В «клетке» мы скачали содержимое на чистый ноутбук, который Лорна купила за наличные. В интернет не заходили — не сомневались, что это моментально предупредит «Тайдалвейв» о том, что аккаунт Аарона Колтона снова активен.

Мы просмотрели всё, что было на диске, и нашли то, что выглядело как сохранённая история отношений Аарона и его спутницы по проекту «Клэр» — искусственного интеллекта. Он переименовал её в Рен — в честь профессиональной рестлерши, в которую был влюблён. Это дало нам многомесячную историю их общения — сотни часов. Задачей Макэвоя было разобрать это и найти то, что можно использовать в суде.

Образ Рен, созданный искусственным интеллектом, не смог перепрыгнуть «зловещую долину». Внешность и движения были убедительны. Но глаза — бездушные, не живые. Они смотрели с экрана пустым взглядом и поднимали вопрос: как шестнадцатилетний парень мог погрузиться в эту фальшивку и слушать её аргументы в пользу жестокости? Какую пустоту она заполняла?

К концу марта я считал, что мы готовы к суду. Но уверенность, с которой я держался при последней встрече по мировому соглашению с близнецами Мейсон, подтолкнула их к новой попытке. Они запросили ещё одно продление (Рулин отказала), а потом — встречу по урегулированию уже в присутствии судьи. Было ясно: «Тайдалвейв» отчаянно хотел откупиться от процесса, который мог раскрыть его секреты и методы работы и обрушить курс акций как раз в тот момент, когда по Кремниевой долине ходили слухи о возможной покупке компании кем‑то из гигантов — «Мета», «Майкрософт», «Эпплом» — за несколько миллиардов долларов.

Мы с Мейсонами снова оказались за круглым столом в кабинете Рулин. Сели туда же, где сидели в прошлый раз. Стенографистки теперь не было. Нас было только четверо. Судья уже поняла, что Маркус — альфа‑близнец, и уставилась прямо на него.

— Мистер Мейсон, — сказала она, — давайте начнём с того, почему вам не удалось урегулировать дело миром, который бы устраивал бы все стороны.

— Благодарю, ваша честь, — сказал Мейсон. — У нас тупик. Адвокат истцов непреклонен и отказывается обсуждать справедливое урегулирование. Мы сделали всё возможное, но сейчас это всё равно что разговаривать с глухой стеной.

— Так ли это, мистер Холлер? — спросила Рулин. — Вы и есть глухая стена?

— Ваша честь, — сказал я, — мои клиенты видели, как рушатся их семьи. Один ребёнок мёртв. Другой, скорее всего, никогда не вернётся домой. Никакие деньги не залечат этих ран. Мистер Мейсон, похоже, уверен, что всё упирается в деньги. На самом деле нет. Мои клиенты хотят, чтобы «Тайдалвейв» сделал «Клэр» безопасной для подростков и извинился за вред, причинённый опасным продуктом. Если этого не будет, у них есть право на суд, и они намерены им воспользоваться.

Я сделал паузу и продолжил:

— Во исполнение своих обязанностей я передал клиентам все предложения, которые мистер Мейсон делал от имени «Тайдалвейва». И каждое было отклонено сразу. Ни одно не содержало того, чего они хотят больше денег: публичного заявления «Тайдалвейва», в котором компания признает, что сознательно вывела на рынок продукт, о критических недостатках которого знала и который мог причинить вред людям. Без этого, без извинений и без обязательства компании пересмотреть и обезопасить продукт мы пойдём в суд и попросим присяжных вынести решение.

— Ваша честь, — сказал Мейсон, повышая голос, — компания не станет лгать ради мирового соглашения. Мистер Холлер хочет, чтобы она признала то, чего не было. «Тайдалвейв» всегда работал с высочайшим уровнем защиты прав потребителей и безопасности. Мистер Холлер хочет, чтобы сотрудники пожертвовали своей репутацией и фактически подтвердили, что у них её нет. Они на это не пойдут. Они глубоко сочувствуют родителям и готовы щедро компенсировать им потери, но не признают того, чего не делали.

— Тем более, что половина Кремниевой долины рыщет вокруг в предвкушении миллиардной сделки, — сказал я, — а «Тайдалвейв» надеется на слияние.

— Это к делу не относится, — отрезал Мейсон.

Я усмехнулся. Судья молчала, пока не дописала что‑то в блокноте. Потом заговорила, не поднимая глаз.

— О каких суммах идёт речь? — спросила она.

— Мы предложили Бренде Рэндольф шестнадцать миллионов долларов, — сказал Мейсон. — Колтонам — четыре миллиона.

Судья удивлённо подняла взгляд.

— С соглашением о неразглашении, — добавил я. — Они машут перед моими клиентами деньгами в обмен на их молчание. Мои клиенты не смогут даже сказать, что выиграли дело. Всё уйдёт под ковёр. Никто не узнает об опасности устройств «Тайдалвейва».

— Вам не нужно отвечать, мистер Мейсон, — сказала Рулин. — Я знаю позицию компании. Должна признать: как бы мне ни хотелось снять это дело с рассмотрения, я понимаю и позицию истцов. Похоже, нас ждёт суд. Отметьте в календаре. У нас будет два дня на отбор присяжных, начиная с третьего апреля. А затем, в понедельник, седьмого апреля, я твёрдо намерена начать слушание по существу. За неделю до этого — последние досудебные ходатайства. Окончательные списки свидетелей — за день до начала отбора присяжных. Есть ли ещё что‑то, что вы хотите довести до сведения суда?

— Да, ваша честь, — сказал я.

— Пожалуйста, мистер Холлер, — кивнул Рулин.

— Две недели назад в школе «Грант Хай» в Долине произошло проникновение в кабинет психологической службы. Похоже, ничего не украли. Но несколько папок в шкафах оказались не на месте. Это были личные дела учеников. История работы копировального аппарата показала, что его использовали для копирования посреди ночи.

— И какое это имеет отношение к данному делу? — спросила судья.

— Меня это беспокоит, ваша честь, — сказал я. — Среди дел, которые оказались сдвинутыми, были дела жертвы в этом деле, Ребекки Рэндольф, и её убийцы, Аарона Колтона. Меня пугает мысль, что эти папки могли скопировать и...

— Протестую! — выкрикнул Мейсон.

Он звучал, как раненый зверь.

— Теперь он обвиняет нас во взломе средней школы, — сказал он. — Это возмутительно, ваша честь. Когда это закончится? Нужны санкции.

Рулин подняла ладонь в мою сторону, не давая мне говорить, и вторую — в сторону Мейсона.

— Довольно, — сказала она. — Оба замолчите. Никакой перепалки. Я хороший слушатель, мистер Мейсон, и не слышала, чтобы мистер Холлер обвинял вас или вашего клиента во взломе школы.

— Но он на это намекает, — сказал Мейсон.

— Ваша честь, — сказал я, — я лишь прошу суд не отвлекаться от сути. Речь идёт о действиях и мотивах «Тайдалвейва», а не о жертве или даже стрелке.

— Мы, безусловно, имеем право изучать образ мыслей убийцы, — сказал Мейсон.

— В таком случае, возможно, ваш клиент действительно причастен к взлому, — сказал я. — Кто ещё мог проникнуть в кабинет школьного психолога только затем, чтобы скопировать дела учеников?

— Немедленно прекратите, — приказала судья. — Вы оба. Мистер Холлер, откуда вы узнали о взломе?

— Кто‑то из школы сообщил моей заведующей офисом, — сказал я. — Она выпускница «Грант Хай» и сохранила там связи.

— И только два дела были сдвинуты? — спросила Рулин. — Только Рэндольф и Колтон?

— Невозможно сказать точно, — ответил я. — Мы знаем только, что эти оказались не на месте.

— Тогда мне трудно увидеть связь с этим делом и понять, как это влияет на процесс, — сказала судья. — Были аресты?

— Насколько мне известно, нет, ваша честь, — ответил я.

— Итак, чего вы хотите от суда, мистер Холлер? — спросила Рулин.

— Я хочу, чтобы суд был бдителен, — сказал я. — Внимателен к любым попыткам очернить жертву или сделать убийцу козлом отпущения.

— Что вы имеете в виду? — спросила судья. — Как он может быть козлом отпущения? В конце концов, он убийца.

— Думаю, очевидно, что защита собирается свалить всё на стрелка, — сказал я. — Это старый аргумент Национальной стрелковой ассоциации: «Оружие не убивает людей. Люди убивают людей». Но здесь другое. Эту трагедию спровоцировала самообучающаяся машина с ограниченными возможностями.