Губы Зары дрожат от сдерживаемой улыбки, когда она видит меня.

Я расплываюсь в ухмылке.

— А ты что тут делаешь?

— Понятия не имею. Думаю, ты знаешь ровно столько же, сколько и я, то есть ничего, — весело отвечает она.

Я усмехаюсь и сажусь рядом. Наклоняюсь, чтобы поцеловать её.

Она отступает, ее глаза превращаются в щелочки.

— Почему от тебя пахнет духами?

Я стону.

— Брэкс потащил меня в стрип-клуб.

Щёки у неё заливаются румянцем. Она насмешливо скалится:

— Ну, это было мило с его стороны.

Я хмыкаю.

— Не волнуйся, я просто отбивался от женщин всю ночь.

Она бормочет:

— Конечно-конечно.

Я запускаю руку в её волосы и тяну голову назад.

Она ахает от неожиданности.

Я наклоняюсь к ее лицу.

— Не волнуйся, моя маленькая вредина. Единственная киска, которую я хочу чувствовать у себя на члене — твоя.

Она прикусывает губу, стараясь сдержать улыбку.

Я целую её в лоб, потом в нос, потом в губы. Провожу языком по её губам, пока внутри не просыпается знакомое томление.

Пилот говорит по громкой связи:

— Пожалуйста, пристегните ремни. Летим недалеко, но сегодня немного трясёт.

Я отстраняюсь, беру её ремень безопасности, застегиваю его, затем делаю то же самое со своим. Беру её руку и целую тыльную сторону:

— Итак, куда ты ходила?

Она отвечает:

— В тот новый клуб под названием Wave.

— И сколько парней к тебе клеилось?

Она ухмыляется.

— Много. Но сомневаюсь, что они переплюнули толпу голых женщин, которые пытались обтереться о тебя.

— Но никто этого не сделал, — заявляю я.

Она смотрит прямо в глаза.

— У тебя не было никаких танцев на коленях?

Признаюсь:

— Ни одного. Я ненавижу такие места.

— Конечно ненавидишь, — фыркает она.

Я вглядываюсь в неё и самым серьёзным голосом произношу:

— Я правда их ненавижу. Спроси у Брэкса.

Она фыркает.

— Ладно. Я уверена, что Брэкс скажет мне правду, — саркастически говорит она. — У вас двоих сначала бро, а потом шлюхи.

— Я не вру, Зара. Единственная женщина, которую я хочу, чтобы она терлась об меня, это ты.

Она некоторое время изучает меня, и, видимо, видит в глазах правду, потому что улыбается.

— Ну что ж, хорошо.

Я снова целую тыльную сторону ее руки.

— Да. Как думаешь, что всё это значит?

— Могу только гадать.

Самолёт поднимается в воздух, но не слишком высоко. Начинается турбулентность, нас сильно трясёт. Через пятнадцать минут пилот сообщает:

— Через пару минут мы будем на земле.

Шасси опускаются, и вскоре мы приземляемся.

— Ух ты, быстро, — бормочет Зара и глубоко вдыхает.

Я провожу большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, заявляя:

— Все будет хорошо.

Она поворачивается, улыбается и тихо говорит:

— Знаю. Но я рада, что ты со мной.

— И я, — признаюсь я, чувствуя, как сердце забилось сильнее.

Как только самолёт полностью останавливается, мы расстёгиваем ремни и встаём. Я веду её по тёмному коридору, такие мы уже проходили не раз. У самого конца я кладу руку на ручку двери и останавливаюсь. Я предлагаю:

— Может сбежим обратно на самолёт?

Ее глаза расширяются.

— Я думаю, у нас будут проблемы, если мы это сделаем.

— Как думаешь, кто-нибудь когда-нибудь пробовал? — спрашиваю я.

Она смеется.

— Сомневаюсь. Но не думаю, что нам стоит быть первыми.

— Полагаю, ты права. Ты готова, душа моя?

Она кивает.

Я снова целую ее руку и открываю дверь.

Воздух наполняет приглушённый барабанный ритм. Повсюду мерцают свечи. В комнате стоит массажный стол и кресло с прикреплённым столом.

Семь пар выстроились друг напротив друга. Женщины стоят рядом с массажным столом в маленьких черных платьях и нежно-розовых шпильках. Их волосы заплетены в небрежные пучки, а спины обращены к нам. На всех — клейма в виде розовых роз и теней, как у моего отца.

Мужчины — в чёрных костюмах с галстуками в тон женским туфлям. Они стоят лицом к креслу и прижимают кулак к груди. Их клейма тоже выполнены в тех же цветах.

Валентина стоит между столом и стулом. Она сияет при виде нас.

Волоски на моих руках встают дыбом. Я притягиваю Зару ближе, всё ещё не доверяя Валентине, несмотря на то, что она кузина моей жены. Зара может и не видеть в ней угрозу, но я расслабляться не собираюсь.

Барабаны смолкают.

Валентина щебечет:

— Добро пожаловать на Ритуал Цвета и Теней.

Зара кладёт руку мне на бедро, будто хочет удержать равновесие.

Я спрашиваю:

— Что это значит?

Выражение лица Валентины озаряется. Она объявляет:

— Это значит, что вы заслужили право перейти на следующий уровень, но мы не будем растягивать ваши этапы. За столом есть два места, которые хотят занять другие участники. Вакансии должны быть закрыты на седьмую луну, которая уже не за горами.

У меня пересыхает во рту. Я читал устав Преисподней больше раз, чем могу сосчитать. Да, мест 666 мест, но редко когда одно из них оказывается доступным, не говоря уже о двух.

Зара сильнее сжимает мою руку и смотрит прямо в глаза.

Валентина продолжает:

— Омни приняли решение о том, что вы получите сегодня розовый цвет и тени. Это редкая честь — пройти Ритуал Цвета и Теней. Обычно допускается только один ритуал за раз, так что Омни особенно довольны вами и вашими решениями.

Зара светится от гордости.

Валентина указывает на массажный стол.

— Зара, ложись на живот. Шон, садись в кресло и положи руку на стол.

Мы ничего не говорим, молча выполняя указания. Но я всё равно хватаю её за руку.

Она ухмыляется и говорит:

— Не бойся, Шон. Можешь сжимать мою руку так сильно, как потребуется.

Я усмехаюсь.

— Думаю, это ты будешь сжимать мою.

— Это мы еще посмотрим, — бросает она вызов.

Я смеюсь, радуясь, что теперь моё клеймо будет как у отца, и ликую от того, что мы поднимаемся на новый уровень. Мы ещё на шаг ближе к местам за Столом. И я не могу быть более гордым, что моя жена идёт рядом со мной.

Зара

— Turn me out, turn me in, — напеваю я, натягивая халат и пританцовывая под свою новую любимую песню. Завязываю пояс на талии, поднимаю корзину с бельём и выхожу из гардероба.

Я продолжаю петь, идя в прачечную, ставлю корзину на столешницу. Разделяю белое и цветное бельё, начинаю откладывать вещи для химчистки.

Включается новая песня, и я подпеваю. Проверяю карманы у белых вещей, чтобы ничего не осталось, затем загружаю их в стиральную машину. Выливаю моющее средство и включаю стирку.

Не зная всех слов, начинаю напевать мелодию, повторяя процесс с цветными вещами.

Как обычно, в карманах Шона — куча всего. Наличные, мелочь, клочки бумаги с записями, написанными его корявым почерком. Закатываю глаза с улыбкой, проверяю шорты, затем перехожу к одежде, которую нужно отправить в химчистку.

Поднимаю его чёрные брюки, лезу в карман. Я достаю тюбик помады, и перед глазами все плывет. Сердце бешено колотится, живот скручивается в узел. Я хватаюсь за столешницу, уставившись на дешёвый розовый пластиковый тюбик.

Это не моя помада.

Когда он носил эти брюки?

В пятницу. Он был в них, когда мы пошли на благотворительное мероприятие.

Ему пришлось уйти пораньше, заявив, что он нужен Лиаму по какой-то срочной работе.

Моя рука дрожит, но я заставляю себя открыть тюбик. Медленно прокручиваю его — появляется наполовину израсходованный стик ярко-розовой кремовой помады.

Чьи губы касались этого??

Когда он вернулся домой, на его теле не было следов от губ.

Хотя откуда мне знать? Он залез в постель около трёх утра и трахнул меня, шепча извинения за то, что пришлось бросить меня на мероприятии.

Прежде чем лечь спать, он успел принять душ.