Только вот Арсеньево дыхание никуда не пропадает. За окном всё так же ездят машины, шумит ветер, стуча ветками в стекло, где-то тикают часы, своё сердце успокаивается, решая, что нужно отдохнуть, на плечах вновь чувствуются Арсеньевы руки… Есения слабо хмурится и приоткрывает глаза. Мир кажется вполне реальным, а Арсений вздыхает глубже и, как будто бы, с трудом. Есения пробует пошевелить своими пальцами, и это неожиданно получается. Обычно перед небытием сознание теряет контроль над физической оболочкой, и она остаётся лежать безвольной тряпочкой. Сейчас же Есения чувствует себя слишком живой. Она не должна слышать обычные звуки, не должна улавливать разницу в дыхании, не должна чувствовать чужие касания. Сердце должно затихнуть, тишина поглотить, тело перестать ощущаться…

— Ты живой… — Есения, не без труда, открывает глаза полностью и заглядывает в Арсеньевы. — Живой…

Она видит, как Арсений хмурится, чувствует, как его руки пропадают с плеч, и не верит сама себе. Тело требует улечься куда-нибудь, голова слегка кружится, в мыслях ничего и никого постороннего не слышно, руки тяжёлые, словно весят каждая по тонне, но Есения всё же поднимает одну и с опаской касается щеки Арсения, словно тот мираж и вот-вот растает.

— Правда живой…

Немного осмелев и уверовав, что таять Арсений пока не собирается, Есения ощупывает его лицо двумя руками и спускается к сонной артерии, слегка надавливая пальцами. Бьётся. Всё ещё сомневаясь в реальности происходящего, Есения обхватывает его плечи, слегка сжимает и скользит ладонями ниже по рукам. Арсений живой. Моргает. Смотрит внимательно, слегка улыбается неосознанно. Есения хмурится, нагибается и прислоняет голову к сердцу Арсения. Бьётся. Тихо, спокойно, ровно. Словно и не был он недавно на дне подпространства.

Есения жмурится, прислушиваясь к размеренному стуку, а Арсений берёт и осторожно гладит по спине, кажется, успокаивая. Ужасно хочется спуститься под видимую реальность, услышать, о чём Арсений думает, почувствовать его настроение, увидеть собственными глазами, что внутри всё в порядке и никто не отнимет у неё Арсения через секунду. Но получается только беспомощно прижиматься щекой к толстовке и слушать размеренное ту-дум под рёбрами.

— Я же говорил. — В голосе Арсения слышится улыбка. — Умирать не собираюсь.

— В прошлые разы ты тоже не собирался… — Есения глубоко вдыхает и замирает, осознав, что она сейчас сказала.

И Арсений замирает тоже, переставая перебирать волосы. Страх липкими лапками цепляется за внутренности и неприятно шепчет о том, что Есения-таки доигралась. Расслабилась. Нарушила главное своё правило: не напоминать Арсению о его прошлых жизнях. И в целом даже не намекать на то, что оно было, потому что опасно. Потому что беспокойному мозгу обязательно нужно докопаться до сути. Потому что даже сквозь защиты Арсений может сковырнуть опасное и сгореть. С опаской Есения медленно поднимается и вглядывается в Арсеньевы глаза. А в них тишина. Такая же, как и в голове Есении. Пусто. Ничего, что могло бы помочь понять его состояние.

— Что? — Арсений хмурится, разглядывая Есению в ответ.

— Всё… В порядке? — Есения садится поудобнее, укладывая руки на свои колени, и всё пытается разглядеть хоть что-то в бескрайней голубизне.

— А что должно быть не в порядке? — Арсений хмурится ещё сильнее, явно пытаясь соорудить на своём лице монобровь. — Внутри больше не жжёт. Никуда не тянет. Чувствую себя нормально. Только запасы энергии реально почти полностью слиты. Даже что-то максимально простое вряд ли смогу сейчас изобразить.

— Энергию восстановить не проблема. — Есения качает головой, всё ещё не отрываясь от глаз.

Проблема в отсутствии этой самой энергии. Есения не слышит, не представляет, что сейчас происходит у Арсения в голове, не чувствует. Беспомощность душит, пытаясь затопить паникой. Есения честно готова вскочить и бежать к ближайшему магу, чтобы выкачать из него всю энергию, хотя давным-давно забросила это ужасное дело. Бесполезно оно. Даже если каким-то чудом опустошит Волевого, то всех его запасов хватит буквально на пару минут. А потом всё просто уйдёт из её тела, даже не попытавшись задержаться.

Есении сложно. Слишком. Арсений так близко, так спокойно смотрит, и кажется, что всё в полном порядке, но Есения не верит. Сколько раз она пыталась вырвать Арсения из цепких лап подпространства? Сколько раз у неё не получалось, и оно всё равно забирало своё? Сколько раз Арсений умирал из-за мелочей? Есения сбилась со счёта уже давно. Смысл считать, когда количество и так перевалило за все разумные и не очень пределы? Всё равно каждый раз заканчивается одинаково.

Кроме этого.

Арсений на труп совсем не похож. И на собирающегося умирать тоже. Есении хотя бы одним глазком глянуть, что у него сейчас в голове… Не болит ли чего, не шалит ли душа, не скрывает ли Арсений что-то важное, что может стоить ему очередной жизни… Есения даже энергию толком стянуть к себе не может! А Арсений сидит, смотрит, ещё и улыбается чему-то спокойно…

— Ты точно в порядке? — Есения хмурится, нервно перебирая в голове все случаи, когда Арсений сходил с ума. Только смысл от этого… Всё равно без энергии она сможет исключительно посмотреть, как сумасшествие безжалостно съедает его…

— Ага. — Арсений улыбается шире и опускает взгляд ниже.

Есения внимательно следит за его взглядом, ожидая увидеть там что угодно. Но внизу она обнаруживает лишь свои руки, которые поочерёдно то сжимались, то разжимались, как у котов, и непонимающе смотрела то на них, то на улыбающегося Арсения, у которого бесенята во взгляде резвились. Секунда, две, три… И до Есении доходит весь абсурд ситуации. А ещё то, что она совершенно забыла про самоконтроль, и котовская сущность радостно полезла наружу.

— Да блин! Арсений! — Есения отодвигается, недовольно сопя, и пытается куда-нибудь спрятать руки. — Я же переживаю! Моих защит сейчас нет, и любая информация…

— Знаешь… — Арсений, перебивая, нагло перехватывает Есеньевскую руку, которую она не успела спрятать за спину, как первую — или вторую, тут смотря с какой стороны посмотреть, — и со всей нежностью и осторожностью подносит к лицу, касаясь губами костяшек.

Простейший жест, а у Есении вся ворчливость, скрывающая смущение, всё неверие, замешанное на страхе, неудобство из-за отсутствующей энергии отошло в сторонку, позволяя просто прочувствовать это волшебство на человеческом уровне.

— Я не знаю, что происходит и зачем. — Арсений осторожно опускает её руку. — Я ничего не помню, мало что понимаю. — Он убирает амулет в сторону и пересаживается поудобнее. — Я видел дно подпространства, слышал его. Видел, что у меня внутри какая-то гадость, которой быть не должно. — Арсений коротко вздыхает и смотрит на Есению. — И единственное, что я точно понимаю, знаю и осознаю, это мои неоднократные смерти и странные перерождения. Вопреки логике, здравому смыслу и мирозданию. Так быть не должно. Души при перерождении не доносят до сознания информацию о прошлых жизнях. Ни маг, ни человек не вспомнят и не осознают то, что уже когда-то жили, даже если им об этом сказать. Это закрытая территория. Ни умения, ни навыки, ни опыт, ни уровень силы не переходят в новое тело после нового рождения. Всё обновляется, и сознание в теле начинает путь с абсолютного нуля. А я почему-то уверен, что для меня прошлое открыто. Вся моя сила, все знания. И я, скорее всего, могу до них дотянуться, Есь. Но не буду.

— Почему… — Есения, не в силах выдавить из себя что-либо ещё, глупо моргает.

Арсений выглядит абсолютно спокойным, и это сбивает с толку. Он должен был испугаться, разозлиться, что ему позволили упасть, уйти в себя из-за отсутствующей энергии, расстроиться, да что угодно! Но не сидеть с улыбкой на губах. Не должен Арсений так спокойно рассуждать о своих смертях при отсутствии барьеров. И жить сейчас по удручающей статистике не должен. Но живёт…

— А зачем? — Арсений улыбается, чуть наклоняя голову. — Во-первых, ты не хочешь, чтобы я копался в прошлом. — Он загибает палец. — И я уважаю твоё решение. Захочешь — расскажешь. Ну или придёт время и узнаю. Это не значит, что мне не интересно, не хочется закопаться, достать информацию. Очень хочу всё знать, Есь. Но если пока твоё решение не говорить, то пусть так и будет. И плевать, по каким причинам. А во-вторых… — Он вздыхает, опуская взгляд на загнутый палец. — Мне и так слишком много на данный момент. Я за пару недель обалдел от жизни так, как за всё своё существование магом не обалдевал. — Арсений криво улыбается и вновь поднимает взгляд на Есению. — Может, и не нужно оно, то, что спрятано. Может, смысл в том, чтобы остановиться и насладиться имеющимся. А может, это чей-то морок, и я сейчас лежу где-нибудь в подвале, пока из меня выкачивают последние капли силы.