Его рука опустилась.

— Я не люблю свою бывшую жену.

От резкого поворота разговора у меня закружилась голова.

— Когда-то думал, что люблю. Оказалось, я просто был двадцатилетним комком гормонов, ведомым собственным членом.

Я молчала. Смотрела. Ждала. Надеялась, что он продолжит.

— Она была красивой. Чертовски веселой. Вечно искала новое приключение. Новый кайф. — Лоусон покачал головой. — Не наркотики, но сути это не меняло. Тот же самый угар. Вечеринки, безбашенные трюки, спонтанные поездки. Думаю, жизнь в маленьком городке душила ее, загоняла в клетку.

Он тяжело выдохнул.

— Когда Мелоди забеременела, мы этого не планировали. Черт, мы даже о браке не говорили. Мы были совсем молодыми, едва по двадцать два. Но я хотел поступить правильно и дать ребенку настоящую семью. Поэтому сделал ей предложение.

Ну конечно. Лоусон всегда делал все, чтобы его дети жили как можно лучше. Даже если ценой становилась его собственная, единственная в жизни любовь.

— Мелоди не была уверена, что хочет замуж, но я ее уговорил. После рождения Люка она ненадолго остепенилась, потом появился Дрю. А дальше она захотела, чтобы я уволился и мы путешествовали по миру на деньги из моего трастового фонда. Хотела, чтобы мы каждые выходные уезжали, оставляя детей моим родителям.

— Но это не ты, — прошептала я.

— Нет. Мне важна работа. Смысл. Мне нравится моя жизнь здесь, и я люблю свою семью. — Он сжал ладонью шею. — Когда я отказался, она стала уезжать одна. Сначала на выходные, потом дольше. Говорила, что я слишком много работаю и она чувствует себя матерью-одиночкой.

Желудок скрутило. Для Лоусона это обвинение было ударом под дых.

— Я знаю тебя, Лоусон. Ты никогда бы не поставил работу выше семьи. Но это не значит, что твоя карьера не важна.

Его челюсть ходила из стороны в сторону.

— Это было бегство. От нее. От брака, который я нутром чувствовал — не работает.

— Значит, ты просто человек.

Он покачал головой.

— Значит, я провалился. В какой-то момент я предложил парную терапию и подумал, что она помогла. Казалось, стало лучше. Мы уже не были так близки, как в молодости, но я решил, что все налаживается.

Лоусон рассмеялся, но смех был уродливым.

— Оказалось, она наделала долгов по кредиткам на десятки тысяч долларов и крутила романы с мужиками из приложения для знакомств.

— Лоусон… — вырвалось у меня.

Его руки сжались и разжались.

— Дело даже не в том, что я думал, будто люблю ее. Я понял, что между нами было лишь юношеское увлечение. Но я хотел, чтобы у моих мальчиков была мать. А в итоге дал им эгоистичную, безответственную пародию на нее.

Я видела, как его дыхание сбивается.

— Тогда я стал брать больше смен. Часто ночных, потому что был ниже по званию. Мелоди все тщательно скрывала. Я не понимал, что она творит.

Тошнота накрыла снова, вместе с паникой.

— Мне позвонили с незнакомого номера. Это был Люк. Десятилетний, перепуганный до смерти. На фоне плакал Дрю. А Чарли, которому было всего несколько месяцев, надрывался без остановки.

Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Эта сука притащила их на вечеринку к одному из своих любовников и заперла в комнате. Там было адски шумно, им было чертовски страшно. Ни одного взрослого рядом. А страх превратился в ужас, когда они услышали выстрелы.

— Лоусон…

Его глаза покраснели, в них собрались слезы.

— Люк выбрался из комнаты и нашел телефон. Я не вешал трубку, пока номер не отследили. Мы получили адрес и выехали. Оказалось, мужик, с которым Мелоди спала, был известным в округе дилером. Кто-то решил его ограбить. Двое погибли. Еще трое были ранены.

Мне хотелось задушить эту женщину. Я даже представить не могла, что чувствовал Лоусон.

— Когда мы вошли в комнату, мои мальчики дрожали и рыдали. Дрю описался — так боялся искать туалет. У Чарли был полный грязный подгузник. Его не кормили, и обезвоживание было таким сильным, что понадобилась капельница. Люк неделю не произнес ни слова.

Слезы наполнили мои глаза, потекли по щекам.

— Я не люблю свою бывшую жену. Я ненавижу ее всей душой. Но еще больше я ненавижу себя — за то, что не разглядел, кем она была на самом деле.

Я не думала. Просто шагнула вперед, бросилась к Лоусону и обняла его, прижимаясь изо всех сил. Я держала его, пытаясь утешить человека, который взвалил на себя все. Но Лоусон не шевельнулся.

ЛОУСОН

Дыхание рвалось короткими, сбивчивыми толчками, когда руки Хэлли сомкнулись вокруг меня. Ее хрупкое тело прижалось ко мне, а объятие оказалось куда крепче, чем выглядело.

— Это была не твоя вина, Лоусон.

Эти слова на ее губах, мое имя на ее языке — вынести это было почти невозможно.

— Хэлли… — прохрипел я.

— Не была. Ты пытался сохранить семью. Дать мальчикам дом. Ты не знал.

— Я знал, что Мелоди ветреная. Что может сорваться на выходные в любую минуту, — возразил я.

Хэлли отстранилась, но крепко держала меня за руки.

— Она хоть раз оставляла детей без присмотра?

— Нет. Она отвозила их к моим родителям или ждала, пока я вернусь домой…

— Вот видишь? — надавила она.

— Я должен был понять.

Хэлли нахмурилась.

— Ты что, ясновидящий и забыл мне сказать?

Я хотел рассмеяться, но губы меня не слушались.

— Не ясновидящий.

— Тогда это не твоя вина.

Любая тень юмора исчезла, когда я посмотрел ей в лицо.

— Я мог их потерять. Одна из пуль могла пробить потолок. Или они могли выйти из комнаты и попасть под перекрестный огонь.

Хэлли сжала мои руки еще сильнее.

— Я даже представить не могу, как это было страшно. Но ты должен перестать наказывать себя за то, за что не обязан искупать вину.

— Ты говоришь как моя мама.

Брови Хэлли удивленно поднялись.

— Она сказала сегодня почти то же самое, — пояснил я.

Хэлли отпустила меня.

— И тебя это взбесило.

— Наверное… — признал я.

Ее палец скользнул по костяшкам, стянутым бинтами.

— И вот так ты это проживаешь.

— Это единственное, что хоть как-то держит демонов на расстоянии. — Самоненависть.

Взгляд Хэлли смягчился.

— Ты причиняешь себе боль, потому что считаешь, что заслуживаешь этого.

— Я не причиняю себе боль.

Ее пальцы подцепили край бинта и потянули. Ткань упала на пол. Она перешла ко второй руке, сделала то же самое и подняла ее. По коже на костяшках тянулись мелкие разрывы.

Обычно я не бил так сильно, чтобы пошла кровь. Но сегодня было особенно плохо.

Хэлли подняла мою руку и прижала губы к костяшкам.

Я резко втянул воздух.

— Хэлли…

Ее взгляд встретился с моим. Такой чистый. Такой доверчивый.

— Я не могу, — хрипло сказал я. — Не важно, как сильно я этого хочу.

— Но ты хочешь? — В ее голосе была надежда. Так много надежды.

И я понял, что не могу ее погасить. Я мог бы солгать и сказать, что она меня не привлекает. Но это ранило бы ее, а причинять Хэлли еще больше боли я не мог.

— Хэлли, ты самая потрясающая женщина, которую я когда-либо видел. Твоя доброта и чуткость делают тебя еще красивее. Но твоя смелость… от нее у меня перехватывает дыхание.

Ее глаза стали расплавленным серебром. Она приподнялась на носки, ее губы все ближе и ближе к моим. В ушах загрохотала кровь, дыхание сбилось. И тут она остановилась.

Я понял почему. Она давала мне выбор. Она слишком хорошо знала, что значит, когда выбор отнимают. Она никогда бы не сделала этого со мной, хотя я мог остановить ее всего одним шагом.

Хэлли замерла в паре сантиметров от моих губ. Ее запах окутывал меня. Это было слишком. Она тянула меня к себе с той самой минуты, как вышла из машины. Тянула на глубину. И я хотел утонуть в ее вкусе.

Я сократил последнее расстояние и накрыл ее губы своими. Не грубо, но и не слишком нежно. Потребность была слишком сильной.