Я не колеблюсь.

— Я всегда хотела тебя, Шон.

В его взгляде появляется одобрение.

— Хорошо. Значит, только ты и я. Прими всё, что происходит.

Я киваю, в последний раз всхлипывая.

— Ты и я.

Он наклоняется к изгибу моей шеи и целует ее, а затем шепчет:

— Покажи всем, чего они никогда не получат. Потому что, ты моя.

Я запускаю руку ему в волосы, цепляясь за них, одновременно скользя каблуком по шёлковым простыням и поднимая колени.

Его эрекция прижимается к моему тазу.

Я тяну его за волосы, притягивая его лицо к себе, находя свою смелость и приказывая:

— Дай мне то, чего я жажду, Шон.

Его зеленые глаза вспыхивают. Его губы изгибаются, прежде чем встретиться с моими, и плотина прорывается. Годы запретов и очарования того, какими мы были бы, если бы поддались нашим желаниям, подход к концу. Его рот овладевает моим со взрывом энтузиазма, перекрученного жадной потребностью.

Я упираюсь пятками в матрас, приподнимаю бёдра, страстно желая почувствовать, как наши тела соединяются.

Он прижимает мое бедро к кровати и усмехается:

— Шоу веду я, моя маленькая вредина. Не ты.

Я открываю рот, скандирование снова меняется.

По арене разносятся нескончаемые стоны. Они хаотичны, наползают друг на друга, создавая пульсирующий гул внутри меня, усиливая боль, от которой я не могу избавиться.

Я поворачиваю голову, глядя на мерцающие факелы и зрителей в масках. Жар заливает мои щеки.

Шон покусывает мою грудь.

Я ахаю, снова возвращая взгляд к нему.

Он возвращается к моим губам, шепча:

— Сначала я получаю то, что хочу, я, моя вредина.

— Пожалуйста, — умоляю я, пытаясь толкнуть бедра, чтобы он скользнул внутрь меня.

Дьявольская усмешка расплывается на его губах. Он прижимает мою щеку к шелковым простыням.

Пламя свечей танцует вокруг меня, делая толпу размытой.

Шон хрипло говорит:

— Это единственный раз, когда они увидят тебя такой. Покажи им, какая ты, когда я даю тебе всё, чего ты жаждешь. Преследуй их в снах, разжигай их желания на века, моя маленькая вредина. Мы будем видеть этих людей до конца наших дней. И я хочу, чтобы они почувствовали вкус того, чего у них никогда не будет, потому что это мое.

Мой адреналин зашкаливает. Никто никогда не видел меня в таком положении. Ни один мужчина никогда не говорил мне, чтобы я позволяла другим смотреть, чтобы они завидовали. Но, как ни странно... мысль не отталкивает. Она разжигает во мне огонь.

Он добавляет:

— Представь, что ты — злодейка в их фантазиях. Всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки... но они никогда не смогут прикоснуться к тому, чего жаждут. Они будут жаждать вас способами, которые никто не может себе представить.

Я смотрю на толпу, искажение в глазах исчезает, а маскированная конгрегация усиливает свои «оммм».

— Не сдерживайся, моя душа. Пусть их зависть станет твоим наслаждением.

Его слова пробуждают во мне новое, извращённое желание. Безумная картина боли и страданий, сплетенная с завистливыми эмоциями, превращает мои сомнения в вызов. Я принимаю все, что есть этот момент — во всем его дикости и силе.

Он проводит большим пальцем по моей шее, дразня:

— Не отводи от них взгляда, моя душа. Напугай их этой красотой. Навеки.

Звуки «ом» становятся громче.

— А теперь, будь хорошей маленькой врединой и покажи мне, как ты прекрасна в экстазе, сексуальнее, чем я мечтал все эти годы. — Он опускает лицо к моей груди, вновь охватывая губами сосок, затем медленно спускается ниже.

— Ох! — протяжно стонут женщины, в то время как мужчины срываются в гортанные рыки.

Ладони Шона прижимаются к задней части моих бедер, а его рот касается моей пульсирующей киски.

Я изгибаюсь и судорожно вдыхаю, едва не отворачиваясь от зрителей, но останавливаю себя.

Пусть запомнят. Пусть мечтают.

Я принадлежу только Шону.

Его язык скользит по моему клитору, а большой палец нежно дразнит внешнюю сторону моего входа.

У меня перехватывает дыхание. Он действует быстрее, и из груди вырывается стон. Всё тело горит, и подо мной уже влажно от желания.

Шум толпы становится громче, и все глаза обращены на меня, как будто они могут заглянуть мне в душу.

Он продолжает дразнить меня, посасывая, толкаясь внутрь меня, но при этом держа меня на грани.

Я хватаюсь за его волосы, притягивая его ближе, и, глядя в толпу, шепчу:

— Пожалуйста...

Он не даёт мне кончить. Терзает до предела, пока тело не поддаётся новой, незнакомой волне.

Адреналин накрывает меня, снова и снова, пока я почти не теряю сознание. Я кончаю на него, окуная его рот и подбородок в свой оргазм, крича:

— Шон!

Мужчины хором стонут «Блять» так громко, что мне интересно, действительно ли я это слышала или выдумала.

Женщины вторят им, сливаясь в звуках.

Шон слизывает каждую каплю, его собственный стон отдается вибрацией в моей киске.

Эйфория не прекращается, и я больше не вижу толпу. Только белый свет с размытыми пятнами мерцающего пламени, разгорающегося все ярче, и чувственными звуками, становящимися громче.

Он сосет меня сильнее, мои бедра извиваются.

Последний оргазм обрушивается на меня, и я слабо всхлипываю, едва держась, выброс адреналина замедляется. Мое сердце бьется быстрее, чем когда-либо прежде. Я ерзаю и, наконец, признаю:

— Я больше не могу... — выдыхаю я.

Шон поднимается, накрывая меня своим телом. Он поворачивает мою голову обратно к себе и скользит губами по моим, поглощая меня вкусом моего удовольствия на своем языке. Затем он прижимается своим лбом к моему. Слегла задыхаясь он проговаривает:

— Теперь ты готова для меня. И есть только ты и я, моя маленькая очаровательная душа.

— Д-да, — я едва могу выговорить это слово.

Он вводит в меня свой член одним мощным толчком.

— Шон! — вскрикиваю я, обвивая его руками.

Он отвечает поцелуями, двигаясь медленно, доводя мое желание до грани безумия. Его зеленые глаза пристально изучают меня, ловят каждую мою реакцию.

— Слава богу, я не знал этого раньше, — шепчет он.

— Ч-что? — спрашиваю я, задыхаясь, пока он ускоряется.

Он сжимает челюсть, проводит большим пальцем по моей скуле, его дыхание обжигает.

— О, боже! — вырывается из меня, и новая волна адреналина, другая, но столь же сладостная, как и прежде, заполняет каждую клетку.

— Вот она, моя маленькая вредина. Подразни мой член еще немного, — хрипит он.

— Я... Ох, черт! — вскрикиваю я, закрывая глаза. Белизна заглушает все. Все, что я могу сделать, это извиваться под Шоном, сжимая его крепче.

Шон не останавливается. Тела сливаются в ритме, который подхватывают крики толпы.

— Господи Иисусе, Зара, — прорычал он, прижимая мою ногу к груди и толкаясь ещё сильнее.

— Шон!

— Маленькая вредина, — выдыхает он, и его член становится тверже, а затем наполняет меня своей теплотой.

Во мне взрывается еще одна вспышка оргазма. Я едва остаюсь в сознаний, слишком измученная натиском всего, чего я всегда хотела, но никогда не думала, что смогу получить.

Он падает на меня. Его прерывистое дыхание щекочет мне ухо. Его грудь прижимается к моей.

Постепенно реальность возвращается, когда ночь переходит в ранний рассвет.

Пение превращается в низкий гул.

Шон поднимает голову, смотрит на меня.

Я улыбаюсь ему.

Он улыбается в ответ, целует нежно и сладко. Когда он отстраняется, не сводя с меня взгляда, заявляет:

— Моя.

— Твоя, — шепчу я.

Удовлетворение наполняет его выражение. Он снова целует меня, и я теряюсь в этом мужчине по имени Шон О'Мэлли.

Резкий шум аплодисментов возвращает нас в момент. Шон поворачивает голову. Я тоже.

Толпа взрывается восторгом. Кровать окружает овация. Мы вздрагиваем от резкости этого звука.

Валентина подходит к кровати. Выражение ее лица совпадает с одобрительными овациями толпы. Она протягивает два халата: розовый и чёрный. Она объявляет: