— Присяжные будут внимательно смотреть на вас, начиная с сегодняшнего дня и до вердикта, — сказал я им. — Как только они поймут, кто вы, им будет любопытно узнать о вас и о вас, на первый взгляд, несовместимой связке истцов в этом деле. Они будут следить за каждым вашим жестом, чтобы уловить любой признак того, что вы не едины в борьбе против «Тайдалвейв».

Я замолчал, давая возможность задать вопросы или возразить. Женщины молчали. Брюс Колтон лишь кивнул и уставился в стол. Как и Бренда, Брюс и Триша видели, как их жизни рушатся.

Их сын проведёт годы в психиатрической больнице или в тюрьме. Что хуже для Аарона, можно было решить подбрасыванием монеты. Но им предстояло провести остаток жизни с тем, что он сделал. С виной за свою долю ответственности — независимо от того, была ли эта вина справедливой или нет.

— Итак, вот как я хочу это выстроить, — сказал я. — Я хочу, чтобы Бренда и Триша сидели за столом со мной. Обе матери. Брюс, я хочу, чтобы вы сидели в первом ряду, сразу за нами.

— Я хочу быть рядом с женой, — сказал Брюс.

— Понимаю, — сказал я. — Но я хочу показать присяжным двух матерей, которых эта компания сделала жертвами. Двух женщин, потерявших детей. Двух матерей, которые едины. Помните, это не уголовное дело. Нам не нужен единогласный вердикт. Нужно только большинство. Судебный процесс — это постановка. Присяжные — зрители. Я собираюсь добиться, чтобы в коллегии оказалось как можно больше женщин, особенно матерей. И буду играть именно на них. Когда они зайдут в совещательную комнату, именно женщины возьмут инициативу. Понимаете?

— Наверное, да, — сказал Брюс. — Но мне всё равно это не нравится.

Я продолжил, наблюдая за двумя женщинами.

— Бренда, Триша, не бойтесь утешать друг друга, — сказал я. — Некоторые показания будут тяжёлыми. Для вас обеих. Не стесняйтесь держаться за руки. Делайте всё, что поможет выслушать до конца.

Триша кивнула. Бренда смотрела на свои руки, крепко сцепленные на столе.

— Итак, как мы и говорили, вы трое выйдете в качестве свидетелей, — сказал я. — Вы готовы и знаете, о чём я вас спрошу. Чего мы не знаем, так это того, что вам приготовят адвокаты «Тайдалвейв». Обычно нежелательно, чтобы свидетель‑жертва слишком долго сидела на месте, поэтому, думаю, вопросов будет немного. Но это всё уже на следующей неделе. На этой мы выбираем присяжных. Я хочу, чтобы вы были внимательны. Знаете пословицу: «Увидел, что‑то — скажи, что‑то»? Здесь то же самое. Если кого‑то из потенциальных присяжных вы воспринимаете отрицательно — возьмите меня за рукав или напишите записку. Я позабочусь, чтобы у каждого были блокнот и ручка.

— А как насчёт меня? — спросил Брюс. — Если меня не будет за столом, как я скажу вам, что думаю?

— Просто привлеките моё внимание, — сказал я. — Шепните — и я услышу. Для ясности: я не прошу вас одобрять или не одобрять присяжных. Это моя работа. Но если по кому‑то сложится мнение — по взгляду или по ответам на вопросы судьи — дайте знать.

Я снова сделал паузу. Вопросов не последовало.

В моих глазах Брюс Колтон был непредсказуем. Успешный, но мало образованный бизнесмен, который превратил семейную компанию по электроснабжению в Долине в многомиллионный бизнес. Но именно он принёс в дом оружие. И именно он работал по двенадцать часов в день, оставляя сына без мужского контроля в годы его взросления. Брюс был зол и отчуждён от произошедшего, считал, что его несправедливо обвиняют, и порой стыдился преступлений сына. В некоторых штатах родителей подростков‑стрелков привлекали к ответственности за неосторожное обращение с детьми и оружием. Колтонам повезло, что Мэгги Макфирс, похоже, не собиралась подавать на них иск.

Я посмотрел на часы. Пришло время идти в зал.

— Хорошо, сейчас мы зайдём в суд, — сказал я. — Первый час уйдёт на ходатайства и списки свидетелей. Потом начнётся допрос присяжных.

— Это и есть отбор присяжных? — спросила Бренда.

— Да, — ответил я. — Приведут группу потенциальных присяжных. Судья задаст вопросы, которые дали адвокаты, плюс свои. К концу завтрашнего дня у нас должно быть жюри.

Я встал, чтобы выйти. Открыв дверь, увидел Маркуса Мейсона в коридоре. Он ждал меня. Я не удивился.

— Вы идите прямо в зал, — сказал я своим клиентам. — Садитесь туда, куда я сказал. Я подойду после разговора с мистером Мейсоном.

Они прошли по коридору к залу суда. Я подождал, пока они отойдут подальше, и только потом повернулся к Мейсону.

— Что случилось, Маркус?

— Что случилось? Я получил дополненный список свидетелей, и Наоми Китченс ни за что не будет давать показания. Но я здесь не только из‑за этого. Давайте выйдем из коридора на минуту?

Он кивнул на открытую дверь той самой переговорной, из которой я только что вышел.

— Конечно, — сказал я. — Но давайте не заставлять судью ждать.

— Не заставим, — сказал Мейсон. — Я велел секретарю задержать её в кабинете, пока мы не войдём.

Мы вернулись в комнату, и он закрыл дверь. Я остался стоять. Знал, что сейчас будет, и что садиться мне не придётся.

— Ладно. Окончательное предложение — сказал Мейсон. — Чтобы избежать этого ненужного процесса: двадцать пять — Рэндольф, десять — Колтонам. Хотя, на мой вкус, они не заслуживают ни цента.

— Это миллионы или миллиарды? — спросил я.

— Не будь ослом, Холлер. Скажи им: пусть берут. У меня в портфеле чеки. Это больше, чем они когда‑либо получат от присяжных. А ты, возможно, сможешь уйти на пенсию со своей долей.

— И всё? Это всё предложение?

— Всё. И обе стороны должны принять его. Иначе сделки нет.

— У тебя в портфеле есть сценарий публичных извинений от «Тайдалвейв»? Где компания признаёт ответственность за смерть Ребекки Рэндольф и действия Аарона Колтона? Где сказано, что в продукты на базе искусственного интеллекта будут встроены новые меры предосторожности, исключающие повторение подобного?

— Нет. В портфеле у меня соглашения о неразглашении, которые все стороны подпишут, а потом разбогатеют, и всё пройдёт тихо.

— Что ж, я им передам. Но слишком сильно не рассчитывай, что они согласятся.

— Предложение действительно до пяти вечера. Может быть после того, как твои клиенты увидят, как ты потеряешь половину списка свидетелей, они пойдут на мировое соглашение. Если правильно сыграют, то завтра проснутся с миллионами на счетах.

— Игра, Маркус? Это не игра.

— Конечно игра. Не обманывай себя, Холлер.

С этими словами он открыл дверь и вышел. Я слышал, как его каблуки цокают по мрамору, пока он шёл по коридору в зал суда.

Несколько минут спустя я уже сидел за столом истцов и шептался со своими клиентами. Я попросил Брюса Колтона перейти через калитку и сел рядом с нами, придвинув для него стул. Я изложил им предложение о мировом и сказал, что оно не предполагает ни извинений, ни признания вины со стороны «Тайдалвейв».

— Это огромные деньги, — сказал я. — И я обязан говорить, что в суде возможно всё. Но это всего лишь деньги. В долгосрочной перспективе они не нанесут «Тайдалвейв» настоящего вреда. И это не признание вины.

Бренда Рэндольф выглядела возмущённой.

— Они думают, что просто откупятся, — сказала она. — За то, что сделали с моей дочерью. К чёрту их.

Такой язык был для неё нехарактерен.

Я кивнул — именно этого ответа я и ожидал. Потом посмотрел на Колтонов. Они избегали смотреть друг на друга. Это говорило о том, что они не на одной волне.

— Сколько времени пройдёт, прежде чем они заплатят? — спросил Брюс.

— Он сказал, что при подписанном соглашении о неразглашении вы уйдёте отсюда уже сегодня с чеком, — ответил я.

— Сегодня, — повторил Брюс.

Он выглядел ошеломлённым осознанием, что может выйти из здания многократным миллионером.

— Вау, — сказал он. — Как выиграть в лотерею.

— Мы не возьмём эти деньги, — твёрдо сказала Триша. — Дело не в деньгах.

— Подожди, Триш, — сказал Брюс. — Ты понимаешь, что мы могли бы сделать с десятью миллионами долларов? Во‑первых, мы могли бы нанять Аарону лучшего адвоката в стране. Мы могли бы...