У меня сводит живот. Сейчас моя единственная цель — выбраться отсюда живой. Вместе с Шоном.

Валентина поворачивается к толпе и поднимает руку в воздух. Все замирают, и она громко выкрикивает, указывая за свою спину:

— Да начнется Испытание «Представления»!

Факелы поднимаются в унисон, и толпа, начинает скандировать:

— Ох... ах! Ох... ах! Ох... ах!

Ноги топают в такт, ритм разносится эхом.

Вены наполняются жужжащим напряжением, когда я замечаю покрытую белым шелком кровать, стоящую прямо на огромном кровавом пятне. Вокруг — разбросанные лепестки роз и мягкое мерцание свечей.

— Зара, — шепчет Шон мне на ухо.

Я пытаюсь обернуться к нему, но висящие на шестах тела и тысячи наблюдающих за нами людей парализуют меня. Сердце колотится так сильно, что, кажется, взорвётся, дыхание сбивается.

Шон встает передо мной, обнимает меня одной рукой, другой запускает пальцы в мои волосы и прижимает мою голову к своей груди:

— Я не хотел, чтобы всё было именно так, — тихо говорит он. — Но у нас нет выбора. Прости меня, прежде чем мы это сделаем.

Он отстраняется и смотрит своими зелеными, полными противоречия и раскаяния глазами в мои.

Я кладу ладонь ему на грудь. Его сердце бешено колотится, как и моё. Я киваю:

— Я прощаю.

В его лице появляется лёгкое облегчение, но оно быстро исчезает.

Обняв меня за талию, он ведет к краю кровати и затем касается моих щек. Он прижимается губами к моим, медленно скользя языком в мой рот и лениво целуя меня, и вскоре я цепляюсь за лацканы его пиджака, жаждая всего, от чего раньше бежала, чтобы спасти нашу дружбу.

Скандирование утихает до едва слышного шепота, но становится ещё более наэлектризованным, удивляя меня и вырывая наружу самую суть моего желания.

Шон отстраняется, его грудь тяжело вздымается. Он всё ещё смотрит только на меня. Он снимает пиджак, расстёгивает галстук-бабочку и бросает всё на пол.

Скандирование переходит в стоны женщин: — Ох. — Мужчины продолжают стонать: — Ах. — Топот ног продолжается.

Во мне просыпается желание, настолько сильное, что ноги подкашиваются. Я никогда не чувствовала ничего подобного и не знала, что такая сила может захватить меня полностью.

Шон снимает рубашку, продолжая наблюдать за мной.

Мои глаза скользят по его грудным мышцам, бицепсам, V-образному силуэту торса. Потом он расстёгивает брюки и расстегивает молнию, и бабочки наполняют меня до такой степени, что я едва могу дышать.

Брюки соскальзывают с его подтянутых бедер, обнажая полустоячий член.

Время замирает. Кажется, воздух вибрирует, пронизывая меня до самых костей.

Шон выводит меня из транса, подходит ближе и разворачивает лицом к остальной части арены.

Я замираю, уставившись на огромную толпу в масках, этих таинственных людей, к миру которых я так стремилась... но совсем его не знала.

Губы Шона касаются изгиба моей шеи, и по спине прокатывается ударная волна мурашек, отдающая прямо в пульсающую боль между бёдер. Он медленно расшнуровывает корсет на моей спине, целуя плечи, а затем шепчет мне на ухо:

— Ты всегда была чертовски прекрасна, ты это знала?

Я глубоко вдыхаю и поворачиваю голову, глядя ему в глаза.

Он целомудренно целует меня, после чего стягивает моё почти несуществующее платье. Его взгляд скользит по моему оголённому телу, пока прохладный ночной воздух касается кожи, а его тёплое тело греет меня сзади.

Мои соски твердеют. Ноги подкашиваются. Я жадно сглатываю, глядя на его губы.

Он подходит ближе, обхватывает меня за талию, и его член прижимается к моей спине. Затем он берёт меня за подбородок, прижимая большим пальцем пульс на моей шее. Он наклоняет мою голову, удерживая ее так, что я не могу пошевелиться, вынужденная смотреть на толпу.

Жар заливает мои вены. Я резко вдыхаю, задерживая дыхание, мой пульс поднимается все выше и выше.

Горячее дыхание Шона щекочет моё ухо. Его язык дразнит мочку. Он говорит:

— Все эти люди хотят тебя, моя маленькая вредина. Но теперь ты моя, и эти незнакомцы смотрят на идеальное, соблазнительное тело моей жены. Так что, когда мы придем домой, я отшлепаю твою безупречную, гребаную задницу за то, что ты вляпалась в эту историю.

Адреналин разливается по всему моему тело. Мои бедра трясутся, но он прижимает меня к себе предплечьем.

Он приподнимает мой подбородок, чтобы я снова сосредоточилась на нем, и добавляет:

— Ни один из них не получит даже части того, что принадлежит мне, душа моя. Ты теперь моя жена. Только я имею на тебя право.

Каждое ощущение будто заострено до предела. Губы подрагивают.

Он назвал меня своей душой.

Я замужем за Шоном О'Мэлли.

Навечно.

Его глаза темнеют. Словно читая мои мысли, он добавляет:

— Навечно.

Я смотрю на него, не в силах пошевелиться или заговорить.

Затем его рот и язык снова захватывают меня, разжигая внутри пожар, сжигая моё естество дотла.

Он разворачивает меня лицом к себе, углубляя поцелуй, одна рука сжимает мою ягодицу, другая — мои волосы. Его жажда и власть над моим телом толкают меня к безумию. Мое тело начинает болеть, а возбуждение скользит по бедрам.

Стоны толпы усиливаются. Воздух между нами становится горячее.

Шон отступает, тяжело дышит, его губы приоткрыты. Он делает шаг назад, разглядывая меня — взгляд скользит от лица до пальцев ног, а затем снова поднимается вверх, и его зелёные глаза загораются тем выражением, которое я ловила прежде... но теперь он показывает его полностью.

Он — плохой парень, смесь монстра и принца, размышляющий о своем следующем шаге перед битвой.

Скандирование затихает, но топот становится всё громче, и стоны раздаются одновременно.

Глаза Шона темнеют от желания. Он приближается, задняя часть моих коленей упираются в край матраса, и я падаю на кровать. Он нависает надо мной, его большая фигура отбрасывает тень вокруг нас, а его предплечья обхватывают мои щеки.

— Ох! Ох! Ох! — томно вскрикивают женщины, подпевая грубым мужским стонам.

Я извиваюсь под Шоном, приподнимая подбородок, сливаясь с его дыханием.

Он проводит большим пальцем по моему соску.

— Ох! — вырывается у меня, в унисон с толпой.

Он опускает пальцы к теплу между моих бедер, слегка дразня его.

— Возьми меня! — кричат женщины с отчаянием.

Я резко поворачиваю голову к зрителям. Моё мужество исчезает, остаётся только паника.

Шон мягко разворачивает мою голову обратно.

— Это только ты и я, Зара. Забудь о них. Смотри на меня.

Я смотрю на него с открытым ртом.

Выражение его лица смягчается. Он быстро целует меня и повторяет:

— Я и ты. Всегда будем я и ты. Это все, что имеет значение.

Мои глаза наполняются слезами. Я усиленно моргаю, ненавидя нахлынувшие эмоции, но не в силах их остановить. Миллион мыслей о том, что я собираюсь сделать на глазах у тысяч незнакомцев, вечная клятва, которую я только что дала после убийства человека, и беспокойство о том, что моя дружба с Шоном будет разрушена, атакуют меня.

Он смахивает первую упавшую слезу, а затем наклоняется к моему уху, шепча:

— Поплачешь потом, моя прекрасная женушка. Не показывай им слабость. Сосредоточься на мне. Только я и ты, и все, чего мы оба всегда хотели.

Я шмыгаю носом, глубоко вздыхаю и встречаюсь с ним взглядом. Я задаю вопрос, на который я уже знаю ответ, но по какой-то причине мне хочется уверенности.

— Ты всегда этого хотел?

Он дарит мне еще один целомудренный поцелуй и уверенно отвечает:

— Ты знаешь, как сильно я тебя хотел, моя душа.

Моя тревога утихает. Я никогда не слышала, чтобы Шон называл кого-либо из своих девушек ласково, но что-то в том, что он называет меня своей душой, кажется мне слаще, чем все остальное. И я понимаю, что мне это нравится так же, как нравится, когда он называет меня своей маленькой врединой.

Шон требует:

— А теперь скажи мне, что ты всегда хотела, чтобы я поглотил тебя, Зара. Довёл до точки невозврата. Захватил тебя целиком. До тех пор, пока ты не выйдешь из-под контроля со мной внутри тебя.