И тогда я, подмигнув незаметно Эрасту, возвел на мужичка слегка расфокусированный взгляд.

— О, простите, мадам, я никоим образом не хотел вас обидеть.

— Какая я тебе мадам, ты что, пьян?

Отлично. Еще и с больной головы на здоровую валит. Но мне нужно было доиграть мою маленькую пьесу до конца.

— О, прошу меня великодушно извинить, а где тогда находится та уважаемая леди, которую я невольно обидел своим поведением? Я бы очень хотел попросить у нее прощения. Видите ли, — я интимно понизил голос, — я сегодня куда-то положил свои линзы, и с тех пор не могу их отыскать. Приходится делать вид, будто я всё вижу, а это чрезвычайно затруднительно при моей прогрессирующей миопии в минус девять единиц. Жду — не дождусь, когда врачи одобрят мне операцию по коррекции зрения, а они не торопятся давать на нее разрешение. Поэтому если вас или вашу спутницу смутил мой вид, можете дать мне руку и отвести туда, где я смогу должным образом искупить свою вину.

С этими словами я, всё так же расфокусированно глядя на лицо Максима, принялся хватать рукой воздух, делая вид, будто ищу его руку.

Чувак резво отпрыгнул от меня, видимо, наконец-то сообразив, как будет воспринята подобная мизансцена.

— Простите, — кашлянув, сказал он. — Я, видимо, погорячился, приняв ваш взгляд за направленное внимание в адрес одной дорогой мне особы.

В ответ я ничего не ответил, но улыбнулся своей фирменной улыбкой, от которой обычно Ираида приходила в неистовство.

Максим отошел, бросая на меня через плечо подозрительные взгляды, а Эраст, едва сдерживая рвущийся наружу хохот, тихонько осведомился.

— Может, тебя до общаги довести, болезный? А то ты уже пиво едва мимо рта не пронес.

От жеж глазастый! Даже это заметил!

— Да я уж как-нибудь сам доползу, потихонечку, — смиренно произнес я, продолжая отыгрывать роль, благо Миндель искренне наслаждался тем, как нам удалось обвести вокруг пальца Максима без взаимного урона для репутации. — Вот только закуски доем. Очень уж они вкусные.

Забегая вперед, рассиживаться здесь мы не стали. Хоть конфликт вроде как и был погашен еще до того, как успел разгореться, все равно наличие под боком ревнивца Максима особой радости не доставляло. А я и так узнал уже всё, что собирался. Поэтому мы рассчитались, картинно покинули заведение в формате «зрячий незрячего ведет», а уже на улице принялись хохотать, как только могут это делать два беспечных балбеса.

— Слушай, если хочешь, у меня есть изумительный коктейль. Безалкогольный. Зато это прямо-таки фитнес-смузи и прочие эпитеты. Три литра незамутненного счастья.

— Звучит достойно. А что к коктейлю взять?

— А что тебе по душе. Из еды у меня шаром покати. Я сегодня подъел все запасы дочиста.

— Тогда я, кажется, знаю, что надо брать, — Эраст бросил быстрый взгляд на часы. — Но надо поторопиться, скоро они уже закрываются.

Как выяснилось, Миндель имел в виду шаверму. Мы бодро выбрали два варианта, которые нас устроили: я с солеными огурцами, мой приятель — с халапеньо и корейской морковкой. Хм, я тоже огнеед в некотором смысле, но на мой взгляд, перец и морковь великолепно смотрелись бы где угодно, только не в лаваше с мясом и соусом. Впрочем, у каждого свои причуды.

Терпеть до общаги не стали, сожрали всё по дороге, порадовавшись, что нас снабдили изрядным количеством салфеток: шаверма протекала и протекала серьезно. Соуса ребята не пожалели, а лично я не пожалел, что соуса было так много. Чесночно-майонезный, он вызывал во мне совершенно первобытное желание вцепиться зубами в сверток из лаваша и кусать, рвать, жрать. Я уже не помню, когда последний раз лакомился чем-то подобным. В Ипатьевске шавермы по понятным причинам не было, там предлагали шаурму, но меня обычно слишком быстро увозили после школы в поместье, чтобы я успевал сбегать к заветному ларьку и побаловать себя уличной едой.

— Кстати, отец уже на месте, — сообщил мне Миндель в промежутках между раундами борьбы с шавермой. — Еще раз просил тебя поблагодарить.

— Было бы за что. Он выглядит вполне здравомыслящим человеком. Так что пусть дальше сами с моей мачехой разбираются. Если сойдутся, совет им и любовь.

— А ты действительно не хочешь, чтобы твой младший брат стал некромантом? — как-то неожиданно серьезно спросил Эраст.

— Что значит, хочу или не хочу? Какой дар выявится со временем, к чему душа будет лежать, тем пусть и занимается. Просто я… не знаю, как сказать. Выборка у меня была ограниченная, сам понимаешь. И по ней получалось, что маленькому ребенку придется в рамках практики делать вещи, глубоко противные его натуре. Я, как тебе известно, взбунтовался. Вернее, — спохватился я, решив придерживаться исходной легенды, — взбунтовался мой организм. И я смог отстоять свое право не заниматься тем, что меня попросту вымораживает. Соответственно, я предполагал, что, если Емельян окажется некромантом, ему придется пройти по тем же граблям. Ну и старался уберечь брата от подобной дряни. Но… если ты говоришь, что твой отец учит совершенно иначе и другому…

— Ну, в какой-то момент он и это покажет. Просто, чтоб было общее представление о возможностях работы с нашей стихией. Но это явно случится не в четыре года. И не в десять. Если правильно помню, с последними тонкостями подобного плана князь познакомил меня лет в пятнадцать. И то я долго его упрашивал об этом.

— Тебе понравилось лишать жизни безвинных зверей? — не без подколки спросил я.

— Нет. Но не забывай: я в душе своей циничный патологоанатом, — хмыкнул Миндель. — Для меня это был интересный опыт. Но нет, никакого противоестественного удовольствия от процесса я не получил, да и не намеревался. Птицу не мучил, лишил ее жизни быстро и безболезненно, ну а дальше уже изучал возможности, которые предоставляет жертвенная кровь. Выяснил, кстати, что своей пользоваться куда проще.

— Не боишься сократить себе срок жизни? Вроде же известная страшилка.

— Я естествоиспытатель! И если пока все мои эксперименты говорят о том, что жизненная энергия после подобных опытов уменьшается в количестве, близком к незначительному, вроде пореза пальца, и в целом этим можно пренебречь — значит, так оно, скорее всего, и есть. Отец мои выкладки не подтверждает, но и не опровергает. И да, сам, кстати, тоже предпочитает обходиться без заморочек с жертвами, что косвенно, опять же, подтверждает мою правоту!

Так, болтая о всяком разном, мы дошли до моей общаги.

«Папаша, — вдруг дал знать о себе Филин. — Не понимаю я что-то. Вроде и ровненько, а неправильно».

«Расшифруй!» — потребовал я, немедленно напрягшись.

«Показалось, будто Ноября почувствовал. Совсем рядом. Но только ринулся в ту сторону, как ощущение пропало. Но я тебе клянусь: вот не мог я ошибиться!»

«Метнись по окрестностям, малой, глянь, кто тут поблизости ошивается».

«Будет сделано, папаша!»

Делая вид, будто беседа на свежем воздухе меня пока устраивает больше, чем посиделки в моей комнате, я задал Эрасту вопрос, как он отнесся к отцу, когда впервые его увидел.

— Как? Да перепугался, если честно. Вошел в комнату огромный дядька, подхватил меня подмышки и чуть ли не к потолку вскинул. Да я просто чудом каким-то себе штанцы в тот момент не испортил, вот до сих пор радуюсь, что сберег меня Всесоздатель от такого позора. А когда он чуть позже сказал, что я его сын, я едва сознания не лишился. Решил почему-то, что он меня непременно от матери заберет. Ей, конечно, это приятно было. Тут же принялась на отца наезжать, что он ничего в детях не понимает, и наше последующее общение будет происходить только под ее плотным контролем. Ему деваться было некуда, пришлось пообещать. Он после этого долго меня приручал, чтоб я его не боялся и доверял ему, как себе. Ну что ты хочешь? Князь тогда еще сам молодой был. Моложе даже, чем я сейчас. Откуда ему было такие тонкости знать? Я ведь у него первенец, хоть и внебрачный.

— Добрая история, — вздохнул я с улыбкой. — Ну что, идем пить безалкогольный коктейль?