— Там обычные. — Арсений качает головой. — Сколько Горынычу осталось до первого перевоплощения?

— Не более двадцати закатов. Он ранний. Даже очень.

— Мощь обретёт?

— А я почём знаю? — Ёкки разводит руки в стороны.

— Нужно выпарить кровь, извлечь из неё железо и выплавить меч. — Арсений тянется к кожаному мешку, достаёт из него сосуд с алой жидкостью и протягивает Ёкки.

— Всегда говорил, что твои перемещения до добра не доведут. — Ёкки качает головой, но сосуд всё же берёт, придирчиво осматривая его.

— Мне нужно знать, сколько получится из этого. — Арсений кивает на сосуд и переводит взгляд на бескрайний океан.

— Нельзя такими вещами баловать.

Арсений тихо усмехается, не собираясь спорить. Ёкки всё равно сделает то, что требуется. И не ему сейчас рассуждать о морали ведения войн. Нет там её. Как и правил. А вот нападения исподтишка, предательства, ненависть, нескрываемая кровожадность во взгляде, когда выкручиваешь противнику внутренности, заставляя страдать, заговорённое железо и много чего ещё, рядом не стоявшего с моралью, — есть. И меч, выкованный из крови магов, из их силы и мощи — не самое страшное, что можно увидеть и почувствовать на Большой Земле.

— Передашь котёнке игрушку? — Арсений со всей осторожностью и нежностью достаёт из мешка чучело мыши, ведёт пальцем по его голове и протягивает Ёкки.

— Оставил бы ты её в покое, а. — Ёкки кривится, забирая игрушку. — На кой в неё силу свою вложил, окаянный? Всем известно, что к добру это не приводит! Нельзя, понимаешь? Нельзя не окрепших детей обрекать на взрослые тяжбы! Иди, забери, пока не поздно! Уж лучше сейчас больно ей сделать, чем в будущем погубить!

— Я видел наше будущее. — Арсений качает головой, мысленно отгоняя солёные волны, которые начинали подбираться к их ногам, учуяв энергетические перекосы. — Светлое. Равное. На Большой Земле.

— Видел он! — Ёкки, всплеснув руками, обходит Арсения так, чтобы смотреть ему в глаза. — Это могло быть видение совсем не про Эну! Мало ли, как она будет выглядеть человеком! К тому же, ты видел до того, как силу вложил! А будущее — это тонкая материя, которая может в любой момент измениться! Опомнись, Верум Люмен Тэнэбрис! Вернись на Буян, оставь Большую Землю, нечего там порядки наводить, пусть сами разбираются! А ты здесь, в спокойствии и тишине твори всё, что угодно.

— С Буяном я закончил. — Арсений неуютно ведёт плечами. Полная форма имени из уст Ёкки звучала слишком уж осуждающе, словно тот отчаянно пытался напомнить о том, кто он есть на самом деле. — И сейчас мы закончили. Зови, если будет нужно.

Арсений разворачивается и уходит в сторону скал, за которыми организовал себе место для безопасного мгновенного перемещения. Невидимое для остальных жителей Буяна, недоступное, без случайной растительности и каких-либо насекомых, максимально стабильное во времени и пространстве. А внутри словно что-то разъедает. Как одно из зелий Ёкки, которое если пролить куда-то, то на месте тут же образуется шипящая дыра…

— Арсений? — Есения обеспокоенно касается рукой его щеки, позволяя наконец сфокусироваться на глазах.

— Всё в порядке. — Арсений слабо улыбается, осматриваясь вокруг. Остальные, кажется, даже не заметили его выпадения в воспоминания.

— Что значит «с Буяном закончил»? — Есения хмурится, отодвигаясь от Арсения.

В ответ он лишь жмёт плечами, ибо сам не знает, что это может значить. Есения, помедлив, кивает и поднимается на ноги, слегка покачиваясь вместе с избушкой. Совершенно не успокоившись и подозревая что-то неладное, но принимая короткое «всё в порядке». Арсений ей за такое бесконечно благодарен, ибо чувствует, что даже если они сейчас попытаются выяснить хоть что-то, то в лучшем случае ничего не получится. В худшем — забредут туда, откуда слишком долго выбираться, а времени у них нет. Совсем. Энергия вокруг затихла и потихоньку начинает оттекать от избушки. И значит это только одно — маги засекли вспышки и идут в их сторону.

— Ваше Светлейшество, будьте так любезны, подпитайте древесно-пернато-окорочковое изделие, а то крылья расправить не может. — Серёжа, помешивая очередные травки в ступке, заглядывает в комнату.

— Крылья… — Арсений со вздохом кивает. Мышление обыкновенного Стража практически отпустило, но всё же прошлое не до конца всплыло в сознании, чтобы перестать удивляться.

— И не смотри так. — Серёжа, сморщив нос, принюхивается к ступке. — Сам менял куриные на совиные. — Он переводит взгляд на Есению. — Ты — на кухню. Нужна пропитка для ступы. Дурман-траву заменишь на полынь в тех же пропорциях. — Серёжа передразнивает скривившуюся Есению и смотрит на Дениса. — А ты, радость огнедышащая, лезь на верха за ступой моей. И смотри, чтоб не бил её об стены!

Меч даже не успевает коснуться древесины, а ствол уже летит на землю. По плечам бьёт холодный дождь, вокруг уже образовалось древесное кладбище, а Арсению всё равно не хватает. Хочется снести всю Большую Землю и уйти на дно океана, упокоившись там навечно, как сделали многие.

Бесконечная борьба с магами выматывала физически и опустошала энергетически. Меч, выкованный из крови сотен магов, требовал особого отношения к себе. Огромная сила — огромная ответственность. Но вся эта вымотанность и частая опустошённость ничто по сравнению с тем, что постоянно зудело, ныло и скреблось изнутри. В бою Арсений мог забыться, концентрируясь исключительно на управлении мечом и на попытках не попасть под чужие чары или оружие. Он отдыхал, убивая. Ненавидел необходимость решать проблемы дисбаланса именно таким способом. Ненавидел себя за слабость и невозможность найти другой путь. Ненавидел своё существование в целом.

Но отдохнуть и отключиться от бесконечной монотонно-ноющей боли внутри мог только так.

Арсений перестал видеть смысл в своих действиях после того, как забрал меч у Ёкки, отдав ему в благодарность множество трав и материалов с Большой Земли, которые самому тяжеловато было бы доставать. А что, если он прав? Вдруг Арсений действительно видел совершенно другое волшебное существо возле себя, а найдя котёнку, переписал будущее. Из яркого и счастливого сделал мрачное, наполненное бесконечными войнами, ещё и молодое существо обрёк на вечные страдания. И вся эта возня с магами на Большой Земле…

Сколько бы Арсений не убивал — их всё равно больше. Сколько бы в нём не было силы — объединившись маги смогут ему противостоять. Практически у каждого из них есть то, чего у Арсения не было, нет и, возможно, не будет никогда. У них есть дом. Есть семьи, близкие люди, дети, смысл существования. Они защищают друг друга, борются за близких, погибают во имя спокойного будущего для детей. А Арсений…

Он уже давно захлебнулся в крови, но даже на крохотный шажочек не сдвинулся в сторону того, что видел когда-то.

— Димон, на тебе проверка повреждений.

Серёжа уходит, а Арсений кладёт руку на пол и пропускает сквозь неё энергию, которой даже после открытия Буяна оставалось в избытке. На острове избушка самоподпитывалась, а здесь не могла, ибо требовалась ей однородная энергия, а не разрозненная. Из-за наплыва воспоминаний начинает болеть голова и противно зудеть в районе солнечного сплетения, а ещё Арсений чувствует волнение Есении, которое совсем не помогает в сложившейся ситуации. Закрываться от неё не хочется. Но если этого не сделать…

Арсений тянет озябшие руки к костру. В глубинном лесу всегда холодно и мрачно. Сюда даже дикари не забредают, и Тёмные маги сторонятся, хотя в таких местах преобладает именно их энергия. Это место будто создано специально для него, но и здесь Арсению плохо. Слишком холодно. Слишком темно. Слишком одиноко.

Подкинув охапку веточек в костёр, Арсений ложится рядом с ним, обнимая меч. Ему нет места на этом свете. Ни на Большой Земле, где маги не принимают равенство и постоянно пытаются подчинить Арсения себе, переманить на свою сторону, заставить бороться либо за Тьму, либо за Свет, а если не соглашается, то стараются уничтожить. Ни на Буяне. Там он слишком маг для волшебных существ, которые сторонятся рождённых на Большой Земле. Арсения, конечно, уважают, ценят, но в дом никогда не примут. Он для них всего лишь важный гость. Ни Ёкки, ни Кощею, ни кому-либо ещё нет никакого дела до одинокого мага. Даже здесь, во тьме, холоде и сырости ему места нет. Арсений чувствует, как его отталкивает отсюда. Как в каждом движении воздуха сквозит молчаливое «погости и уходи. Это не твой дом».