик наготове.

— Сегодня просто отдохну, а завтра выйду позавтракать. — Я разрешала себе один день, но знала: если задержусь в этой комнате надолго, так и не смогу выйти. А значит, пропущу собеседование, и Эмерсону действительно придется ехать за мной.

— Я нашел милейшую кофейню в центре, называется The Brew, — предложил Адриан. — Вся такая в духе «Алисы в стране чудес».

Я кивала слишком долго, наверное, напоминаю игрушечную куколку с качающейся головой.

— Схожу и отчитаюсь.

В янтарных глазах Адриана вспыхнула гордость.

— Попробуй за меня один из двойных шоколадных маффинов. Выглядят как кусочек рая.