— Ты должен мне повиноваться, Шон, — шепчет Зара.

Я выгибаю бровь.

— Ни за что. О'Мэлли никому не подчиняются. Мой отец бы никогда не вписал это в клятву мужчины.

Она усмехается.

— Не будь сексистом.

— Какая у меня следующая реплика, Кирилл? — спрашиваю я.

— Я буду убеждать, обеспечивать и защищать свою жену, посвящая свою жизнь Преисподней, — отвечает он.

— Убеждать? — спрашивает Зара.

Кирилл кивает мне.

Я повторяю:

— Я буду убеждать, обеспечивать и защищать свою жену, посвящая свою жизнь Преисподней.

В ее глазах вспыхивает гнев. Она поворачивается к Кириллу.

— Серьезно?

— Не ставь под сомнение свои клятвы. Никогда. Ни сейчас, ни в будущем. Поняла? — предупреждает он.

— Не разговаривай с моей невестой в таком тоне, — огрызаюсь я.

Он смотрит на меня с угрожающим взглядом:

— Тогда держи свою жену в узде. Сейчас и в будущем.

— Это не Средневековье, — фыркает Зара, но я кладу ладонь поверх ее покрытого фатой рта.

Она сверкает на меня глазами.

— Тише, — прошу я.

Она закрывает глаза.

— Спасибо, — говорю я и убираю руку, но, когда она открывает глаза, злость в них не исчезает.

Кирилл указывает на меня, предостерегая:

— Твои клятвы — это не просто слова. Они должны направлять тебя навечно. В случае сомнений есть только три решения. Убеждай. Обеспечивай. Защищай. Больше ничего нет.

Убеждай. Обеспечивай. Защищай.

Он не сводит с меня взгляда.

Я киваю.

— Понял.

Он указывает на мою руку.

— Можешь надеть ей кольца.

Грудь сжимается. Я медленно надеваю сначала обручальное кольцо, затем кольцо с бриллиантом.

Она смотрит на него, и я не могу понять, что у нее на уме.

Черт. Я что, облажался?

— Надеюсь, тебе нравится, — тихо говорю я.

Кирилл вмешивается.

— Властью, дарованной мне Высочайшей Омнипотенцией, я объявляю вас, в Подземном мире и во всех обществах, навечно связанными, мистер и миссис О'Мэлли.

Омы (прим. в индуистской и ведийской традиции — сакральный звук), прекращаются. Толпа топает ногами, поднимая и опуская факелы.

Кирилл произносит громко:

— Ты можешь поцеловать свою невесту!

Торнадо тревоги прорывается сквозь мои внутренности. Я делаю глубокий вдох и поднимаю фату Зары.

Румянец снова вспыхивает на ее щеках, и мой член напрягается еще сильнее. Я обхватываю ее талию и притягиваю к себе. Затем запускаю руку в ее волосы, наклоняю голову и шепчу ей на ухо.

Она ахает.

— Теперь мы с тобой навсегда, моя маленькая вредина, — шепчу я.

Она дрожит в моих руках.

Я целую ее мочку, а затем шею.

Ее горячее дыхание обжигает мне щеку, и адреналин захлестывает меня.

Топот толпы становится громче и быстрее, синхронизируясь с моим бешено стучащим сердцем.

Я крепче сжимаю кулак в ее волосах и осыпаю поцелуями ее челюсть, пока не могу больше сдерживаться.

Годы, что я запрещал себе прикасаться к ней, закончились. Мир кружится, а мое тело фонит от энергии арены.

Я прикасаюсь к ее губам лишь на мгновение, затем отстраняюсь, изучая ее.

Она слишком часто смотрела на меня с желанием в глазах. Но этой ночью оно сияет в тысячу раз сильнее, переплетается с тем, что теперь мое, и тем, что еще впереди.

Я дразню ее языком, не отводя взгляда, не в силах перестать наблюдать за ней.

Она смотрит в ответ, всматриваясь в меня с той же жадностью, и глубже погружается в мой рот.

Плотина рушится. Наши губы соединяются во вспышке огня и льда, соблазняя нас переступить ту грань, над которой мы всегда балансировали, но никогда не осмеливались пересечь.

Все исчезает. Есть только Зара, я и дьявол, дающий нам зеленый свет.

До меня, наконец, доходит, что топот прекратился. Толпа скандирует:

— Представление! Представление! Представление!

Я отстраняюсь, тяжело дыша, так же, как и она, жаждущий продолжения.

Когда мы, наконец, сможем отсюда свалить и остаться наедине?

Тьма начинает блекнуть, рассвет пробирается сквозь нее. Толпа затихает.

— Вторая фаза начинается сейчас! — выкрикивает Валентина.

Я разворачиваюсь с Зарой — и застываю.

Двадцать три тела провалившихся посвящаемых висят на флагштоках по периметру арены. В самом центре сцены, прямо над свежими кровавыми пятнами, стоит кровать с белоснежной шелковой простыней. Вокруг нее свечи сложены в форме сердца, а поверх них разбросаны розовые лепестки роз, резко контрастируя с темно-багровыми досками, пропитанными кровью.

Зара резко вздыхает.

Я прижимаю ее к себе и оборачиваюсь к Кириллу, требуя:

— Что это такое?

Он отвечает самодовольным, мрачным тоном:

— Фаза представления. Пришло время скрепить ваш брак.

У меня пересыхает в горле.

— Шон, — шепчет Зара дрожащим голосом.

Я выпрямляюсь.

— Этого не будет. Не здесь.

— Либо это происходит, либо ваше посвящение заканчивается. А никто не проходит частичное посвящение и не уходит, — предупреждает он.

Зара оглядывается по сторонам, сжимая мою руку.

Я открываю рот, но он тут же перебивает.

— Любое дальнейшее сопротивление выполнению вашему посвящению будет считаться отказом.

Зара закрывает глаза.

Толпа снова начинает топать.

Кирилл подходит ближе и добавляет:

— У тебя всегда есть только два выбора. Всегда. Третьего не бывает.

У меня еще больше сжимаются внутренности.

Зара поворачивается ко мне.

— Шон?

Я кладу руку ей на щеку.

— Мне жаль. Это единственный выбор.

Она закрывает глаза и кивает.

— Уберите тела, — требую я.

Валентина выходит вперед, заявляя:

— Их кровь на ваших руках. Они остаются. А теперь веди свою жену к постели или сдавайся перед Преисподней.

Вопреки всему, в комнате становится громче, энергия накаляется до предела.

Зара сильнее дрожит в моих руках, и я крепче ее обнимаю.

Валентина бросает вызов:

— Ты сдаешься, Шон?

Воздух в легких становится тяжелым. Я сжимаю кулак. Последнее, чего я хочу, чтобы Зара, моя жена, подверглась этому. Моя роль — защищать ее, а не бросать в пекло этого садистского общества.

Но я знаю, что случится, если мы откажемся.

Я уже собираюсь ответить, когда Зара поднимает голову, выпрямляет плечи и заявляет:

— О'Мэлли не сдаются. — Она поворачивается ко мне, тяжело глотает и приказывает:

— Идём.

Зара

Хоть её лицо частично и скрыто алмазной маской, я вижу шок в глазах Валентины.

Другого пути нет. Сегодня ночью погибло достаточно людей, одного из которых убила я.

От этой мысли внутри всё сжимается в панике.

Я убила человека. Невиновный мужчина умолял сохранить ему жизнь, но я перерезала ему горло, а затем вонзила нож в сердце.

Что же я за чудовище?

Валентина приходит в себя, поджимает губы и пристально меня изучает.

Шон впивается пальцами мне в талию, но я не могу оторвать от неё взгляда.

В ней есть что-то знакомое. Я не могу понять, что именно, уверена, мы не встречались раньше, но в её взгляде есть что-то почти... утешающее. Это нелогично, и всё же я не могу это выбросить из головы.

Уверена, без маски она была бы потрясающей. Думаю, ей под тридцать, может, чуть за, и в её резких чертах есть что-то от подиумных моделей.

Такой, что могут тебя запросто проглотить, если я перейду ей дорогу.

По какой-то странной причине я уважаю эту черту в ней. В ней есть что-то очень личное.

Каким-то образом мне удается собрать всю свою храбрость воедино и не дрогнуть под ее пристальным взглядом.

Её выражение меняется — теперь в нём читается одобрение, и она уверено произносит:

— Тогда не заставляй нас ждать. Посвящение состоит из трёх этапов, а ты прошла только первый. Когда взойдёт солнце, ты будешь либо частью Преисподней, либо... — Она замолкает, поджимает губы, смотрит на Шона, затем снова на меня. — Нет.