Ба-бах! — грохнул выстрел коменданта.

На груди Ноября расплылось кровавое пятно, но он лишь еще шире улыбнулся, и только после этого грохнулся оземь с тем, чтобы забиться в короткой агонии.

Первым делом я позвонил деду. Он ведь сказал, что сообщения может пропустить, поэтому звонки предпочтительнее? Коротко отчитался ему и выдохнул. Осталось только дождаться приезда силовиков. Что-то слишком часто в последнее время с ними общаюсь, как бы в привычку не вошло, не приведи Всесоздатель! Вот тебе, называется, и «живи тихо, не привлекая внимания». Да я бы с радостью! Вот только не получается, хоть ты тресни. И скажите мне еще раз, что в этом есть хоть капля моей вины.

— У тебя кровь хлещет, — заметил Эраст, с тревогой глядя на мою руку. — Я скорую вызвал. Не нравится мне твоя рана, уж прости. Пусть лекари осмотрят.

— Спасибо, друже! И впрямь глубоко зацепило, — кивнул я, одновременно ощущая, как неприятно подергивает рану, и немеют пальцы на левой руке.

Евстигней подошел к нам, сжимая помповик, его потрясывало.

— Парень что, обкуренный был? — спросил он, в смятении чувств глядя на труп Ноября. — Тебя вон порезал. И сильно…

— Экспертиза покажет, что там с ним не так было, — Миндель мечтательно закатил глаза, и я прямо ощутил настоятельное желание приятеля самому вскрыть тело.

— Я… не ожидал. Но он… с ножом. Палец сам на крючок лег, — Евстигней с трудом сдерживал накатывающую на него истерику, не отводя взгляда от тела Косыгина.

— В первый раз человека убил? — участливо спросил его Эраст.

Комендант кивнул и осторожно положил свой помповик на землю, словно не веря, что только что весьма метко пальнул из него.

Глядя на мучения Евстигнея, я решил поддержать и ободрить его.

— Спасибо тебе огромное! Если бы не ты, этот ненормальный, вполне вероятно, еще сильнее меня бы порезал. А то и убил бы.

— Я его, кстати, знаю, — вдруг заметил Миндель, бесцеремонно разглядывая покойника. — Это же с нашего факультета студент. Некромант, значит. Как же его зовут-то?.. Помню, имя какое-то диковинное. О, точно! Ноябрь! Ноябрь Косыгин. А ты с ним знаком? — повернулся он ко мне.

— Впервые вижу! — честно признался я, поскольку своими глазами действительно смотрел на своего старшего брата впервые, а до этого видел его исключительно с помощью Филина.

— И чего он к тебе привязался? — с недоумением принялся рассуждать Эраст. — Обычный же парень. На занятиях не блистал, хотя дар у него был неплохим, мог бы неплохую карьеру при желании сделать. Но ленился он его развивать просто откровенно. Все контрольные делал просто на отвали, лишь бы только за неуспеваемость не отчислили. Спасался, мне кажется, только за счет хорошей памяти. Что во время лекций запомнит, о том на экзамене и расскажет. Но без огонька. Не люблю таких.

— Почему? — мне стало вдруг интересно.

— Если есть у тебя дар, так развивай его! Не просто так ведь он тебе достался. Изучай, выясняй, где и как ты можешь его применить. А не используй как ярлык на ухе у буренки во время сельхозаукциона: дескать, гляньте, какая я породистая, потому раскошеливайтесь и не спрашивайте, даю я молоко ведрами или стакан нацедите, и довольно с вас.

Я усмехнулся. Что-то в словах Минделя, определенно, было.

— Слушай, а может… может, это он не на тебя, а на меня напасть хотел? — вдруг осенило Эраста. — Я ведь и не скрывал своего отношения к Косыгину. И разок при всей аудитории отчитал, не стесняясь в выражениях, за то, что он в том семестре ни одной исследовательской работы не предоставил. Он вполне мог за это на меня злость затаить. Очень уж тогда над ним одногруппники смеялись. Вот у Ноября, похоже, окончательно чердак и протек, раз он за нож взялся. А ты меня оттолкнул и встал у него на пути, за что и пострадал.

— Скорее всего, ты прав. Этот парень сумасшедший какой-то, — заверил я приятеля, вполне довольный сделанным им выводом, поскольку он отводил от меня всякие подозрения. — Видел, какой у него взгляд был перед тем, как комендант его остановил?

— Видел. Еще и улыбался довольнехонький. Эх, ну почему я еще не патологоанатом! Такая загадка интересная другому для исследования достанется! Так ведь и не выяснят ничего толком. Жуткая несправедливость!

— Потерпи несколько лет, — усмехнулся я. — Станешь ты экспертом. Обязательно станешь.

— А вообще, надо же как вышло-то закручено, — вздохнул он. — Ты спас меня, а Евстигней спас уже нас обоих. Теперь мы его должники.

— А что Евстигней? Посадят… меня, — на коменданта было жалко смотреть. — Я же не охранник, а значит, не имел я права за оружие браться. Хранил его так, на всякий случай. Даже не знаю, что мне в голову стукнуло его прихватить, когда ваши крики услышал.

— Эй, выше нос! — потребовал у него Эраст. — Ты дворянин, и просто так тебя в кутузку никто не отправит. И мы все свидетелями будем, как ты самоотверженно встал на нашу защиту. Да тебя вообще наградить должны за такое! Это ведь легальный ствол? У тебя все разрешения на него есть?

— Есть, конечно же. Я о нем три года мечтал, по всем каталогам высматривал, пока нашел то, что хотел. Как раз успел все справки собрать и комиссию пройти.

— Вот видишь? Всё в порядке. Ты был вооружен, и преступник был вооружен. И времени на раздумья как бы не было. Еще несколько секунд, и мы бы пострадали еще сильнее. Возможно даже фатально. Так что ты всё правильно сделал, и не сомневайся.

— Мама… как я ей скажу? Даже если промолчу, всё равно же узнает. Непременно кто-нибудь донесет. А я не хочу, чтобы она волновалась лишний раз. Ей и так непросто приходится.

Мы с Минделем понимающе переглянулись. Да, когда работаешь с родителем в одной организации, безусловно, сложностей не избежать. Но ничего. Разберутся между собой как-нибудь. А я на всякий случай потом отдельно Игоря Семеновича попрошу, чтобы на Вилюкина не наседали излишне. И это самое малое, что я могу сделать для коменданта.

Повисла недолгая пауза, и я погрузился в размышления, пытаясь по горячим следам проанализировать, что же все-таки произошло, и зачем Изюмову это было нужно. Чего он добивался-то? Допустим, реально хотел мне отомстить за всё сразу: за выход из рода, за то, что столько лет водил его за нос, за то, что сумел отстоять свой дух и спрятал от него Емельяна. Но он ведь прямо обрадовался, когда увидел, что Евстигней вышел с оружием. Забыл даже сделать очередной выпад в мою сторону. Стоял, как безумный и размахивал окровавленным ножом. Неужели он и впрямь хотел, чтобы его подстрелили, не понимаю?..

И тут мне стало дурно, и я предпочел аккуратно усесться на землю, прежде чем меня накроет окончательно, и я свалюсь у всех на глазах. Ведь если Ноябрь мертв, а это непреложный факт, значит, дух Николая Алексеевича свободен! И волен вновь продолжать свои попытки вселиться в сыновей. Ой-ой-ой, как всё плохо-то… Вторая серия фильма ужасов «Кошмар под вязами, или никогда не спи, пока на тебя охотится маньяк». Надо срочно предупредить Глафиру!

Наплевав на поздний час, я позвонил мачехе. Она долго не отвечала, и я успел изрядно перенервничать, пока не услышал сонное «алло».

— Ты еще на богомолье?

— Да, но хотела уже завтра — послезавтра уехать отсюда. А что?

— Ни в коем случае! Долго рассказывать, но дух отца снова ищет себе носителя, и мы с Емельяном опять под ударом.

— А разве Николай Алексеевич не ушел безвозвратно? Ты вроде говорил, что отпевание поможет…

Я едва не застонал, сообразив, что не посвящал мачеху в эпопею с Ноябрем, сыном Октябрины.

— Еще раз: это долгий разговор, и вести его по дальфону не стоит. Просто знай: мы все снова под ударом. Заказывай суточный молебен, да хоть в самой церкви с Емельяном ночуй. Но с территории ни ногой! Всё слишком серьезно.

— Но ты можешь хоть что-нибудь мне объяснить? — в голосе Глафиры прорезались стервозные нотки, которых я в ее исполнении в свой адрес давненько уже не слышал.