— В этом зале сегодня собрался, так сказать, весь магический цвет нашего дружного сада, кхе-кхе…

— С тебя поход к Сашке.

— Так нечестно, ты заранее знал, что ректор про магический цвет скажет.

— Разумеется, знал. Он каждый год эту фразочку вворачивает. Так что нечего было со мной спорить!

— Я не спорил, а просто удивился такому бредовому словосочетанию.

— Усомнился, и тем самым дал повод для пари.

— Проходимец! В следующий раз напомни, чтобы я с тобой в азартные игры не играл.

— Да тише вы! — шикнули на нас с Минделем откуда-то из задних рядов, и мы сочли за лучшее примолкнуть.

Первое сентября наступило неожиданно. Все казалось, что до этой даты еще несколько дней как минимум, а потом уже послезавтра, завтра… а вот и оно.

Признаться, мне не терпелось приступить к учебе. Даже сам от себя такого рвения не ожидал, а вот поди ж ты. Да и хотелось голову чем-нибудь другим загрузить. Потому что меня бессовестным образом атаковали дамы, видимо, решив записать в свои штатные психоаналитики. Карп Матвеевич несмотря на то, что, по его словам, был вполне благосклонно воспринят Машей, был сильно занят по работе, поэтому не мог удалять Васильковой столько внимания, сколько ей требовалось, и она пыталась компенсировать это общением со мной. Князь Асатиани же, несмотря на явное расположение к мачехе, пугал Глафиру своей активностью, и она то и дело просила у меня совета… Впрочем, кого я обманываю? Она под любым предлогом рассказывала о том, как они проводят время с Леваном в надежде на то, что я одобрю её выбор и в сотый раз подтвержу, что не вижу никаких препятствий для их встреч.

Так что мне приходилось вертеться ужом, чтобы не рассориться ни с одной из них, хотя временами накатывало желание рявкнуть и потребовать начать думать собственной головушкой, а меня под это дело не припрягать. Я вам не дамский угодник. И не друг закадычный. Просто знакомый. Зна-ко-мый! И то, что мы с одной дамочкой вместе избавлялись от трупа, а с другой прожили изрядный кусок жизни под одной крышей, не означало ровным счетом ничего. По крайней мере для меня. Вот только они сами так не считали.

Дело с расследованием заговора, как я понимал из редких оговорок деда, продолжалось. Но пока особых результатов не приносило. Или же меня не считали нужным в них посвящать, что тоже было вполне объяснимо. Да и я особо не рвался их узнавать. Захотят — сами скажут, а мавр свое дело сделал и удалился.

Из-за большой загруженности Давыдова и Игоря Семеновича про наш маленький клуб исследователей Иных и вовсе не вспоминали. Возможно, оно и к лучшему. Всё-таки изначально это была моя любимая тема, и мне хотелось вдоволь покопаться в ней самому, прежде чем обмениваться с коллегами результатами своих изысканий.

Ну и Изюмов. Вообще полная тишина. Не проявлял себя никак. Из чего я сделал вывод, что не ошибся, предположив, что он успел благополучно переселиться в очередного бастарда. Ноября Косыгина, как только с его телом закончили проводить следственные действия, отпели. Мать его, кстати, волей деда, на отпевание привезли. В церковь она зашла сама в сопровождение двух сопровождающих, из церкви выйти смогла с трудом, да так бы и рухнула на ступеньках, если бы те же сопровождающие ее не подхватили. Пока жива, в тюремной больничке отлеживается, но… в общем, предельно грустная история. Николай Алексеевич — редкостный мерзавец. Вот зачем он убедил свою бывшую любовницу напасть на меня? Его ведь, по сути, любой из двух вариантов устраивал. Убьет она меня — Изюмов отомщен. Я отбился, и дамочка загремела на нары — Изюмов опять же отомщен.

Филин дневал и ночевал в общаге некромантов, успел повидать многое из того, что грозило бы детишкам большим ата-та, прознай про то полиция и преподаватели, но… пока его деятельность особых результатов не возымела. Он проверил уже всех из того списка, что я ему набросал, но…

«Папаша, пойми, они в какой-то момент все для меня начинают одинаковыми казаться, — пытался объяснить мне конструкт пару дней назад. — От них фонит смертью».

«А можешь среди них всех найти того, кто вообще никак не фонит?» — спросил я, памятуя о артефакте сокрытия, который использовал Ноябрь при нападении на меня.

Ведь если вдруг кто-то из них обладает подобной вещью, да еще и прячет с ее помощью свою силу духа без особых на то причин — это уже серьезная причина крайне пристально присмотреться к такому человеку. А учитывая, что подобные артефакты просто так на улице не купишь, это уже процентов семьдесят успеха и прямая наводка на очередного моего братишку.

«Только если получится каждого застать отдельно от других, — обескураженно сообщил Филин. — А они, считай, постоянно вместе держатся. Даже в торговую зону по одному не ходят».

«Экие дружные ребята! — восхитился я. — Но ты продолжай наблюдение!»

По факту единственное, что как-то помогло скоротать мне время до начала учебы в относительной радости, так это общение с Эрастом. Вот уж никогда подумать не мог, что, находясь в твердом уме, смогу назвать другом некроманта. После князя Изюмова и барона Усольцева они мне все редкостными тварями представлялись. Ан нет. Как оказалось, не стихия портит человека, а человек стихию.

Мы тут с ним как-то сошлись в одном теоретическом споре, так и не прояснив для себя механизм умирания. Что происходит раньше: дух по каким-то своим причинам покидает еще вполне работоспособное тело, или же дух вынужденно отлетает от тела, окончательно исчерпавшего свой ресурс?

— Ты пойми, — горячился Миндель, — вопрос вообще некорректно ставить таким образом, потому что никто и никогда не мог документально засвидетельствовать, что дух в живом теле уже не присутствует. Разве только менталисты были на это способны, но сам знаешь, их деятельность запрещена. Опять же, тело — это тебе не квартира, захотел зашел, захотел гулять отправился. Чтобы разорвать свою связь с телом, духу требуется пережить ужасный стресс, назовем это так. И обычно он происходит в момент, когда тело разрушается и не способно функционировать, то есть умирает.

— Это-то понятно. Но меня чисто теоретически интересует, что вы, некроманты, думаете про возможность оставления духом здорового тела.

— Тогда позволь мне от имени всех некромантов заявить тебе со всей ответственностью, что такого даже теоретически случится не может.

— А если дух чем-то сильно напугать? Устроить ему тот самый стресс?

— И только два варианта тебя ждут. Либо не выдержит тело, тот же инфаркт, к примеру, словит. Либо не выдержит дух, и испытуемый в лучшем случае лишится сознания, в худшем сойдет с ума. Но тела не покинет. Это связь крепка и незыблема! Да сам вспомни, сколько ритуалов у нас завязано на временный призыв духа к его мертвому телу!

Выводы Минделя отчасти подтвердили те выкладки, к которым я пришел самостоятельно. Ну и слегка успокоили. Николай Алексеевич не сможет прыгать блохой от одного бастарда к другому, кроме как лишаясь всякий раз предыдущего тела. Уже проще…

— Ладно, я к своим, — дружески ткнул меня в бок Эраст. — Вечером встречаемся у Сашки, и не вздумай улизнуть, ты мне вчистую продул!

— И в мыслях не было, — хмыкнул я, ответив ему той же любезностью в районе ребер.

Речь старенького ректора выдалась на редкость занудной, хоть и обращался он к залу без бумажки. Видать, заучил все наизусть за те долгие годы, что возглавлял центральный филиал Государственной магической академии. Но веяло от нее таким нафталином, что чисто физически захотелось выйти и срочно подышать свежим воздухом.

Но нет. Следующей частью программы были встречи стихийников с первого по пятый курс и их преподавателей. Ректор упоминал об этом. Дескать, большая семья смотрит на своих младшеньких братьев и сестер, все друг с другом знакомятся, крайне милая традиция. Я же за этой приторной патокой безошибочно уловил знакомый запах дедовщины. Кто моет аудитории? Первый курс! Кто выезжает на картошку? Первый курс! Кто подметает в парке опавшую листву? Первый курс! А с учетом того, что в записях нашего коменданта я по-прежнему числился единственным воздушником, кто заехал в общежитие к новому учебному году, ситуация выглядела предельно глупой и нелепой. Особенно учитывая мои крайне скромные пока что познания в магии воздуха.