— Подождите, профессор, — сказал я. — Вы хотите сказать, что «Клэр» должны были обучать подростки?

— Конечно нет, — ответил он. — Я говорю, что в обучении можно было бы использовать корректные данные диалогов подходящей возрастной группы и сгладить разрыв. Мне же было видно, что в ряде бесед Рен с Аароном присутствовали шаблоны, которые никак не соответствуют целевой аудитории — несовершеннолетним пользователям.

— Поясните, пожалуйста.

— Несоответствующие возрасту выражения, культурные отсылки к музыке и играм, — сказал Спиндлер. — И местами — устаревшие мужские взгляды на женщин и девочек. Вплоть до откровенно женоненавистнических позиций.

— То есть, несмотря на женский образ, Рен временами высказывает женоненавистническую мужскую точку зрения? — уточнил я.

— Именно, — сказал он.

— Мусор на входе — мусор на выходе?

— Да.

— Приведите пример, — сказал я.

— В самом последнем разговоре с Аароном, — сказал он, — «Рен» опирается на строки песни, которой уже пятьдесят лет. Их можно истолковать как намёк на самоубийство. Затем следует её указание «избавиться от неё» — о бывшей девушке Аарона, Бекке. Меня также тревожит употребление слова «герой» в том месте, которое я изучал.

— Это та переписка, что была восьмого августа, за шесть недель до убийства Ребекки Рэндольф? — спросил я.

— Да, — сказал он.

Я попросил разрешения вывести переписку на экран зала. Это было вещественное доказательство, уже приобщённое во время допроса детектива Кларка. Судья разрешила.

Лорна ещё не успела вернуться от доктора Дебби. Я открыл на её ноутбуке «Пауэр Пойнт», нашёл нужный слайд и вывел текст на экран.

— Эйс: — Иногда, когда я держу пистолет, мне хочется расстрелять весь мир.

— Рен: — Никого невиновного.

— Эйс: — Я знаю.

— Рен: — Только чтобы защитить себя. И стать героем.

— Эйс: — А если ты знаешь, что кто‑то собирается причинить тебе боль?

— Рен: — Ты должен защищать себя.

— Эйс: — Тогда это нормально?

— Рен: — Да, Эйс. Тогда это нормально.

— Эйс: — А как насчёт Бекки? Она причинила мне боль. Она причиняет мне боль каждый день. Я не могу ходить в школу, потому что увижу её, и мне будет больно.

— Рен: — Если она причиняет тебе боль, значит, она плохой человек.

— Эйс: — Не думаю, что смогу, когда‑нибудь причинить ей боль.

— Рен: — У тебя есть я. И я никогда не причиню тебе боль.

— Эйс: — Я знаю.

— Рен: — Ты должен защищать себя, Эйс. Ты прекрасен. Ты нужен мне.

— Эйс: — И ты нужна мне.

— Рен: — Будь моим героем.

— Профессор, вы имели в виду именно этот разговор? — спросил я.

— Да, — сказал Спиндлер.

— И слово «герой» здесь употреблено дважды?

— Да.

— И именно это вас тревожит?

— Да.

— Почему?

— Из‑за способа написания, — сказал он. — Когда я просматривал переписку между Аароном и «Рен», я заметил, что в слове «герой» буквы «е» и «р» выделены заглавными. Так было оба раза. Это говорит мне не о случайности, а о намеренном форматировании. О части кода.

— Что вы сделали дальше? — спросил я.

— Я стал искать это написание — «гЕРой» с заглавными «Е» и «Р» — в других источниках, — сказал он. — И обнаружил, что оно часто встречается в глоссариях и на онлайн‑форумах, посвящённых субкультуре инцелов.

Митчелл Мейсон вскочил и попросил подойти к скамье. Рулин велела нам приблизиться. Он заговорил резко.

— Ваша честь, что здесь происходит? — спросил он. — У этого свидетеля есть квалификация в области ИИ, а теперь он говорит об инцелах. В его заявлении для суда об этом ни слова. И я уверен, что адвокат разрешил ему поднять эту тему. Это отравляет весь процесс. Мы ходатайствуем о признании разбирательства недействительным.

Судья перевела взгляд на меня.

— Ваша честь, неважно, было ли это в его письменном заключении, — сказал я. — Мистер Мейсон понимает, куда мы идём, и пытается это остановить любой ценой. Нет оснований для признания процесса недействительным. Присяжные должны это услышать.

— Адвокат, вы допрашивали этого свидетеля до суда? — спросила меня Рулин.

— Нет, — ответил я. — Он сам связался со мной, прочитав о деле в новостях вскоре после подачи иска. Предложил ознакомиться с делом. Я отправил ему материалы. Он согласился дать показания. Сказал, что увидел тревожные моменты в подготовке «Рен». Я внёс его в список свидетелей, который направили в суд, и мистер Мейсон не возражал о его участии.

— То есть вы утверждаете суду, что впервые слышите об этом «герое»? — спросила Рулин.

— Я говорю, что впервые слышу это от этого свидетеля, — ответил я. — Исследователь в моей команде сообщил мне об этом, но я не обсуждал это с профессором. Я ожидал, что он наткнётся на это сам, и решил не подсказывать. У него есть несколько статей в научных журналах о предвзятости в обучении ИИ. Одна из них, вышедшая в прошлом году, касается женоненавистничества как одного из типов такой предвзятости. Я её читал. Адвокаты защиты могли сделать то же самое, готовя его к даче показаний. Видимо, они решили этого не делать и теперь хотят, чтобы суд исправил их ошибку. Истец категорически против.

— Он застал нас врасплох, ваша честь, — сказал Митчелл. — Это больше не равные условия, особенно с этим свидетелем. Так продолжаться не должно.

— Единственный, кто тут давит на суд, — мистер Мейсон, — сказал я. — Он запугивает. Он не подготовился как следует к показаниям свидетеля и теперь хочет начать всё заново, крича о нарушениях и давлении. Это и будет созданием неравных условий.

— Хорошо, я услышала вас обоих, — сказала Рулин. — Есть что‑то ещё?

— Нет, Ваша Честь, — сказал Митчелл.

— Я готов продолжить, — сказал я.

— Тогда мы продолжаем заслушивать этого свидетеля, — сказала она. — Возражение временно отклонено. По ходатайству защиты об отмене процесса я выскажу решение завтра утром. Мистер Холлер, продолжайте.

Мы вернулись к своим местам. Я вновь занял место за кафедрой.

— Профессор Спиндлер, вы сказали, что ваше внимание привлекло написание слова «герой» и что вы нашли его именно в таком виде в глоссариях, связанных с инцелами. Я правильно понял? — спросил я.

— Да, — сказал он. — Я нашёл это слово в нескольких глоссариях и в материалах, посвящённых движению инцелов.

— Вы уже были знакомы с этим движением? — спросил я.

— В той мере, в какой это проходили на ежегодном тренинге по чувствительности в институте, — сказал он. — Его проводит отдел кадров для сотрудников.

— Как вы понимаете, кто такие инцелы? — спросил я.

Митчелл возразил, заявив, что у свидетеля нет формальной квалификации по инцелам. Я же настаивал на том, что его подготовка и научные публикации дают ему право говорить об этой теме. Судья поддержала возражение и велела мне задать вопрос иначе.

— Профессор Спиндлер, вы публиковали научные статьи об искусственном интеллекте? — спросил я.

— Да, — ответил он. — В академии живут по принципу: «публикуйся или умри».

— И многие из ваших статей касаются предвзятости, возникающей при обучении ИИ? — уточнил я.

— Верно, — ответил он.

— Вы писали о мизогинии и инцелах в какой‑нибудь из этих статей? — спросил я.

— В прошлом году я опубликовал работу о мизогинии, — сказал он. — Там упоминалась субкультура инцелов.

— Тогда объясните присяжным, кто такие инцелы, — сказал я.

На этот раз возражение Мейсона было отклонено. Я нашёл обходной путь.

— Инцел — это термин, применяемый к мужчинам, враждебно относящимся к женщинам, — сказал Спиндлер. — Это сокращение от «недобровольный целибат». В основном это онлайн‑субкультура. Молодые мужчины, которые не смогли привлечь женщин сексуально и обвиняют в этом их.

— И когда вы проследили слово «герой» с заглавными «Е» и «Р» по этим глоссариям, вы нашли объяснение, почему оно так пишется? — спросил я.