Но не стоит забывать, что на таком удалении от города могут попадаться действительно опасные монстры. А скоро и вовсе начнется сплошная стена из прорывов, где они будут повсюду, наслаиваясь друг на друга и создавая зоны с непредсказуемым поведением реальности.
Дальше ехать было уже слишком опасно, даже для меня, который вроде как научился неплохо драться и лечить себя в процессе боя. Всё‑таки есть предел возможностей, и соваться в зону высокоранговых прорывов в одиночку это чистое самоубийство.
Вот только в какой‑то момент енот, который всё это время спокойно дремал на своем кресле, положив морду на лапы, вдруг насторожился, поднял голову, начал активно принюхиваться, крутя башкой в разные стороны. А потом безошибочно указал лапой куда‑то вперед и чуть правее, сопровождая это действие коротким и уверенным «Кек!».
Я не стал спорить с напарником, потому что за время нашего совместного существования успел понять одну простую истину – енот ерунды не посоветует, у него какое‑то шестое чувство на полезные вещи и безопасные места. Так что, если он показывает куда‑то лапой с таким уверенным видом, значит там действительно есть что‑то интересное или важное.
Повернул руль в указанном направлении и начал пробираться через очередные заросли кустарника, которые цеплялись за борта микроавтобуса и противно скрипели по металлу, оставляя длинные царапины на краске.
Вскоре заросли стали реже, а потом и вовсе расступились, словно кто‑то специально расчистил здесь проход, и микроавтобус прорвался через последние кусты и выкатился на чудесную поляну. Она выглядела так, будто её вырезали из какой‑то сказки и случайно забыли посреди этого дикого леса.
Трава здесь была мягкая и яркая, почти изумрудного цвета, цветы росли кругом, бабочки порхали в воздухе, и вообще всё выглядело настолько умиротворенно, что сразу захотелось остановиться, лечь на эту траву и просто поспать часов так двадцать, не думая ни о каких охотниках, системах и прочей ерунде…
А посреди этой поляны, прямо в самом её центре, вырос огромный дуб, настолько большой и старый, что казалось, будто он стоит здесь уже несколько веков, а может и тысячелетий, переживая смену эпох, войны, катаклизмы и появление этих самых прорывов со всей их нечистью. Ствол дуба был толщиной метра в четыре, кора покрыта мхом и лишайниками, а крона раскинулась так широко, что её тень покрывала половину поляны.
Может, тут очередной природный прорыв? Но вроде бы купола не видно, да и не ощущается присутствие сердца прорыва… Или же прорыв здесь был раньше? Системщики уничтожили сердце, а дуб остался. Впрочем, неважно.
Кстати, в стволе этого дуба было здоровенное дупло, размером с небольшую комнату, внутри которого совершенно ничего не видно. И вроде бы всё хорошо, но что‑то заставляло мои инстинкты напрягаться и готовиться к возможной опасности. Скорее всего паранойя, но лучше всегда к ней прислушиваться. Лишним это не будет, особенно, когда до города уже больше сотни километров, а до диких земель километров пятьдесят или около того.
Заглушил двигатель микроавтобуса и вышел наружу, разминая затекшие от долгой дороги мышцы и оглядываясь по сторонам. Место действительно казалось каким‑то неправильным… Слишком спокойным, слишком красивым, слишком безопасным на фоне того хаоса, который творился в окрестных лесах, кишащих прорывами и монстрами.
Енот тоже выпрыгнул из салона и принялся обнюхивать траву, деловито обходя поляну по периметру и периодически останавливаясь, чтобы покопаться в земле или понюхать какой‑нибудь особенно интересный цветок.
Тишина… Полная, звенящая, абсолютная тишина, которая давила на уши и заставляла сердце биться чаще, потому что в лесу не должно быть такой тишины. Обычно всегда слышны какие‑то звуки, птицы поют, насекомые жужжат, ветер шумит в листве, монстры рычат где‑то вдалеке. А здесь ничего этого не было, только тишина, которая казалась неестественной и пугающей.
– Едрить колотить! – послышался возглас откуда‑то сверху и я резко напрягся, пытаясь найти источник звука.
Следом раздался задорный хохот, громкий, раскатистый, какой‑то по‑деревенски искренний и веселый, эхом разносящийся по поляне и заставивший меня вздрогнуть и схватиться за Профопол. Хохот тоже доносился откуда‑то сверху, из кроны дуба, и вскоре я увидел, кто это там так смеется.
На одной из толстых веток, метрах в пяти от земли, сидел дед. И это был не какой‑нибудь благородный старец с белоснежной бородой и мудрым взглядом, а самый что ни на есть деревенский дедуля из какой‑нибудь глухой глубинки.
На голове у деда красовалась потрепанная шапка‑ушанка, несмотря на то что на улице стояла довольно теплая погода, на теле драная майка‑алкоголичка, когда‑то белая, а теперь серо‑желтоватая от времени и многочисленных стирок. На ногах какие‑то старые спортивные штаны и резиновые сапоги, а лицо его покрыто густой седой бородой, из‑под которой виднелся широкий рот, растянутый в довольной улыбке.
– Ишь ты, гость какой пожаловал! – прокричал дед, продолжая хохотать и болтая ногами в воздухе, словно мальчишка, а не старик, которому явно за сотню лет, судя по морщинам и общему виду. – Давненько у меня гостей не было, годков так десять, а может и больше! Народ нынче пугливый, в лес шибко глубоко не лезет, всё по дорожкам да по тропинкам ходит, боится небось!
Говорил дед с ярко выраженным деревенским акцентом, проглатывая некоторые звуки, растягивая гласные и вообще изъясняясь так, что мне пришлось напрячь мозг, чтобы разобрать все его слова. Всё‑таки подобную речь я слышал только у жителей самых глухих деревень, куда цивилизация не добралась даже после появления системы. Да и то, это было в прошлой жизни, когда я был еще молодым.
– Здравствуйте, – помахал ему свободной рукой, на всякий случай продолжая держать Профопол наготове и не спуская глаз с деда. Всё‑таки что‑то в этой ситуации было совершенно неправильным, пусть старик и выглядел совершенно безобидным.
– И тебе не хворать! – гаркнул дед, спрыгивая с ветки с такой легкостью, которая совершенно не вязалась с его возрастом. Он ловко приземлился на мягкую траву, после чего выпрямился в полный рост, и я понял, что дедуля этот не такой уж и маленький, ростом под два метра, а может и больше. Да и сложен довольно крепко, не смотря на возраст. – Ну чаво, парень, чаем угоститься, аль самогонцу? У меня тут запасы есть, всё натуральное, на травках!
– Спасибо, не откажусь, – осторожно ответил я, потому что отказываться от гостеприимства в таких местах это плохая идея. Да и чайку хлебнуть на самом деле не против. Отравить он вряд ли меня сможет, всё‑таки даже без сознания я вполне могу восстанавливать свое тело.
Плюс дед, судя по всему, не собирается меня убивать, иначе уже давно бы сделал это, учитывая его скорость и силу, которые явно не соответствовали внешнему виду.
– Во‑во, правильно! – обрадовался старик, хлопнув меня по плечу с такой силой, что я чуть не покачнулся. – Сразу видать, человек культурный, гостеприимство уважает! А то нынче молодежь пошла какая‑то нервная, всё бегает, торопится, некогда им посидеть, поговорить по душам!
Дед повернулся к дуплу, собираясь видимо пригласить меня внутрь, но потом остановился, почесал затылок и ухмыльнулся, глядя куда‑то за мою спину.
– А ну‑ка, Ванюша, поздоровайся с гостем! – громко крикнул он, обращаясь к кому‑то за моей спиной. – Не надо так прям сразу пужать человека, он же городской, небось!
Я медленно обернулся, и в первый момент не сразу понял, что именно вижу, потому что за моей спиной, буквально в паре метров от меня, стоял огромный медведь, ростом метра под три, а может и больше, с шерстью темно‑бурого цвета и мордой, на которой почему‑то читалось выражение явного любопытства и даже дружелюбия.
И что самое странное – на голове этого медведя тоже красовалась шапка‑ушанка, точно такая же потрепанная, как у деда, только размером побольше. Причем сидела она на медвежьей башке пусть и довольно комично, но при этом как‑то естественно, словно медведь привык носить головные уборы и считал это совершенно нормальным.
